жизни, то ведь произойти нечто подобное может разве что по причине самого постепенного и крайне неспешного преобразования от века уж более чем давно застарелых общественных взаимоотношений.
И именно эдак все само собою, в конце концов, на место вполне же благополучно разом так некогда затем и встанет.
Ну а, как есть, сладострастно исповедуя светлые принципы всеобщего и всеобъемлющего счастья, и можно было сколь невозмутимо дожить и до тех печально небезызвестных времен, когда вот со своей собственной стороны вполне правозаконно зверствующие нацисты, пронумеровав «человеческий скот», разом-то расторопно его и отправили на ту полнейшую же последующую его профилактическую утилизацию.
А злодеев от агнцев им отделять было совсем недосуг, поскольку лучше и не было, нежели чем под корень извести весь народ, а тем благополучно избавить многие грядущие поколения от колоритных нелюдей, что подчас рождаются среди тех, кто дали миру столько врачей, спасших за многие столетия миллионы и миллионы людских жизней.
И вот уж те изуверы - губители душ человеческих почти безмятежно отправили полноценную треть еврейского народа длиннющими эшелонами на верную погибель, причем только из-за его самобытности и стойкости пред всеми ударами судьбы.
364
И кто-то считай, что заранее всячески так обеспечил успех сущего возрождения времен пещерных лидеров, всею душою приветствуя путь сущего варварства и крови, причем разве что с самой наиблагой целью хоть сколько-то посильного преодоления всех бед и несчастий, что были всецело присущи вконец обнищавшему верою веку…
И вот он тот изумительно наглядный стиль исключительно же возвышенного отторжения от всех тех поистине эпохально сложившихся исторических реалий, которые между тем можно было изменить разве что одним и только ведь вполне до конца продуманным просвещением и ничем, собственно, более…
Виктор Гюго «Отверженные».
«Дикарей… Поясним это выражение. Чего хотели эти озлобленные люди, которые в дни созидающего революционного хаоса, оборванные, рычащие, свирепые, с дубинами наготове, с поднятыми пиками бросались на старый потрясенный Париж? Они хотели положить конец угнетению, конец тирании, конец войнам; они хотели работы для взрослого, грамоты для ребенка, заботы общества для женщины, свободы, равенства, братства, хлеба для всех, превращения всего мира в рай земной, Прогресса. И доведенные до крайности, вне себя, страшные, полуголые, с дубинами в руках, с проклятиями на устах, они требовали этого святого, доброго и мирного прогресса. То были дикари, да; но дикари цивилизации.
Они с остервенением утверждали право; пусть даже путем страха и ужаса, но они хотели принудить человеческий род жить в раю. Они казались варварами, а были спасителями. Скрытые под маской тьмы, они требовали света.
Наряду с этими людьми, свирепыми и страшными, – мы это признаем, – но свирепыми и страшными во имя блага, есть и другие люди, улыбающиеся, в расшитой золотой одежде, в лентах и звездах, в шелковых чулках, белых перьях, желтых перчатках, лакированных туфлях; облокотившись на обитый бархатом столик возле мраморного камина, они с кротким видом высказываются за сохранение и поддержку прошлого, средневековья, священного права, фанатизма, невежества, рабства, смертной казни и войны, вполголоса и учтиво прославляя меч, костер и эшафот. Если бы мы были вынуждены сделать выбор между варварами, проповедующими цивилизацию, и людьми цивилизованными, проповедующими варварство, – мы выбрали бы первых.
Но, благодарение небу, возможен другой выбор. Нет необходимости низвергаться в бездну ни ради прошлого, ни ради будущего. Ни деспотизма, ни террора. Мы хотим идти к прогрессу пологой тропой. Господь позаботится об этом».
365
И тут уж само собой неизменно ощущается вся та истинно взаимоисключающая одно ведь другое противоречивость, неизменно свойственная практически всем, в ком чувства разом сколь самозабвенно восстают супротив того самого чисто извне и впрямь беззаветно же всею неукротимой силой совсем как есть вовсе вот до чего неспешно навязанного - революционного здравого смысла.
Гюго всей душой и сердцем отрицал путь вандализма, но холодным рассудком полностью его всецело приветствовал, и тут никак не обошлось без весьма строгого семейного воспитания.
А высказывание Гюго насчет пологой тропы буквально же идеально отражает и все мысли автора, на сей счет – вот только «на Бога надейся, а сам не плошай».
Именно уж подобным и должен быть девиз не одних лишь простых людей, но и властителей дум сколь многих народов, а таковым и был великий творец Виктор Гюго.
По его вряд ли, что лицемерным, куда скорее вполне искренне наивным взглядам…
…варвары проповедывающие свет и добро, куда значительно лучше всех тех, кто стоически отстаивают вполне устоявшиеся долгими веками, а как раз потому и впрямь-то совершенно так из века в век вовсе вот незыблемые правила жизни…
А между тем они никем и ничем и близко неодолимы, а в особенности это касаемо создания каких-либо полностью других условий общественного существования, а именно чего-либо совсем иного, то есть чего-либо того, что нынче нигде и никак пока явно не наблюдается.
И, кстати, чего это именно этакие новоявленные дикари и вправду могли на деле самым же бескомпромиссным образом действительно так исхитриться, практически полностью враз изничтожить?
Стадо, уничтожившее пастуха и всех его сторожевых собак весело блея вскоре уж точно рухнет в самую ближайшую глубокую пропасть, или окажется оно во власти волков, которым не будет дела ни до чего, кроме чисто так своего на редкость естественного желания набить бы, да поплотнее свой луженый желудок…
366
И непременно бы надобно и то самое весьма ведь сколь еще только скабрезно заметить!
На Бога вовсе нечего столь бестолково надеяться, поскольку Он никак не для того создавал этот мир, дабы те извечно бедовые творения его рук безо всякого малейшего колебания, совсем этак безропотно принимали на веру все заповеди тех и впрямь-то подчас именно что считай живодерствующе мыслящих гениев-теоретиков.
А именно тех-то самых, что с дикой тоской, бешено вращая глазами, иступлено глядели на серую мглу общественного прозябания, и только лишь издали примечали явное зарождение в корне иного более гуманного мировоззрения.
А между тем все те безумной ярости призывы “долой”, совершенно никак не могли, даже и в самой малой толике хоть сколько-то вообще соприкоснуться с тем адским злом, которое они сколь ретиво и резво будто бы и впрямь полностью обязались отныне свести истинно так на нет.
Беспрестанное напоминание обо всех общественных язвах их всецело лишь поболее затем только сильнее растравливает…
367
А между тем, именно как раз когда дело сколь принципиально же доходит и до тех весьма ведь невообразимо великих потрясений и рушится, то самое наиболее хрупкое и деликатное во всей структуре человеческого общества.
И именно как раз из-за этого сколь еще бессмысленно затем уничтожается вся его истинная культура, а в точности так и тот никак не сугубо же абстрактный гуманизм, что в том доподлинно житейском смысле и близко никогда не был напыщенно и твердолобо строго революционным.
Этот мир и без всего того до сих самых пор вовсе так безмерно же невообразимо жесток, и пока что в этом-то смысле, он и в мыслях своих изменяться вовсе-то совсем явно уж никак не желает…
Ну а светлые мысли о некоем изумительно лучезарном грядущем нынче приобрели столь сочный и невероятно аппетитный вид.
Да только сам по себе путь к ним вполне естественно же оказался для кого-то единственно верен и праведен и все - это совсем этак несмотря на непомерно великие людские потери.
Да и вообще те самые нынешние катастрофические страдания, мол, одна только предтеча именно той сколь невообразимо наилучшей жизни, нежели чем она сегодня ныне-то была и есть.
Да и что некогда ранее, то был один лишь сколь еще истинно кромешный ад?!
Вот, к примеру, та самая ситуация, что более чем наглядно приведена в романе достопочтимого Виктора Гюго «93 год».
«Отец был калека, он не мог работать, после того, как сеньор приказал избить его палками; так приказал его сеньор, наш сеньор; он, сеньор, у нас добрый, велел избить отца за то, что отец подстрелил кролика, а ведь за это полагается смерть, но сеньор наш помиловал отца, он сказал: "Хватит с него ста палок", и мой отец с тех пор и стал калекой».
368
И можно вот подумать, что буквально каждый убивший зайца в лесу сеньора, затем непременно был убит или на всю жизнь раз и навсегда оказался затем покалечен?
Нет уж, такое могло приключиться, скорее всего, лишь только с тем, кто может и не первый день, вполне основательно и всерьез занявшись ремеслом браконьера на этом деле, явно погорел, да и то егерь мог, рискуя собой над ним все-таки сжалиться, он-то тоже живой человек…
Да вот, однако, полубезумные идеалы сходу ведь предавали чьей-либо душе совсем иные принципы, и они становились довольно четкой системой координат, в которой все мелкое и сентиментальное попросту ныне отсекалось, считай, что начисто хирургическим путем.
А как то иначе, вполне уж могло еще собственно быть коли стоило светлым идеалам проникнуть вовнутрь того или иного фанатически слепо раскрепощенного человека, как буквально сразу же в нем доселе естественное они напрочь так вскоре вот выжгут, словно тем добела раскаленным железом…
И ничего того обыденно людского – внутри чьего-либо революционного сознания далее никак этак ведь вовсе-то не останется – все, что им отныне будет двигать, будет существовать как раз-таки во имя идеи и всегда именно ею и будет уж полностью верно затем всецело оправдываемо…
И вот они – тому только лишь два сколь явных примера из все той же небезызвестной книги Гюго «93 год».
«Нередко синие, во исполнение революционного декрета, карали мятежные деревни и фермы, предавая их огню; чтобы другим неповадно было, они сжигали каждый хутор и каждую хижину, не сделавших в лесу вырубки, как то от них требовалось, или же своевременно не расчистивших прохода в чаще для следования республиканской кавалерии».
Во имя идеалов братоубийство?
«– Однако ж и в третьем сословии встречаются приличные люди, – возразил дю Буабертло. – Вспомните хотя бы часовщика Жоли. Во Фландрском полку он был простым сержантом, а сейчас он вождь вандейцев, командует одним из береговых отрядов, у него сын республиканец; отец служит у белых, сын у синих. Встречаются. Дерутся. И вот отец берет сына в плен и стреляет в него в упор».
369
Так ведь нечто подобное сходу так разом становится истинным образцом настоящей и наивысшей добродетели, безусловным доказательством самой безукоризненной праведности, как и явным признаком наличия в чьей-либо широкой груди исключительно бравой революционной или уж чисто как есть безоблачно контрреволюционной боевой славы и чести.
И именно так и губится всякая та действительно настоящая духовность, да и доподлинно бесклассовая общечеловеческая мораль…
Бравый и броский лозунг “Долой зло” затем уж и оборачивается чисто на редкость полноценной изнанкой в тех случаях, когда
