Медведь Пилли

было ступить на новый путь. Они помедлили и ступили. И пошли: серебристый Медведь Пилли посередине. Слева – Чёрный Жеребец Буонарриканти, справа – светло-коричневый, почти песочно-бежевый Верблюд Пегас Юдо-Блюдо, бывшая безымянная лошадь.
Шли они себе, да шли. И того не знали, что оставили позади себя в начале Угодья. А оставили вот что.
Пока смотрели Аррик и Пегас на Гуся Лапчатого, нечаянно переступили прямо по белому полю, и – посадили следы!
На глазах у белокожего Синеокого Лягушонка из следов выросли восемь вороных жеребят с белой гривой и восемь бежевых верблюжат. Синеокий Лягушонок вздохнул, наблюдая за тем, как они растут:
– Ну, вот. И что теперь делать? Кто, извините, их будет воспитывать? Опять я, да?

Сказка девятая

ДВОРНИК С ГОЛУБЯМИ

По обе стороны утоптанной дороги, которая поворачивала то налево, то направо, а то устремлялась ненадолго вперёд, к востоку, сидели, стояли, лежали разные-преразные деревья.
Ты, конечно, много знаешь деревьев, юный мой слушатель, но здесь, в этом Предзимнем Бору, водились такие, о которых не слышал ни один ботаник – то есть, человек, изучающий всевозможные растения.
Спрашиваешь, какие именно? Ну, например… кристопорус литвяный. Или рентона крутящаяся. Или вот, пожалуй, желовика сиповая… А! Ещё врепан, елока…
Что? Какие они с виду? Красивые. Смешные. Грустные. Ворчливые… Как хочешь, так и придумывай себе их вид, попробуешь? Отлично!
Идут-бредут, значит, по Предзимнему Бору Медведь Пилли, Аррик и Пегас, с любопытством оглядываются. Совсем не похож Предзимний Бор на Живой Лес! Круглый год здесь вечная пора увядания и первых снегов.
Первый снег лежал на листьях, уповая на везенье, неподвижность и прощенье ветра с северного края. Снег лежит себе, не зная, что вот-вот проснётся солнце, что листочек встрепенётся и смахнёт снежок на землю. Снег растает, прослезившись. Капля лист к себе поманит. Но, увы, листок повянет, снегом талым не напившись. Ночью снег второй повалит, утром – третий, днём – четвёртый. Будет он пушистый, гордый, ураган ему не страшен, так тяжёл он, так прекрасен!
Только стает снежок – глядишь, ан снова с неба белокрупье посыпалось… а то и закружилось… И в сердцевине каждого листочка с утра – холодная снежная пенка, искрящаяся на солнце…
Тебе, правда, понравился этот лес? Я очень рад!..
Но побродить в нём тебе удастся нескоро. Только когда ты переделаешь все дела, сыграешь все игры, съешь всё, что положила тебе мама в тарелку, когда ты почистишь зубки и нырнёшь в постель.
А пока просто – предчувствуй. Ведь в предчувствии своя незабываемая радость.
Итак, наши герои шли по дороге Предзимнего Бора и то и дело оглядывались по сторонам, любуясь кристопорусом литвяным, рентоной крутящейся, желовикой сиповой, врепаном, елокой и многими другими растениями, которые ещё предстоит увидеть, открыть и назвать.
И тут издали послышались странные звуки и чей-то низкий добрый голос. Кто бы это мог быть? Что там такое происходит? Надо  скорей узнать! Вдруг за поворотом их ожидает Серебряный Пятирог?
Они поторопились проскакать, пробежать расстояние до странных звуков и голоса, увидели их причину и остолбенели. Посредине дороги мёл опадавшую листву человек. А на нём, на метле и вокруг сидели и перепархивали голуби разных пород и окраса. Голуби совсем не мешали человеку, а, наоборот, помогали.
Они подлетали к упавшему на дороге листику, брали в ключ черенок и уносили в лес. Никто не видел, что происходило с листиками: то ли их сажали в землю, и они вырастали в новые деревья, то ли пополняли собой огромный лиственный холм…
– Ух, ты! – удивился Дворник. – Как это вы тут оказались? Ищете что?
– Мы из Живого Леса, – ответил за всех Медведь Пилли, заворожено следя за трудолюбивыми голубями. – Вернее, я из Живого Леса, Верблюд – из деревни, а Чёрный Жеребец – из Чёрного Замка.
– Вон как оно… – понимающе кивнул человек. – Вместе, значит, втроём путешествуете… Ищете что?
– Ищем! – сунулся вперёд Верблюд Пегас Юдо-Блюдо. – Я лично ищу, чтоб меня в молодую лошадь обратно обратили, и кличку красивую придумали, а то я теперь, хоть и молодая, зато верблюд какой-то! Очень, знаете, мешает миропознанию… и вообще – познанию самого себя.
– Загнул-то как! – миролюбиво крякнул человек. – Мудрёный ты верблюд… э-э… бывшая лошадь.
Польщённый Пегас вздёрнул голову. На Аррика покосился: усвоил он, как о его спутнице чужие люди отзываются? Аррик ушами шевельнул, а сам не шелохнулся.
Медведь Пилли, на которого уселись три белых голубя, сказал:
– Мы ищем Серебряного Пятирога. Вы знаете, куда идти?
Человек шаркнул по дороге метлой, и листья взметнулись вверх, рассыпая вокруг себя прикорнувший на них снежок.
– Зачем же вам Серебряный Пятирог? – полюбопытствовал он.
Несколько голубей с листьями в клювах устроились на спинах Аррика и Пегаса, разглядывая непонятных, невиданных в Предзимне Бору волшебных животных.
… Не хихикай. Они и вправду волшебные. Где ты видел, чтоб мишка в любое существо и даже в радугу превращался, конь думал, а верблюд разговаривал и мучился от того, что он – не лошадь?.. То-то.
Медведь Пилли ответил Дворнику:
– Мы вовсе не из любопытства, честное слово! Нам надо его предупредить о Злом Охотнике.
– А что такое со Злым Охотником? – насторожился Дворник.
Голуби тоже замерли, а потом вдруг яростно захлопали крыльями, взметнув сотни и сотни пожухлых листьев.
– Он собрался превратить Серебряного Пятирога в игрушку для Короля Эверарда! – выпалил Медведь Пилли.
Дворник озабоченно покачал головой.
– Нехорошо это он задумал. Право слово, нехорошо… – огорчился Дворник. – Тогда вам, конечно, пора в путь.
И отправил их, благословив. А голуби до самого выхода из Предзимнего Бора провожали, роняли на дорогу красные и жёлтые листья с пенкой снега в сердцевинке…
Между прочим, Верблюд Пегас не удержался, попробовал один листик со снежком. И, представляешь, что? Листик оказался очень-очень вкусным!
Конечно, ты удивляешься, как много еды в Просторах Зимней Радуги. Куда ни ступи – всюду еда! А в Пустыне Пронзительных Ветров голым-голо, пустым-пусто. Ну, это просто объясняется. Один мир – для живых душой, а второй – для мёртвых. Тогда всё сходится: в Просторах – изобилие, в пустыне… да, правильно. Ни-че-го.
Хотя, помнишь: и там есть прекрасный мир, где Серебряный Пятирог являет себя во всей своей красе, во всём своём могуществе.
Долго шли по Предзимнему Бору Медведь Пилли, Аррик и Пегас. Казалось, лесная дорога не кончится никогда. Зато вокруг была такая красота, такая тишина, что Верблюду Пегасу невольно хотелось петь.
Он отстал немного от своих спутников, чтобы они его не услышали и не посмеялись над ним, и едва слышно запел строчки, которые появлялись в нём с каждым его неторопливым шагом:

– А вокруг, а вокруг –
Красота, чистота,
И в лесу – густота тишины...
Золотистость берёз,
Серебристость дождей,
Пересвист, перелив, ветровей.

Я на облаке струй
Посижу, посмотрю,
Проскачу, как мистраль, на коне!
По горе с облаков
Я спущусь налегке
В пересвист, в перелив, в ветровей...

А у осени цвет
Жарко-жёлт, жарко-ал,
Свежебел от прохлады озёр...
Разведу я костёр,
Надышусь я душой
И наслушаюсь шелестов в ночь...

В междулесье лежит
Одеяло листвы,
А в сосновом бору – хвойный плед.
По тропинке иду,
Солнце бродит в бору,
Пересвист, перестук, ветровей...

Бывшая лошадь глубоко вздохнула, подхватила верблюжьими губами красный листик со снежком и прибавила шаг. Догнала попутчиков, а те вдруг воззрились на неё и говорят:
– Пегас, а, Пегас, не слыхивал ли ты чудесную песню, которая звучала в кронах деревьев?
Верблюд обеспокоился: ну, всё, засмеют!
– Ничего не слыхал! – упёрся он.
– Жаль, – искренне пожалел Медведь Пилли.
– Почему это? – оторопел Верблюд.
– Потому что! – откликнулся Аррик. – Хорошо звучала песня. Уютно. Именно про это место. Мне бы хотелось, чтобы она иногда звучала во мне. Как воспоминание о предзимнем крае, где я свободен.
Если б Юдо-Блюдо родился человеком, то кожа бы его запылала от смущения. А так он только фыркнул и от того же смущения плюнул вперёд особенно далеко. От чего смутился ещё больше. Вот ведь верблюжья натура! Фу.
И вот они на опушке Предзимнего Бора. Перед ними расстилалась долина в снегу, окружённая высокими горами. А посередине долины возвышалось странное сооружение, покрытое снегом, будто покрывалом. Оно не имело постоянной формы и всё время менялось. То оно было кубом, то пирамидой, то цилиндром, то конусом, то параллелепипедом, то пятиугольником, то бруском, то шаром, а то и вообще непонятно какой фигурой.
– Это что? – пролепетал Верблюд Пегас Юдо-Блюдо.
– Не знаю, – признался Медведь Пилли.
– Никогда не видел, – признался Чёрный Жеребец Аррик.
Что-то зашаркало позади них, и, вздрогнув, они обернулись. Оказалось, что это Дворник метёт своей метлой листья, а голуби помогают ему, унося по листочку в лес.
– Что это? – спросил его Медведь Пилли, и Дворник, не прекращая своей работы, ответил:
– А это и есть Гробница. В ней спит Сонная Госпожа… Король Эверард зовёт её Сонливой Барыней, но не слушайте его: слова его злы.
– Никогда о такой не слышал, – признал озадаченно Медведь Пилли.
– И я, – сказал Аррик.
– И я, – сказал Пегас.
– Конечно, не слышали! – уверенно кивнул Дворник. – О ней вообще никто не знает. Она как уснула – и все про неё забыли.
Медведь, Жеребец и Верблюд непонимающе переглянулись. И рассказал им Дворник Предзимнего Бора (а с ним и я тебе расскажу) историю Сонной Госпожи.
Давным-давно, так давно, что и подумать страшно, потому что нет у этого «давно» начала, в Срединном Царстве властвовало три времени года – поздняя весна, лето и ранняя осень. Меж Иным Несказочным Миром и Срединным Царством граница была тонкая, различимая, и жители обоих миров по своему желанию переходили то в один из них, то в другой, и учились друг у друга разным прекрасным вещам: строить, петь, творить, терпеть, радоваться, трудиться, любить…
И наступил момент, когда оба мира переполнились их обоюдными мыслями, чувствами и опытом и возникла новая страна.
И родилась она не справа – слева – снизу, а… на-вер-ху. Там, где небо. В ней, малыш, было самое лучшее и прекрасное, что только может быть!
Жители обоих миров очень хотели попасть в новую страну. Но как? Ведь летать могли только птицы, Серебряный Пятирог, Снеговихрь и бабочки… Да, стрекозки, конечно, тоже.
Хотели спросить у Серебряного Пятирога, но он ничего не стал отвечать. Полезли на вершины громадных гор, где обитал Снеговихрь, – и там не услышали ни слова.
Решили тогда сами изобрести. И что ты думаешь? Долго ли, коротко ли, а изобрели! Сперва, конечно, многое пробовали – и башню, и шары воздушные, и одноместные арбалеты, и верхом на ядре и даже лестницу – в ней, представляешь? – миллион ступенек!
Но всё это не достигало Небесных Чертогов. И вот, наконец, изобрели одну штуку. Не один кто, конечно. Несколько их было. Леди Альгоциана, Рыцарь Нархиноэль, Наместник Эверардиус и Медведица Квилликайзе со своим любимым отцом – Медведем Бартиверусом. Снеговихрь и Серебряный Пятирог ничего о том замышлении не знали.
А, может, и знали. Просто боялись власть какую бы то ни было применить к тем, кого они любили великой любовью.
Прошло много лет, и