Отцы Авраама

эмблемами женского божества и первоначально посвящались богине Ашере (Асират), а затем и её дочери - богине Солнца Шапаш. Примечательно, что капителей каменных ханаанейских колонн (прото¬типом которых (капителей), как и у египтян, послужили растения), датируемых периодом Давида и его ближайших преемников, найдено более тридцати (55.с95).
Надпись на шумерском памятнике, известном как «фигура с перьями», гласит (N. Parrot. «Les Representations…», P. 43.): «Эннамаз положил кирпичи прочно; построив царское жилище, он посадил тут же большое дерево; у дерева он поставил столб» (налицо традиционное желание, суть которого могла быть уже и позабыта: одновременно кадить и богине Неба (дерево) и богу-отцу (столб)). Как пишет Мирча Элиаде: «Столб, вертикальный и крепкий, дополнял священную силу, присутствовавшую в де¬реве». Если в устойчивой сакральной системе дерево-камень простой столб заместил камень, то, следова¬тельно, он унаследовал и его культовую роль - символизировать бога-отца (вероятно, как эмблема фаллоса, в которую эволюционировало мужское «Древо познания»).
Изображения ветхозаветных "хаманим", небольших столбов в виде обелисков, можно увидеть, в ча-ст¬ности, на финикийских стелах (50.с84). Такие изображения могли делаться в честь любых божеств. Так, на оттиске ассирийской цилиндрической печати изображена колонна, увенчанная крылатым солн-цем (крылатый солнечный диск) - эмблемой бога Ашшура, который воплощал в себе в т.ч. и Шемеша; а рядом, справа, - четыре розетки в ряд, - символы богини Неба (49-1.с457). Такая же эмблема (крылатый диск) изображёна и на обелиске царя Тиглатпаласара I (ХII в. до н.э.). Примечательно, что на алтаре царя Тукульти-Нинурты I (ХIII в. до н.э.) изображён (11.с274) символ шумерского бога огня Нуску в виде небольшой колонны или стелы (высотой в один шумерский локоть (53 см) ). Таким образом, вполне вероятно, что изображения "хаманим", принятые в еврейской традиции (57.с158), восходят к месопотам¬скому прототипу.
Как принято полагать, «Мировое дерево» во многих мифах и легендах символизирует Вселенную, а его семь ветвей - семь небесных сфер, соотносимых с землёй. В Древней Месопотамии представление священного дерева, как объекта поклонения, являлось одним из важных (часто встречающихся) мотивов культовой иконографии. Изображения эти всегда стилизованы. Так, на Урских стелах и рельефах ХХII в. до н.э., живописующих общение Ур-Намму с богами (бог сидит справа от дерева, а царь стоит слева, ибо нечист человек по природе своей), в центре композиции обязательно изображалось (49.; 51.) «Мировое дерево» (похожее на ветвь можжевельника). На оттиске шумерской печати (кон. III тыс. до н.э. (24.)) представлены женщина и мужчина (бог, судя по рогатому головному убору), симметрично сидящие по сторонам от дерева (с семью ветвями, т.е. это - «Мировое дерево»). Здесь же, около женщины, верти¬кально изображена извивающаяся змея (т.е. бог в рогатом головном уборе - не Энки (вероятно, Ан на небесах судит женщину после грехопадения)).
Древнейшее из известных месопотамских изображений священного дерева (IV тыс. до н.э.) снабжено листьями, его общая композиция стилизована: она состоит из вертикального ствола и примыкающих к нему шести дугообразных ветвей, в целом представляя собой прообраз иудейского семисвечника, ме¬норы (57.). В Танахе же говорится: «Сделай менору (подсвечник, светильник) из золота... стебель её, ветви её... и цветы её ... шесть ветвей должны выходить из боков её... И сделай к ней (меноре) семь лампад  (нерот) и поставь  (их) на неё... чтобы светили» (Исх.25.31-37). Изображение "Мирового дерева" на кувшине, найденном в городе Лахише (VI в. до н.э.), - также "месопотамского типа" (70-3.с835) и "наделено сходством с менорой", древним атрибутом Скинии и Храма.
Согласно тысячелетней традиции, и сегодня пластике семисвечника придаются растительные формы (ветвей, покрытых листьями миндаля). В настоящее время считается, что образ меноры возник на основе формы произрастающего на «Святой земле» (в Ханаане) растения «мория», которое имеет шесть ветвей и центральный ствол (изначально же семь ветвей символизировали семь небесных сфер, см. выше). И поэтому изображение меноры (на надгробных стелах) трактуется как фигура, подобная данному расте¬нию, где ветви завершаются чашечками-цветками - лампадами для елея и пестиком цветка - фитилём. На «мацевах» также имеется много изображений меноры в виде цветущего растения. На некоторых образ¬цах можно увидеть, как замысловато переплетаются ветви, образуя своеобразные орнаментальные реше¬ния.
Необходимым функциональным атрибутом меноры (светильника) является лампада («нер»), - ча-шечка для елея (масла) с фитилём. На аккадском языке (53.) слово «нур» означает «свет», а на иврите «нер» (נר) - и «светильник», и «свеча» (более позднее значение). Термин «нару» у аккадцев и ассирийцев понимается как «объект, испускающий свет» (у шумеров это - «неру» (из надписи царя Лагаша Гудеа); термин Неру» как имя, известен в Индии); у амореев же понятие: «нурас», - переведено как  «огненный  (светящийся) объект». Таким образом, свойство устройства, определившее его название, и выраженное словом  «нер, нар, нур (нор)» (с различными окончаниями), проявляется в явлении свечения. Если данное слово позволительно представить в виде: «Н-ор(ер, ар, ур)», где - идеограмма ("Н"), шум., означает «верх(ний), высокий», а «ор», сем., - «свет», то тогда «нер, нар, нур (нор)» может быть переведено, как «верхний (высший) или высокий (связанный с небом) свет» (видимо, культовая интерпретация термина).
Примечательно, что и в христианстве свет от огня церковной (т.е. культовой) свечи символизирует Божественный (т.е. высший) свет. У библейских евреев огонь, горящий на одной из ветвей меноры, это - всевидящее «око Господне» (Зах. 4.10). Важно отметить, что менора и маген (щит) Давида встречаются вместе на одной староассирийской печати нач. II тыс. до н.э..
Итак, подобно священным деревьям на месопотамских рельефах, древнееврейский семисвечник (ме-нора) символизирует собой "мировое дерево" эпохи сотворения мира (с семью небесными сферами). «Еврейская энциклопедия» так истолковывает сущность облика меноры: «Семисвечная менора служит символом сотворения мира в семь дней... вместе с тем, семь ветвей должны напоминать землю» (память о том, что число семь - шумерский астральный знак Земли, эмблема Эль-Шаддая).
Характерно, что в Месопотамии были известны и "Древо жизни", и "Древо истины" (как вариант "Древа познания") и «Мировое дерево» (хулуппу). Так, «Мишна» (Sanhédrin, 70, a) уточняет, что «Дере-вом познания» была виноградная лоза. Книга Еноха помещает эту лозу или «Дерево познания», между семью горами, как и в эпосе о Гильгамеше.
В древнеегипетской  традиции так же фигурировали священные "Древо жизни" и "Древо познания" (вероятно, как единое древо). Так, «яйцо гуся (Великого Гоготуна) вышло из сикоморы». В "Книге мёрт-вых" содержится приглашение одной из душ умершего фараона («Ба») спуститься в виде птицы на прекрасную сикомору с плодами жизни, и тогда, отведав плодов, она познает (1.;49.) свою божественную сущность, своё происхождение от бога Ра.
Представляется, что распад (нужды специализации) палеолитического образа Единого бога («Древ-ний человек и божество»), на мужскую и женскую персонифицрованые ипостаси повлёк за собой моди-фикацию многих культово-мифологических представлений и, в частности, обусловил расщепление об-раза единого «Мирового дерева» на женское «Древо жизни» и мужское «Древо познания», а также и деление года на «женскую» и «мужскую» половины (57.с112-116). Так, в Индии начало «женской» поло¬вины года отмечалось в сентябре (большое празднование в честь некой Великой богини), а окончание - в марте (малое празднование в честь той же богини; вероятно, как владелицы дождей (в Индии, и на Ближнем Востоке зима - сезон дождей); ибо "Мир жизнью обязан изначально дождю" («Тамильская Биб¬лия (Тируккурал)»). Начало же  «мужской» половины года, по-видимому, праздновалось ночью (в Индии  в храмах с шивалингам), судя по тому, что к концу февраля-началу марта был приурочен древний празд¬ник Шиваратри («ночь Шивы»). Считается (57.с132), что у евреев год также делится на две половины (примерно, в октябре и марте-апреле).


15.  Сотворение мира.
Месопотамские космогонические мифы и предания (некоторые версии) найдены и впервые опубли-кованы, как известно, после 1876 г. Наиболее полно сохранившийся текст о сотворении мира - старова-вилонская поэма "Энума  Элиш" ("Когда вверху..."), была записана в первой четверти ХХ в. до н.э. (26. с115). Поэма состоит из семи частей, написанных на семи табличках (Книга Бытия говорит о семи днях творения), которые хранятся в Британском музее. Эта поэма (в различных вариациях) была весьма попу-лярна и широко распространена на всём Древнем Востоке.
Когда вверху небо ещё не было названо,
А суша внизу ещё не получила названия;
Абзу изначальный, всесотворитель...
И праматерь Тиамат, что всё породила,
Воды свои воедино мешали.
В древности полагали, что если «названо имя», то - «определена судьба» (т.е. повествование ведётся со времён, когда не было ни земли, ни неба, и лишь извечные безбрежные воды занимали Вселенную). Но в этих водах изначально существовали мужское и женское порождающие начала, слитные воедино, и в какой-то момент разделившиеся и персонифицировавшиеся в Абзу и Тиамат. Возможно следующее тол¬кование этих наименований: «Аб(у)зу», где шум. «Зу» - "Знающий; Тот, кто знает",- «Отец, знающий (всё)» (при значении «зу» - «внутри», возможное толкование: «Отец (который) внутри (вод, водной бездны)»); «Ти-а(м)м(а)ат, Ти-имма(ат)», где шум. «Ти», - «жизнь», а дравид. «амма» и семит. «имма» - «мать», семит. же окончание «ат» определяет принадлежность слова к жен. роду, - буквально означает «Мать жизни». Показательно и то (связь жизни с водой), что знак (и иероглиф), означающий букву «мем (מ)» в слове «мать» (гласные не писались), с древнейших времён символизировал воду (волнистая линия).
Характерно, что в тексте «Энума Элиш» (на акк. языке) имена прародителей:  «Абзу» и «Тиамат», - не снабжены детерминативом «DINGIR», означающим, что субъект - «божество». Вероятно, в эпоху на-пи¬сания поэмы их имена уже воспринимались более как обозначения стихий или элементов природной среды, нежели чем богов.
Уместно отметить, что и в древнеиндийском эпосе предыстория творения подобна шумерской: в начале времён не было ничего; не было ни земли, ни солнца, ни луны, ни неба. Только воды простира-лись беспредельно во тьме первозданного хаоса, покоившегося без движения, словно в глубоком сне (Ригведа, X, 129. «Гимн о сотворении мира»).
     Не было тогда не-сущего, и не было сущего.
        Не было ни пространства воздуха, ни неба над ним...
        Что за вода тогда была - глубокая бездна?
        Не было тогда ни смерти, ни бессмертия
        Не было признака дня или ночи...
        Мрак вначале был сокрыт мраком.
    Все это было неразличимой (водной) пучиной... пустой.
Очевидно, что этот отрывок вполне может служить преамбулой к тексту «Энума Элиш».
Следующий этап в развитии этих представлений нашёл (в Индии) отражение в брахманах и аранья-ках, во многом