Отцы Авраама

("Цивилизация Древней Индии". 2007) полагает, что "здесь сыграли свою роль взаимоотношения [прадравидов] с вавилонянами [древними аккадцами]", и (добавим) их общение (и ассимиляция) с шумерами.
Некоторые критерии справедливости, провозглашённые шумерским богом Солнца Уту и изложен-ные (З. Ситчин. «Двенадцатая планета») в «Таблице мудрости» («ТМ»), где предписывается, как нужно себя вести, чтобы быть угодным богу Солнца, - напоминают по духу и форме отдельные места из «Нагорной проповеди» («НП») Нового Завета (Евангелия от Матфея (5.1-7.29) и от  Луки (6.12-41)):
«ТМ» Не позволяйте сердцу своему склониться к совершению зла... Не причиняйте  зла своему врагу; отплатите  добром причинившему вам зло.
«НП» А Я говорю вам: любите врагов ваших,
          Благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас
          И молитесь за обижающих вас и гонящих вас,..
          Да будете сынами Отца вашего Небесного,
          Ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми...
«ТМ»  Просящему милостыню дайте пищу и вино для утоления голода и жажды...
«НП»   Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся.
Основой древнееврейского стихосложения был тонический стих (длина поэтической строки опреде-лялась числом ударений), родственный аккадскому (64.с184,187). Так, эпические стихи "Песнь Деборы", древнейший образец древнееврейской поэзии, написан четырёхударным тоническим стихом (с цезурой после второй стопы (8.с548)), - размером, которым написан аккадский эпос о Гильгамеше. Тот же четы-рёх¬ударный эпический стих использован и в Книге Иова. Употреблён в Библии и литературный приём «параллелизм членов», который нередко применялся в аккадоязычном стихосложении.
Как известно, книга «Премудрость Иисуса, сына Сирахова» (ок. 240 г. до н.э.) является сборником притч. Считается, что текст отрывка книги, найденный в «Масаде», не только самый древний, но и очень близок к протографу. Структурный анализ текста, проведенный Эриком Раймондом (Eric Reymond. «A structural analysis of Ben Sira 40,11-44,15». 1997), выявил многочисленные «заимствования» из шумерской литературы. При написании книги использованы синонимический и антетический приёмы, а также ступенчатый параллелизм; присутствует также акростих.
Впоследствии, в связи с процессами языкового развития, протекавшими внутри иврита (утрата навыков в аккадском языке (обеднение словарного запаса) в связи с ассимиляцией в Ханаане; а, много позднее, и арамеизация языка евреев), древнееврейское стихосложение отказалось от обязательного, принятого у шумеров, женского окончания стихов и полустиший; и поэтому в древнееврейской поэзии Ханаана гораздо чаще, чем в аккадской, начали применяться неравностопные размеры, а грань между стихом и ритмизированной прозой сделалась ещё более условной, чем у аккадцев (8.с548). Заметим, что стихами, в частности, написаны "Благословение Иакова", "Прощальная песнь Моисея", "Оплакивание царя Саула", большая часть " Песни Песней" (древнейший образцы еврейской поэзии).
Знаменитая своей песнью (Суд.4) Дебора (Дибора), в ветхозаветном историческом предании, - пророчица (из рода «Иссахар»), одна из "судей Израилевых". Уместно отметить, что пророчицы из-вестны и в Древней Индии (в период до н.э.). Некоторые из них тоже считаются авторами нескольких ведийских гимнов.
Обычно к Деборе (сидящей под священным деревом) обращались те, кто нуждается в совете, решении или приговоре, а её имя означает на иврите "пчела". Примечательно, что в шумерском языке слово «дибар(а)», фонетически весьма близкое имени пророчицы и судьи, означает "возвышенное реше-ние", "божественный определитель права" (человек, высказывающий мнение, полученное им свыше), (51.с380). Такая смысловая нагрузка наименования этой мужественной и одарённой божественным да-ром прорицания женщины, интерпре¬тирующая суть её занятий, функционально точно соответствует ро-ду деятельности ветхозаветной Деборы (и говорит о том, что термин «Дебора» - не имя собственное). И тогда можно полагать, что позднейшая интерпретация этого термина как "пчела", - позднейшая народная этимология, иллюстрирующая постепенное изменение исходного, шумеро-аккадского, словарного запаса потомков Авраама в процессе всё возрастающего использова¬ния «языка К(е)наан» (Ис.19.18).  Со време¬нем (ассимиляция нарастала), под влиянием разных говоров (диалектов) автохтонного населения различных мест Ханаана, однородный первоначально язык колен Израилевых (у «черноголовых» диалекты не известны), разделённых территори¬ально, обрёл диалектный характер: так, диалект Иудей¬ского (Южного) царства носил название (Ис.36.11,13; Неем.13.24) «йаhудит» (язык рода «Иуда» - «иудейский»); у колена Эфраима, как известно (Суд. 12.5,6), также был свой диалект.  
В большом повествовании о боге чумы и войны "Эпос об Эрре" (не позднее старовавилонского пе-риода), бог Эрра (Ирра, акк.), желая наказать людей за забвение его культа, решил наслать на страну чуму, хаос и разруху. Примечательно, что бог Ишум, герольд и советчик Эрры, отговаривает его от репрессий (от уничтожения людей) почти в тех же выражениях, с которыми Авраам обращается к Гос-поду, убеждая его не уничтожать Содом и Гоморру (90.с286). Так, например:
Эпос об Эрре: "Доблестный Эрра, неужели уничтожишь ты праведных вместе с неправедными? Неужели уничтожишь тех, кто согрешил против тебя, вместе с теми, кто не грешил против тебя?"
Быт.(18.23,25): "И подошёл Авраам, и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым?.. чтобы то же было с праведником, что с нечестивым".
Согласно воззрениям "черноголовых" неправеден (грешен перед каким-либо божеством, и поэтому нечист и нечестив) тот, кто поступает вопреки каким угодно (любым) божественным установлениям. То же и в Танахе: праведник - это человек, который оправдывает всякое деяние Господа Бога (к примеру, жертвоприношение Авраама или страдания Иова) и неукоснительно соблюдает Завет с Ним.
В Месопотамии были широко распространены амулеты-обереги против бога чумы и смерти, «могучего Эрры». О том, что древние евреи не забывали бога Эрру (который ассоциировался и с богом смерти Нергалом), говорят следующие строки Ветхого Завета: "Где чума твоя, Смерть?" (обращение явно не к Муту).
Замечательные, неувядающие, пережившие тысячелетия "Песни Песней" великий Гёте назвал "са-мым нежным и неподражаемым из всего, что дошло до нас как выражение страстной, пламенной любви". Известно (8.с543), что отдельные части "Песни Песней", книги царя Соломона, восходят к IХ в. до н.э.. Окончательная редакция текста, воспринимаемого еврейской религиозной традицией как любовь земли Израиля к Богу (поэтому и канонизировано), сложилась в IV или в III вв. до н.э. (как отмечалось выше, Суламифь - это богиня Иштар Иерусалимская, а в патриархате Великая Богиня обрела статус «мать-земля»). Подобным же образом, - как гимн любви души к Богу, интерпретировалась Церковью и поэма Апулея "Амур и Психея", что и позволило этой прекрасной легенде сохраниться до наших дней.
Любовные песни-диалоги в шумерских рубриках озаглавлены "песни-разговоры Инанны". Однако, в реальности такие песни, как "Сестричка, зачем ты закрылась в доме?" и "О, моя луби-луби-люба", могли иметь хождение и в быту, являясь частью светского брачного обряда, и даже просто исполняться как любовные  песни (51.с392).
Европейцы-путешественники эпохи средневековья отмечали (29.) явную близость содержания ряда стихов Книги "Песня Песней" с сирийскими свадебно-обрядовыми песнями (наследие племён "черного-ловых", арамеизированных в этих местах Сирии). Так, И.Г. Вецштейн, прусский консул в Дамаске, наблюдавший в 1873 г. свадебные обряды сирийских крестьян, был удивлён поразительным сходством между их обрядовыми  песнями и библейской «Песня Песней».
В тексте "Песней" жених часто ассоциируется с царём, поскольку в еврейской традиции (согласно Талмуду) обряд бракосочетания сопровождался возложением царского венца на головы жениха и невесты (этот ритуал, вероятно, связан со священным браком Инаана-Думузи, перманентно сопровож-дающем коронацию в империи III династии Ура). Этот обычай (возложение венца на свадьбе) продержался у евреев до осады Иерусалима Веспасианом в 69 г. н.э. (а в христианстве сохранился и по сию пору).
Характерно, что у сирийцев и в наше время бытует весьма близкий оюычай (как отголосок корона-ции в империи, созданной Ур-Намму). «Лучшие дни в жизни сирийского крестьянина,- писал консул И.Г. Вецштейн в своих мемуарах, - это первая  неделя после бракосочетания. Молодожены изображают тогда царя и царицу, им прислуживают все жители деревни. Свадьбы празднуются сирийцами главным образом  в  марте  -  самом прекрасном  месяце года. Пора дождей тогда уже прошла, а солнце не жжет еще так немилосердно, как в последующие месяцы. Праздник устраивается на вольном воздухе - на току, усеянном в то время полевыми цветами. Молодожены сидят на специально  возведенном  престоле,  а гости  пляшут  вокруг них и поют  - то поодиночке, то хором.  В  песнях воспевается телесная красота молодой пары. Жених с невестой, одетые в пышные свадебные наряды, всю неделю ничего не делают, только сидят на престоле, обслуживаемые свадебными гостями, слушают песни  и  смотрят, как  мужчины состязаются  в ловкости. Невеста  время  от времени  поднимается  и  танцует,  чтобы  обратить внимание  жениха  на свою красоту".
Обратимся к любовной лирике "черноголовых" и ха-ибри (евреев), и сопоставим их содержание.. Так, составитель  сборника антологии шумерской поэзии В.К.Афанасьева пишет по этому поводу: "Оба текста ("Сестричка" и "Луби") поражают близостью с библейской "Песнью Песней", и не только общим настроением, характером эпитетов и сравнений, что вполне естественно, но и буквальными построчными совпадениями". Итак, вот слова Инанны/Иштар, явно обращённые к её возлюбленному, богу-пастуху Думузи/Таммузу (Песн.П.1.6): "Скажи мне, возлюбленный души моей, где пасёшь ты? Где отдыхаешь (со своим стадом) в полдень?". Чувственная Инанна изнемогает от любви к своему Думузи: "Я становлюсь всё бледней и бледней" (по этой строке названа и поэма), -  говорит она сестре своего возлюбленного Гештинанне, зазывает её с улицы к себе в дом и просит (иносказательно) рассказать Думузи, как она сильно тоскует, не видя его. И сестра Думузи передаёт просьбу Инанны: "О брат мой прекрасный, (как) она тосковала!". Этот же мотив звучит и в Песне Песней (5.8): "Заклинаю вас, дщери Иерусалимские: если вы встретите возлюбленного моего, что скажете вы ему? Что я больна любовью!".
Вот стихи из песни-диалога "Сестричка, зачем ты закрылась в доме?":
                     Сестричка, зачем закрылась в доме?
                    Я водою омылась…
               Благовонием умастилась…
                    Одеяние царское, Инанне милое, я надела  (т.е. разделась).
                    Сестричка, да войду я в дом…
                    Сестра, я несу для сердца сладость,
                   Твоему сердцу - влюблённое сердце.
                   Мой милый руку просунул в щёлку -
                   от него моя утроба взыграла...
                   Сразу же грудь моя затрепетала,