верную смерть на своей личной территории.
Раз уж она фактически всегда была весьма надежно приватизирована исключительно так одним лишь, тем еще большевистским здравым смыслом.
А как раз потому в ходе той одной, сугубо отдельной и донельзя ограниченной карательной акции и было возможно даже и не такое весьма славно, хотя куда вернее, до чего еще бесславно и жестокосердно на скорую руку вполне так безупречно разом вот провернуть.
Надо было всего-то лишь более чем безотлагательно стать абсолютно и всевластно на редкость же вовсе вот исключительно бесчеловечным…
Да только попробуй нечто подобное хоть сколько-то осуществить, когда на тебя не то, чтобы и впрямь до мозга и костей совсем неумелого, однако на том самом чисто военном поприще безыскусно безграмотного именно что издалека всею силой разом попрет безумно бравая вражеская армия.
К тому же с большим умом и талантом сколь безукоризненно сходу вполне молниеносно же взаимодействующая, как есть уж промеж всех своих самых различных родов войск.
Все равно одолеем, наше дело правое — победа будет за нами.
И за ценой мы, ясное дело, вовсе-то никак явно не постоим, однако цена эта не только пот и кровь, но еще и пустое разбазаривание всего ведь разом, и вся…
«У храбрости ума мало», — эта фраза фронтовика сапера Зиновия Герда, сказанная им в фильме «Место встречи изменить нельзя», отлично передает все безумие на редкость слепой самодостаточности, доверху переполненной наивысшей убежденностью в той чисто грядущей и близко никак неминуемой нашей всеобщей победе над заклятым нацистским врагом.
Однако вот штабная храбрость — это нечто другое, чем самоотверженность воина на деле, а не на словах готового отдать свою мелкую жизнь во имя существеннее чего-то значительно большего, чем он сам.
Этот нескончаемый поток ужасной брани, который так и изливался из уст высокопоставленных ослов, каковые явно не имели в своих планах абсолютно никакой иной задачи, кроме как гнать и гнать массы на врага в самом откровенном качестве исключительно так слегка сдерживающей его смазки для всех тех выставленных вперед острых штыков.
Другая тактика боевых действий потребовала бы до чего явственного напряжения мозговых извилин, а нечто подобное попросту и невозможно было бы себе представить, покуда Россией правят все те же господа товарищи…
Причем подобные люди, будучи чисто гражданскими лицами, а не полководцами (пусть даже и при погонах) всегда как-никак, а, в конце-то концов, еще уж проигрывали сражения, и это несмотря на все те с виду кажущиеся довольно-таки значительными чисто разве что временные свои успехи.
Знаменитый Пирр, четырежды в пух и прах разбивал римское войско, однако это как раз именно после той четвертой по счету его победы он во весь тот наверняка, как есть сорванный громкими командами голос некогда до чего громко же завопил:
«Еще одна такая победа, и у меня не останется армии», — причем этот крик смертельно раненой воинственной души и может послужить наиболее явным и исключительно бесславным историческим примером, чего это именно делать военачальнику и близко так вовсе нисколько не следует.
Ну, а в качестве довольно-то небольшого военного чина люди подобного склада характера разве что лишь себя и других более чем бездарно для всякого ратного дела всегда, как есть и впрямь совсем понапрасну попусту так губили.
И как раз в данном-то духе оно всегда уж и было, причем довольно-таки еще издревле — сильно храбрые никогда подолгу не жили; по-настоящему храбрый воин — это тот, кто в самом пекле сражения головы никак не теряет.
Ну а храбрецы, одним лишь нахрапом пытающиеся врага одолеть, как правило, одну разве что окропленную кровью землю совсем ведь безысходно своими бренными телами затем до чего вот вдоволь и удобряют…
52
Однако это как раз-таки в эти наши новые, славные и добрые времена и возник тот сколь бесновато воинственный класс храбрецов, кои сами под пули никогда не полезут, зато до чего многих других они вот под их на редкость ужасающий свист весьма вот отчаянно в спину сколь же упрямо и вдохновенно разом толкают.
И при этом они до того ужасающе корчат геройские рожи, и всех тех, кто их вразумлять довольно-то опрометчиво, не дай только Бог, а действительно вздумает, всенепременно ждет тот самый как есть незамедлительный трибунал, а то и та чисто же безымянная общая могила.
А если вот до чего беспристрастно повернуться к лику истинных былых героев, то тогда само собой и окажется, что не нападать на врага, достаточно долго выжидая для того более удобного часа, никакая не трусость, а военная хитрость и гуманизм по отношению к солдатам, которых ждут, не дождутся дома их родные и близкие.
Родину, ее и близко нельзя было сколь так иступлено защищать, дабы разве что на редкость обильно, затем оросить кровью ее сынов леса, поля…
А для чего тогда были большие и малые реки?
И надо ли было весьма поспешно останавливать немцев не теми сходу так и близко явно же неодолимыми водными преградами, а лишь, в сущности, теми, с одного чисто виду будто бы и впрямь полностью неистощимыми, человеческими ресурсами?
53
А между тем настоящих людей (а таких в России немало) надо было хоть сколько-то на деле, а не на пустых словах как-то уж попытаться от той верной и неминуемой смерти более чем явственно вполне уберечь и как щепки в огонь их попросту вот никогда вовсе так явно совсем не подбрасывать.
Пусть лучше пришлые недруги дохнут, словно мухи от бескормицы, как то некогда уж и бывало во времена Наполеона, ну а своих надо было, словно зеницу ока хранить ради всех тех только лишь затем некогда грядущих побед, да и поражений, кстати, ведь тоже.
Кутузов, к примеру, своих до чего еще по мере сил весьма старательно всячески же берег.
И вот чего пишет о нем Лев Толстой в его романе «Война и мир»:
«Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению. Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости, то, что они могли бы понять – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем. Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте вместо донесения лист белой бумаги. И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей. Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску».
54
Ну а во времена начала Второй мировой войны роль, и ног под собой, никак уж не чуя драпающего Наполеона, с самым превеликим прискорбием исполнила почти вся та довольно-таки не в меру языкатая, но совершенно ведь при всем том исключительно немощная умом советская номенклатура.
ПРИЧЕМ ВСЕ ТЕ ЕЕ сколь бравые и никак нескупые на слово деятели были буквально-то вдоволь без году неделя всякими званиями и привилегиями уж всецело так вкривь и вкось до того еще щедро одарены, что они в отличие от всего остального народа были целиком и полностью в том самом нарядно коричневом шоколаде...
Причем состояла эта серая умом масса (благодаря всем тем сталинским чисткам) из той самой, что ни на есть наиболее отборной, да еще и весьма и весьма тщательно выпестованной, и вышколенной сволочи, а она у любого народа почти всегда более чем неизменно во всем полностью идентична…
Тем более что тогдашняя советская власть вообще была бесподобно интернациональна, а потому и любые сколь беспочвенные обвинения в русофобстве на самом-то деле попросту вообще уж на деле смешны, если не сказать – абсолютно абсурдны.
И вся эта «отчаянной храбрости» братия тикала со столь невероятно дьявольской поспешностью, что иногда (бывало и такое) пришедшую издалека машину надо было затем довольно-таки долго вполне всерьез, отмывать, поскольку господа товарищи вовсе не были готовы отойти по нужде в кустики.
Ну а когда прижмет, всякое как-никак, а непременно еще может вот явно случиться.
Однако при всех тех чисто же «сугубо своих достоинствах» новоявленные приспособленцы, выпестовавшиеся внутри лона большевистской партии как раз-таки после той чрезвычайно тщательной ее очистки от почти всякого самого изначального своего элемента на весьма судьбоносном перепутье сумрачных и злосчастных 30-х годов…
Нет, в конце концов, как-никак, а непременно на деле вполне еще разом всецело оправились.
А именно тогда и стали они совсем уж бесцеремонно расстреливать боевых офицеров за все их настоящие или мнимые самими чекистами с почти чистого листа надуманные просчеты.
55
И главное, при всем том в свете всех тех чисто официальных прожекторов все это и поныне выглядит вовсе-то совершенно же иначе, а именно разве что, как всегда, лишь, только вот, значит всецело по-ихнему…
Поскольку именно для того она и существует та сколь слащаво ЛЖИВАЯ и сугубо официальная версия истории, дабы все уж, значится, некогда действительно бывшее на деле в те самые вовсе так иные тона сколь еще острым орлиным глазом совсем «реалистично» и масштабно более чем предметно раз за разом сходу преобразовывать.
А между тем Лев Толстой в его романе «Война и мир» сколь на редкость наглядно всем нам преподносит, чем это вообще занималась в его время прикладная история, а она до чего бессмысленно тогда наводила буквально на все, то навеки ушедшее в былое и славное прошлое весьма изящный искристо блестящий глянец.
Причем делалось это как раз-таки ради того, дабы все та совсем опостыло некогда имевшаяся в далеком прошлом, чудовищно же несветлая обыденность неизменно бы затем смотрелась (в глазах грядущих поколений) до чего как-никак недвусмысленно ярче и многопланово красочнее.
Раз уж и близко нельзя было допустить и мысли о создании в людском сознании тех самых довольно выпуклых образов более чем вполне непосредственно связанных именно с той невзрачно мрачной обыденностью безо всякой той при этом ее «гипергероизации»…
А между тем самое настоящее мужество и близко никак не заключено в том еще самом бешеном и показном энтузиазме, и оно весьма малоприметно и достаточно скромно.
Да вот, однако, кое-кому было уж явно никак не с руки – освящать реалии и будни войны именно в свете всей той бескрайне суровой и крайне, так как она есть неприглядно правдивой, а заодно и полностью так выпукло настоящей действительности.
Да и вообще, кое-кому нужно было, прежде всего, всеми теми исторически светлыми красками до чего еще полноценно так освидетельствовать все, то восторженно хлесткое очарование уж навсегда ныне явно ведь канувшей в
