разрезанный надвое впадавшей в бухту маленькой речушкой, хрустально журчавшей по гладким камешкам холо́дно-чистой водой. А с четвёртой – синели безкрайние морские просторы.
Была середина сентября. Погода стояла чудесная. Всё вкупе – это было нечто. Он ощутил себя едва ли не на Ривьере. И десять дней сибаритски наслаждался тишиной сказочных красот (а также и совершал ежеутренние заплывы в прозрачные воды бухты). Тем более что и публика, и общая атмосфера вполне соответствовали окружающему очарованию. Если возможны какие-либо сравнения, то он опять испытал ощущение светлого и лёгкого праздника, второго после того. Первого и самого главного в его жизни.
Публика собралась, что называется «ва-ащще». Народ съехался со всей страны: от Тюмени до Новороссийска и от Прибалтики до Камчатки. «Игру» вела команда московских интеллектуалов весьма высокого полёта. А руководителем её был Пётр Щегровицкий, сын достаточно известного, в узких кругах, философа, друга и однокашника чуть более известного – в кругах несколько более широких – философа и писателя Александра Зиновьева. Как среди ведущих, так и среди слушателей водились «доценты с кандидатами». «Игра», правда, была какой-то странноватой: бо́льшая часть публики, в том числе и он сам, никак не могла уяснить, в чём именно она заключалась. Что, впрочем, не испортило общего впечатления.
Однажды, во время заседания – на солнечном берегу моря – рабочей группы, сидя на животе на золотистом пляжном песке, под лёгкий бриз поинтересовался он у руководителя группы, одного симпатичного ему бородатого «физика» (сам-то он был «лириком»), московского кандидата наук тем, что же всё-таки от него требуется. «Ну, напиши сказку», – отвечал ему серьёзно-обаятельный и немногословный кандидат. Он так и сделал. И на послеобеденном отдыхе, минут за сорок, написал коротенькую ироничную сказку. В которой вывел все типажи, выделявшиеся в данном обществе и легко узнаваемые. Начиная с руководителя и заканчивая самим собой.
Сказка понравилась, и ему рекомендовали прочесть её на заключительном, общем итоговом собрании. Даже предложили исполнителя-чтеца. Но он и сам неплохо справился с этой задачей. Когда закончил он чтение, в зале случился если и не фурор, то весьма оживлённое веселье. «Глубоко копаешь», – заметил ему с улыбкой один из двух серьёзных ребят-тюменцев, когда возвращался он с «подиума» на своё место. А ещё, как показалось ему, не слишком скромному, приобрёл он даже некоторых «поклонниц»…
За восемь с лишком лет, прожитых с женой в родном его городе, ему удалось-таки создать домашний свой очаг. Несмотря на то, что с начала вышеупомянутого погрома жизнь для нормальных людей, то есть для тех, кто не были бандитами, убийцами, ворами, аферистами, мошенниками, вообще прохиндеями и проходимцами всех мастей, с каждым годом становилась всё тяжелей и тяжелей.
Хотя, на первых порах, и попытались было они ( он и некоторые из его знакомых) «покрутиться» на стезе посредничества (тогда практически все так «крутились»). Он, после Санатеева, даже сам учредил собственную «фирму», которая просуществовала год. Но поскольку никакими ресурсными возможностями он не обладал, да и понял за этот год, что не его это дело, тем более – в такой подлой системе, что выстраивали «реформаторы», идеальной для всех бесстыже-хищных мерзавцев, то «фирма» его тихо почила, заодно с тысячами других таких же точно «фирм»…
Жильё своё обрёл он, конечно же, с помощью Господней. А на последней стадии этого обретения вообще не обошлось без чуда Божия.
Отец его, купивший домик в деревне, отдал ему, за ненадобностью, хороший свой городской гараж. Гараж этот удалось ему удачно продать, приобретя себе тем самым «первоначальный капитал».
Первым делом он купил машину (вторую уже, первую купил он ещё в «фирме», но через несколько месяцев её безжалостно расквасил всмятку неучтивый самосвал; правда, самого его самосвал великодушно оставил в живых). С помощью машины только и удалось ему осуществить и оформить все дальнейшие приобретения, требовавшие многочисленных и дальних поездок.
Потом купил он небольшой дом в отдалённой деревне и скоренько приватизировал хороший отрез прилегающей к нему земли. Затем умудрился обменять всё это деревенское «богатство» на маленькую комнатку гостиного типа в стольном своём городе (уже одно только это близко было к чуду). Ту, хотя и маленькую, но отдельную комнату, располагавшуюся в жутком и омерзительном девятиэтажном бомжовнике на окраине города, ему удалось обменять на большую комнату в коммунальной квартире на трёх хозяев в элитном доме в центре города. А уже за эту комнату в коммуналке ему предложили (о чудо!!!) новую двухкомнатную квартиру в только что построенном доме, если не в лучшем, то и далеко не в худшем районе города. Правда, отделывал её он сам, целых полгода, но это такие мелочи!!..
Ну а суть чуда (в земном его измерении) заключалась в том, что элитный этот дом с шикарными огромными квартирами, имевшими высоченные потолки, принадлежал флоту. И осталась в нём одна только нерасселённая коммуналка, в которую очень вовремя он переселился. А тут нарисовался очередной адмирал, жить которому в неэлитной квартире никак невозможно. Кому нужно объяснять, что может быть, если адмиралу понадобится квартира? Тем более что флот сам строит свои собственные дома (не элитные, правда, а только типовые)…
Нельзя не отметить, однако, что свой вклад внёс он даже и в это чудо. Дело в том, что в коммуналке этой проживала со своим семейством прожжённая стерва, хотя внешне даже и симпатичная вполне. Двадцать лет поедом ела она всех соседей, выжив из квартиры поочерёдно двух его предшественниц (именно поэтому и удалось ему вселиться в элитный дом). И наотрез отказывалась ото всех предложений о расселении, надеясь, видимо, каким-то образом завладеть всей квартирой.
Но тут, на её несчастье, появился вдруг он. И укротил её! Чем лишил всех надежд «благостных».
Нет, ни он, ни жена его не дрались с нею, не делили с ними ни кухню, ни прихожую, ни прочее (это было её поле боя, её стихия, а у них хватило ума и достоинства не ввязываться в её игры). Он «сломал» её психологически. То есть сделал за несколько месяцев то, чего не удалось сделать его предшественницам за двадцать лет.
Они с женой «убили» её, единовластную до их появления в квартире, холодным презрением и, при необходимости, решительными и адекватными защитными, а также и превентивно-профилактическими действиями (без насилия и без пакостей). Они просто не позволили ей больше «рулить», то есть устанавливать и диктовать самочинные «порядки». И когда подоспело само чудо, она, лишённая своего самовластия и тем уже сломленная, сдалась. И согласилась на разъезд.
К этому остаётся добавить только, что все семейные обретения достигнуты были исключительно неустанными, настойчивыми, целенаправленными и хорошо продуманными трудами его праведными. Подкреплёнными его интуицией. И без каких бы то ни было, даже и самых малейших, элементов хитромудрости.
И последнее, чем можно дополнить всю эту картину – чудо это квартирное, нежданно-негаданно случившееся с ним, многократно усилило и укрепило в нём Веру в Отца Небесного. А также и безграничную благодарность Ему…
Глава четвёртая
Эволюция.
Описывая движение его по новой своей жизни, мы не коснулись пока самого главного. Того, что необратимо случилось в жизни его: метаморфоз, произошедших в его мировоззрении. А точнее – мировоззренческой эволюции его личности. К тридцати годам, как помнится нам, сформировался он по взглядам своим как искренний коммунист.
По возвращении домой он, хотя и наивно, но совершенно искренне полагал, что строительство нового общества идёт неизменным своим путём. Надо только с помощью Перестройки внести коррективы в некоторые отдельные процессы этого строительства и исправить некоторые искривления этого пути. К этому попытался было и сам он приложить скромные свои усилия.
Но в это время начала открываться понемногу историческая правда об Отечестве его. Очевидной становилась также и ложь изощрённая. Ложь, возведённая в ранг государственной политики. Ложь, которой многие десятилетия охмуряли и оболванивали народ Русский иудобольшевики и их идейно-корыстные последователи. При помощи агрессивно-напористой пропаганды, ни в чём не уступавшей пропаганде геббельсовской. Масса опубликованных фактов в межпропагандный период 1 проявляла, как на фотографии, истинное лицо, мурло того режима, что узурпировал власть в России в 1917 году. Картина вырисовывалась ужасающе неприглядная. Он был глубоко потрясён тем, что узнавал и узнавал о том, что пережили Отечество его и народ родной за семьдесят лет власти узурпаторов.
Сначала он думал, что это только Сталин со своими подручными были чудовищами. Но потом, ознакомившись с некоторыми документами, понял он, что Сталин был только лишь достойным, прилежным и последовательным учеником (правда, талантливым учеником) великого своего учителя, ненасытно кровавого людоеда, дедушки Ленина. Того самого «дедушки», которого прежде почитал он, как и жена его, гением и приравнивал едва ли не к самому Христу.
Увидев полную картину во всей её «красе», он пришёл в ужас. С патологическими извергами и палачами, нелюдями, творившими с садистским вожделением кровавые свои, подвально-чекистские дела под фарисейские лозунги о «свободе», «равенстве» и «братстве», а также и о «чистых руках» вкупе с «горячим сердцем» и «холодной головой», было ему, безусловно, не по пути. Равно как и с развращёнными предельно и деградировавшими до явного маразма на излёте чудовищного эксперимента над Россией коммунистическими «вождями». 2 И всё его коммунофильство развеялось, как утренний туман…
1 Когда коммунистическая пропаганда несколько уже ослабела, а грядущая ей на смену не только не менее агрессивная и лживая, но и абсолютно бесстыжая пропаганда либеральная не набрала ещё полную силу.
2 Впрочем, сам эксперимент не закончен ещё. Отнюдь нет. А продолжается он и по сей день. Ибо цели его заветные так пока ещё и не достигнуты. Жива ещё Россия, сколько ни насиловали её и ни насилуют. Жив ещё и народ Русский. Живёт! Хотя и деморализованный, и дезорганизованный, и с выхолощенным в значительной степени национальным самосознанием. Но существует пока ещё он на этой земле. На своей земле. Потому и эксперимент этот перешёл в следующую свою, очередную фазу. Не мытьём, так катаньем: не жестоким кнутом людоедского коммунизма, так зловонно-ядовитым «пряником» извращённого демократического либерализма, «ценностями» его аморальными, окончательно оборвать связь народа Русского с исконными его корнями и лишить его окончательно собственной своей – Русской – государственности.
Пережив это потрясение, он тут же клюнул на другую приманку, предусмотрительно заготовленную для него, как и для всего его народа, новыми оккупантами. Очередными уничтожителями Отечества его
С уважением
Александр