называть в определённых кругах: "ниже плинтуса"...
Она перекрыла газ. И включила воду.
- Вылью этот чёртов бульон... Не будет супа, милый, не будет! Не могу, устала!
Михаил качнулся на стуле и недобро посмотрел на жену.
- Иронизируешь, стало быть? Издеваешься? Смотри, Светланка, доиграешься! Я к тебе ехал в самом лучшем настроении, с самыми этими... Тёплыми чувствами! Да, с ними! Захожу, здороваюсь... А тут - в ответ... Глумление сплошное! Я ведь многое прощаю, но кое-что могу и не простить. У меня характер... Сама знаешь! Я ведь когда ангел, а когда...
- Сволочь ты! - ответила Светлана. - Всегда сволочь! Как же противно на тебя смотреть!
Она выбежала из кухни. Но в коридоре остановилась, услышав плеск.
- А мне не нужен твой обед, - забормотал Михаил, собирая резаные кусочки в тарелку. - Я тут и перчиком обойдусь...
Захолодило ступни, вода захлюпала под ногами.
- Вот даёт, дура! - возмущённо закричал Михаил и выронил тарелку. - Воду включила и убежала! А в раковине, между прочим...
Он закрутил кран.
- ...Передник этот сток забил! Вода не проходит... Развлечение мне устроила! Сейчас к соседям протечёт, а они у нас скандалисты, сама знаешь. До кулачного боя дойдёт...
Он снял ботинки и зашлёпал по луже в носках.
- ...а я не в форме!
Он вздохнул и, держа ботинки в левой руке, правой потянулся за тряпкой.
- Толку от тебя нет... Лучше бы и не готовила!
Внезапная слабость охватывает её.
- Как же хорошо, - шепчет Светлана, прислонившись к стене, чтобы не упасть, - как же хорошо, что я послушала тебя тогда, десять лет назад. Один хороший совет ты мне дал: сделать аборт! Много лет детей не было, мечтали о них - и не было. Тогда, кажется, что-то могло получиться. Но ты и тогда только о себе думал... Не получилось...
Она выкрикнула:
- От таких детей не рожают!
Михаил выпрямился резко, сделал шаг к порогу кухни - и бросил в неё тряпку.
- Дрянь! - сдавленным голосом просипел он. - Это благодарность?! За всё?! Мне... напоминать!
Слюна потекла из уголков его искривлённого истерикой рта. И пугающе, зверино заблестели глаза.
- Ненавижу! Ненавижу!
Не в силах остановиться, он повторял и повторял:
- Ненавижу! Не-на-ви-жу! Не-на...
И, окончательно теряя разум, закричал:
- Видеть не хочу! Тебя! Не хочу! Видеть! Тварь!
- Не волнуйся, - спокойно ответила Светлана, - не увидишь. Это не сложно... Совсем...
Она оттолкнулась от стены. Стараясь держать равновесие, покачиваясь, будто по проволоке - прошла в спальню.
И вскоре услышал Михаил треск расстёгиваемых замков-"липучек>.
- Красную сумку забирай! - крикнул он.
Не вышло с иронией. Голос прозвучал отрывисто, на грани визга.
- Она больше, вещей влезет...
"Связки надорвал" подумал Михаил. "Хрип какой-то..."
Он поднял тарелку с пола.
Отряхивая её от воды, прошептал:
- Это ты меня довела... Не хотел, не хотел ведь... Это ты довела!
Михаил помог ей раздеться. Догола.
Она сбросила платье. Он помог ей снять лифчик.
Медленно переступая по камням, зашла она в воду.
Вода была прозрачна настолько, что почти не ослабляла проникающий сквозь неё свет, а необыкновенной чистотой своей, искрящейся своей хрустальностью будто отмывала его, удаляя из солнечного потока мелкую песчаную взвесь, и, проведя до засыпанного светлой горной галькой дна, возвращала к поверхности и отпускала, наконец, очищенным и усиленным водной линзою, искрящимся и рассыпаюшимся в серебристых бликах сиянием.
Падающий в озеро поток речной воды разрезался остриями горных уступов, дробился на поросших серо-жёлтыми мхами скальных обломках, перекатывался по тёмным, гладким спинам обточенных потоков валунов, и с вершины последнего перед впадением в озеро скального выступа лился мирным уже и тихим водопадом, вполне подходящим для того, чтобы спокойно стоять под холодными, бодрящими его струями, обретая покой и впадая постепенно в состояние тихого, сонного блаженства.
В неглубокой чаше горного озера вода ходила мелкими волнами и летали подхваченные ветром мелкие капли, странствующим полупрозрачным облаком перемещаясь от берега к берегу.
Воды озера населяли стаи жадной до угощения красноспинной рыбы, названия которой на местной языке Искандеров выговорить не мог, а научного названия не знал вовсе.
Приятные для купающихся и чистотой своей привлекающие паломников воды озера были бедны на пищу, потому рыба с нетерпением ждала гостей (по словам местных жителей, иногда для привлечения внимания кормильцев даже выпрыгивая из воды, высоко подлетая в воздух), и потому безо всякой осторожности подплывала к купальщикам, особо непонятливых иногда даже нетерпеливо покусывая за кончики пальцев.
"Люди мира" из обосновавшейся в храме общины приносили каждое утро рыбе подношение: быстро размокающие в воде хлебные корки.
Рыба на дармовом столе росла хорошо, была толста и крупна, но аппетита не умеряла и каждый раз, едва заметив на воде тени гостей, с привычным рвением выпрашивала подачку.
Вот и сейчас, стоило Ирине зайти в воду, красноспинные попрошайки окружили её со всех сторон, едва не касаясь плавниками её ног.
Она наклонилась, чтобы погладить осторожно подплывшую к поверхности рыбку, но та, осторожная и быстрая, ударила хвостом, брызнув водой ей на пальцы, и мгновенно исчезла, словно растворилась в воде.
Ирина, окунувшись пару раз (вода на отмели и впрямь была довольно тёплой), повернулась к Михаилу и сказала:
- Ты тоже разденься. Совсем. Сними с себя всё.
И добавила с притворной обидой:
- Иначе нечестно!
- Честно, - ответил Михаил. - Я честно тобой любуюсь. Смотрю на твою грудь, на твои стройные ноги. А сейчас ты повернёшься и я буду смотреть на твою красивую попку.
- А я хочу посмотреть на тебя! - с вызовом ответила Ирина. - Я тебя чувствовала, но не видела. Я хочу увидеть!
Михаил снял одежду. На нём остались только трусы. Сделал шаг к воде.
- Всё! - требовательно произнесла Ирина. - Сними!
Он медленно потянул вниз трусы. Сняв их, бросил на камень.
- Хочешь обладать мною? - спросил Искандеров и подошёл к Ирине. - Хочешь взять меня? Так же, как я взял тебя?
- Не так же, - возразила Ирина. - Медленней... Так медленно, как я хочу. Зайдём дальше, глубже.
И она потянула его за собой.
По мелководью, по россыпи мелких, округленных водою камней, разбрызгивая серебристую воду.
Шаг. Лукавая улыбка.
Жмурясь - быстрый взгляд на солнце.
- Сюда, - сказала она.
Зашла сзади. Ладони её легли ему на живот. Погладили кожу. Скользнули вниз.
Пальцы её гладили набухающий член. Трогали вены на яичках.
Она тёрлась лобком о его ягодицы. Резко прижимала его к себе - и отпускала вновь. Затем схватила и резко сжала его соски, одновременно кончиками горячих губ тронув кожу на шее - и хищно, по-пантерьи куснув её.
Она обошла его и села прямо перед ним на нагретый солнцем камень, гладкий серый валун.
Подставив одну ладонь, другою массировала его член, пока на пальцы ей не закапала тёплая, липкая сперма.
Прикрыв в истоме глаза, размазала её по лицу.
И...
- Сделай мне хорошо, - прошептала она. - Сделай...
Только просьбой прозвучало это, то ли приказом. Ему хотелось думать, что - приказом.
Он встал на колени перед Ириной.
Раздвинув ноги, приблизил лицо к сочащейся влагой плоти. Высунув язык, лизнул влагалище.
Кончиком языка нащупал набухший бутоном клитор - и языком поглаживал его, то усиливая, то ослабляя нажим.
То ускоряя движения, то замедляя их.
Он чувствовал приятный, лимонно-кислый вкус женской плоти, с едва зметным солноватым морским оттенком.
Вкус и запах женской плоти сводили его с ума.
Далеко высунув язык, он погрузил его в глубину влагалища, быстрыми движениями поводя вперёд и назад.
Соки женского тела, смешиваясь с его слюной, текли ему на подбородок.
И он услышал стон Ирины: страстный и долгий. Потом ещё один, и ещё...
Короткий, обрывающийся крик.
Она схватила его за затылок, прижимая голову ближе к промежности.
Ноги её сжались.
Он тонул в её плоти. Он дышал ей. Пил её. И отдавал ей себя.
А она кричала, заходясь в крике, изгибаясь, закатывая глаза.
Сгорала в сильнейшем, необыкновенно остро ощущаемом, сводящем с ума оргазме.
Оранжевые, мерцающие круги поплыли у неё перед глазами.
Руки неожиданно ослабли, обмякли - и она непременно повалилась бы назад, на камень, если бы вовремя не почувствовавший слабость её Михаил не вскочил бы и не поддержал её.
- Теперь хорошо,.. - прошептала она. - Ты во мне...
И слегка наклонила голову, прислышиваясь к пришедшему неизвестно откуда нежному, мелодичному звону.
Прошло полчаса.
Они всё ещё лежали на берегу озера, по пояс в воде, одеждой прикрыв чувствительные к солнцу плечи.
Михаил открыл глаза.
Вытянул руку, словно пытаясь достать висящий над самой его головой огненный шарик солнца.
И сказал:
- Ириша, нам пора. Опоздаем на паром.
И, намочив ладонь, погладил её по горячему, нагревшемуся на полдневном жаре животу.
- А быстро ты справился...
Игнат протянул руку.
- Здравствуй, Львович. Извини, поздороваться забыл. Так занят, так заработался, что сразу к делу приступил. Едва автор через порог...
Он подвинул Искандерову стул, и тут же подбежал к двери. Приоткрыв, высунул голову в приёмную.
- Серафима! - нараспев позвал он секретаря. - Серафима! Серна ясноглазая! Приготовь для гостя... и мне цветочный...
Михаил окинул взглядом апартаменты главного. Кабинет Игната ничуть не изменился.
По стенам всё так же и всё в том же беспорядке (или в порядке, известном лишь одному Игнату) развешаны были сиявшие богатым золотым, алым, синим и лиловым тиснением почётные и благодарственные грамоты и письма всевозможных государственных ведомств, просветительских и филантропических обществ, общественных фондов, партий, ассоциаций и союзов, самыми представительными из которых были грамоты от "Союза защиты правопорядка при МВД РФ", подписанные почётным председателем Союза Кирманом Хасан-Гиреевым (Игнат исправно издавал кирмановские многотомные труды по теории обеспечения прав свободной личности в условиях интенсивного построения правового государства, написанные за вечно занятого и не слишком грамотно пишущего по-русски Кирмана студентами-"неграми" одного из юридических институтов).
Неплохо смотрелись и вывешенные в лакированных деревянных рамочках благодарственные письма "Фонда православных предпринимателей при Правительстве РФ", но им явно недоставало восточной кирмановской пышности, рельефных орнаментов и золотых вензелей.
А вперемешку с грамотами и письмами грустно смотрели со стен рогатые морды убиенных охотами ланей и оленей. Игнатовы трофеи место меж грамот занимали по праву.
На охоты Игнат выезжал не абы с кем, а лишь с людьми влиятельными, более чем обеспеченными и делу весьма полезными. Трофеи тоже были грамотами, неоспоримо свидетельствовавшими как о достатке хозяина кабинета, так и о его связях в самых высоких кругах.
Потому любил Игнат во время деловых переговоров выйти из а стола, как бы между прочим пройтись вдоль стены, а потом остановиться и неожиданно ткнуть любимой своей перьевой ручкой в нос упокоенной лани,
