принимайте таблетки, не ленитесь. Он закупал их тоннами и, как оказалось, при этом преследовал шкурный интерес. Что он делал: приписывал нули на чеках, которые сдавал в бухгалтерию и от этого имел приличный навар. Ну, это уже потом выяснилось. Когда стали начальство шерстить. Да, интересный был тип: ветеран войны, вся грудь в орденских планках. Восемнадцать лет по заграницам, казалось бы, чего не хватало? И вот тебе на: отпетый мошенник. Я с ним первое время часто мотался за лекарствами в Лагос. Едем в машине скорой помощи, а он все молчком-молчком. Невзрачный такой с виду был, ну прямо божий одуванчик. Больных не особенно жаловал, всем прописывал витамины. Помню, как-то разговорились в пути о гороскопах (я тогда ими увлекался: купил все знаки зодиака на весь год и все читал, читал...), так он мне всю душу вымотал: все интересовался своим будущим. Ну, я ему перевел, конечно - все же, доктор. А будущее-то у него оказалось неважнецким. Короче, замели его с его приписками, арестовали, и под конвоем в Москву. И прямо с самолета - в КПЗ Лефортово. Так он и там умудрился отчебучить: как узнал, что его дело швах, взял да и прямо в камере отравился. Чтобы избежать конфискации. В результате, дело закрыли, и все награбленное досталось семье. Так и вижу, как он с задумчивым видом размешивает яд в стакане...
А малярию я прихватил уже ближе к зиме. Целых полгода продержался, можно сказать, рекорд поставил среди наших. Первое время очень боялся, а потом привык и думать перестал. Наверно это и помогло. Но, все-таки, добралась и до меня. Помню, после приступа лежал в палате и не мог понять, что тяжелее: то ли сама болезнь, то ли противомалярийный укол, который мне вкатили в первый день. Лихорадка спала, но слабость была такая, что ни рукой, ни ногой. А потом вкатили пару кубиков кофеина и жить стало веселее...Через пару дней встал и, держась за стенку, пошел в туалет. Живучий, черт!
Интересную историю я услышал там, пока лежал... К вечеру второго дня в палату привели паренька с травмой: ему чуть не оторвало два пальца на руке, мизинец и безымянный. Не помню уж, как это произошло. Он все расхаживал по комнате, держа руку на весу и время от времени страдальчески кривясь от боли. Потом, чтобы как-то забыться, рассказал историю, да так рассказал, что мне даже завидно стало. А история — вот какая. Я, говорит, однажды видел, как человек под трамвай попал. Ноги ему отрезало вот по сюда (он показал выше колен). Мы тогда с ребятами дорогу ремонтировали в городе. Иду я на обед прямо по трамвайной линии и все время оглядываюсь, не подойдет ли трамвай. Смотрю, у самой линии стоит мужик. Помню, было на нем серое пальтишко и брюки синие: вроде, как милицейские. Ну, я прошел мимо, иду себе дальше, вдруг, слышу, сзади трамвай. Оглядываюсь и глазам своим не верю. Трамвай несется на огромной скорости, а этот тип, вдруг, ныряет прямо под колеса. Переехало его обоими вагонами. Ну, потом трамвай остановился, люди из него повыскакивали. И я подбежал. Какой-то мужик из трамвая сразу к нему кинулся и, помню, стал брюки снимать. А он лежит, молчит и только рот разевает. Помню, тот брюки снял и стал нажимать на живот внизу: видно хотел кровь остановить. А кровь так и хлещет, и, помню, член у него стоит, весь аж синий. Бабы подходят, плюются и отворачиваются. А он все молчит. Ну, потом позвонили, вызвали «скорую», стали его туда грузить. На носилки положили, а ноги-то отрезанные на жилах висят. Так они их ему на грудь забросили, прямо на плечи. Так и увезли...
....
И вот я снова возвращаюсь в эту клоаку, этот отстойник европейской цивилизации....
Помню, как нервно мерял шагами пространство зала на втором этаже аэропорта в ожидании объявления о посадке. Позади проводы, хлопоты последних дней, последние сомнения. Все: жребий брошен, назад пути нет. Услышав объявление о посадке на мой рейс, подошел к буфетной стойке, неожиданно для себя заказал двести граммов водки, хлопнул стакан, не закусывая и не спеша, твердым шагом направился по длинному крытому спуску к автобусу, провожаемый угрюмыми взглядами охранников.
....После отпуска моя жизнь на стройке пошла по-другому. Теперь я здесь считался старожилом. Я стал «своим».
«Я снова здесь, все в том же склепе», написал я в день приезда. «А вокруг — все то же и все те же. Два месяца отпуска, а как будто и не было их. Все в моей жизни куда-то падает, валится в бездну, и я не в силах ничего удержать. Как в поезде, и все родное, близкое мимо: безжалостно, неумолимо”.
Первые дни я оставался не у дел. Был, как говорится, «на подхвате»: то одному что-то надо, то другому. Потом, вдруг, узнаю: отправляют на трассу. Вот, тебе, и на! Приехал, называется. Да что я — какой-нибудь там студентик иняза, чтобы жить в вагончике без элементарных удобств, как какой-нибудь работяга. Поначалу даже обиделся: уж больно это было похоже на ссылку. Откровенно говоря, ехать в глушь совсем «не прельщало»: рядом с начальством и сам себя вроде как начальником чувствуешь. С другой стороны, поразмыслив, рашил: а почему бы нет? Чем дальше от боссов, тем спокойнее: меньше риска напороться на начальственное хамство. Да и ответственности никакой. Со спецами я, в общем-то, ладил, вернее, умел под них подлаживаться. Это мерзкое свойство в себе я открыл здесь, в Нигерии. Раньше думал, что мне просто на людей везет.
Т., по которой я так скучал в Союзе, ко мне явно охладела. Но не сразу. Поначалу она меня очень даже «привечала». Видимо, ей льстило мое завидное постоянство. В офисе она частенько одаривала меня очаровательными улыбками, мягко подтрунивала над моими неуклюжими изъявлениями чувства, пару раз даже пригласила к себе на чай (она жила одна). Большую часть времени мы проводили в душеспасительных беседах. Видя, что меня буквально распирает от желания, она напоминала мне о моем долге мужа и отца, потом сдавалась под напором ласк и открывала грудь для поцелуев. Но дальше — ни-ни.
- К тебе же жена едет, - напоминала она мне всякий раз, когда я не в меру увлекался. - Не растрачивай себя понапрасну.
Действительно, мы с Л. решили, что она приедет сразу же, как только оформит документы. Я ее и ждал, и не ждал. С женой здесь была житуха хоть куда. Семейным давали отдельные квартиры, в которых можно было забыть о «коллективе» и столовской жратве. И вообще, женатый спец внушал начальству больше доверия. Если и пили, то втихаря у себя на виллах, и не болтались по площадке в поисках приключений. Витек уже несколько месяцев жил так, да и все мои московские приятели тоже выписали себе жен (некоторые приехали с детьми) и жили отдельно. С другой стороны, везти сюда четырехлетнего сына было очень рискованно (так мне казалось), а расставаться с ним не хотела Л. Вот и получалось, что в душе я ее не очень ждал, хотя и регулярно ездил встречать по пятницам в аэропорт.
....
По случаю моего приезда, наши девочки устроили у Т. небольшой сабантуйчик. Узнали где-то про мой недавно прошедший день рождения и решили отметить, а заодно и благополучное возвращение в Африку. У меня на этот случай была бутылка шампанского (водку мы с Витьком выжрали в первый день). Пришли Марина и Светлана и еще пара девиц из гендирекции. Получился настоящий девичник. Быстренько сварганили салат из тропических фруктов (бананы, ананас, манго, в апельсиновом соке), разлили шампанское по стаканам, выпили. Ну и, как водится, началось перемывание косточек всех и вся. А поговорить было о чем. За мое отсутствие здесь многое изменилось. Приехавшая комиссия во всю шерстила Дирекцию. Тучи нависли над самим шефом. Тот оказывается столько на себя и свою «челядь» денег истратил, что хватило бы на оплату всех спецов. Снимал за огромные деньги виллы, устраивал грандиозные пиршества (чему я и сам был свидетелем). В общем, полное разложение. Ну, поговорили, потолкли воду в ступе, да и по домам стали собираться. «Скоро фильм начнется, да и ужин стряпать надо». На самом деле все прекрасно видели, как не терпится мне остаться наедине с Т. Допили свои стаканы с шампанским, да и разошлись по своим «каютам». Я тоже было засуетился, но Т. меня благосклонно задержала — «на чашку чая»: мы теперь жили в новом, только что отстроенном японском доме-гостинице. После наших бараков это был настоящий кайф. Здесь было все: и современный бесшумный кондишн, и холодильник, и минидуш, и газовая колонка на кухне, и всякие там столики, полочки и отличные кровати. А самое удивительное, что возвели эти три блока всего три японца: все от начала, до последнего шурупа. И всего за каких-то там три месяца. Как это им удалось, просто не укладывалось в голове. Но, то ж японцы! Какие у них бульдозеры - просто звери! И хотя слышимость была такая, что все знали, кто с кем спит, радости нашей не было конца
.
Некоторое время мы просто сидели за столом, ведя салонный разговор, потом я подсел к ней поближе и, обняв за плечи, стал подбираться к ее прелестям. Главное было — не спугнуть, довести ее до нужной «кондиции». Пришлось пустить в ход все свое красноречие. Я без умолку нес какую-то чепуху, умильно заглядывая ей в глаза и беспрестанно отпуская комплименты (которые я делал вполне искренно: ведь я и сам в них верил), при этом мои руки, как бы невзначай, оказывались то у нее на талии, то на ягодицах, то на груди. В общем, вел себя, как бес: совращал, как мог. Т. вяло сопротивлялась, постепенно впадая в состояние блаженной летаргии и позволяя мне все больше и больше. Страсть моя разгоралась и вот, наконец, я завладел ее ртом и наши губы, как говорится, «слились в страстном поцелуе». Оторвавшись от Т., я встал, решительно закрыл входную дверь и погасил верхний свет. Из магнитофона доносились приглушенные постанывания Донны Саммер (которую им всем открыл я). Опустившись перед Т. на колени, я расстегнул ей блузку и, привычным жестом стянув с груди бюстгальтер, принялся целовать ее вздернутые, набрякшие желанием соски. Было видно, что ей хорошо со мной, она запустила руки мне в волосы, ероша шевелюру и пытаясь оттолкнуть от себя мою наглую морду, но я действовал напористо. Задрав ей юбку, я стал целовать ее смуглые, блестящие от загара ляжки, пытаясь раздвинуть ей ноги пошире и приникнуть своим мурлом в ее святая святых. Она, не переставая, отговаривала меня, умоляла не делать «этого», но когда я уперся носом в ее лобок, руки ее бессильно повисли и она перестала сопротивляться. Я попытался стянуть с нее трусики, но сделать это на стуле было трудно и тогда, вскочив на ноги, я сгреб ее в охапку и понес к кровати. Там мы долго молча возились. Видя, что мне все удается, я вдруг занервничал, засомневавшись в своих возможностях после столь длительного поста. Навалившись на нее всем телом, я стал лихорадочно тыкаться членом, ища заветную щель. Что-то у меня не очень получалось, что-то мне мешало, а Т. подозрительно молчала, ничем мне не помогая. Я чувствовал, что силы уходят и что времени на передышку она мне не даст, надо было что-то срочно предпринимать. Подложив руки под ее ягодицы, я что есть силы втискивал свой ослабевший член в ее влагалище, пока он, наконец, не проник внутрь, вызвав у Т. сдавленный крик. Но мне было не до нее. Я работал, стремясь восстановить «форму» с помощью быстрых движений и действительно, через пару минут, член мой снова «окреп». Т. лежала
