страшное и трагичное время 1941 – это и есть именно та исключительно вот наиболее драматическая страница всей нашей истории, когда Красная армия разом получила беспрецедентно прямой и неожиданный удар в лоб, а почти тут же вслед за ним нарочито суровый и беспринципный большевистский наказ «ни пяди родной земли».
И это как раз, только поэтому Красная армия тогда весьма стремительно отступала, неся при этом никак несоизмеримые (с противником) огромнейшие потери, в неразберихе и спешке бросая то оружие, которым во всех последующих сражениях враг разил наповал именно тот народ, который его создавал, живя уж при всем том фактически на бобах.
208
И вместо более или менее разом так здраво и обдуманно организованного отступления к дальним рубежам вышло одно лишь разве что и впрямь совсем вот обезумевшее от ужаса чисто так безоглядное стадное бегство…
А между тем, идя именно как раз по этому вполне ведь до конца разумному пути, армия, получившая прямой удар в лоб, в точности, как и боксер, должна была отойти к канатам и встать в глухую оборону, стараясь до чего понемногу постепенно так отдышаться.
Попытка со стороны боксера лезть на противника после того, как он пропустил прямой удар в лоб или же челюсть, обязательно вскоре попросту до чего еще непременно разом окончится, одним лишь самым что ни на есть совсем неминуемым его нокаутом
Причем то единственное, почему всего этого так и не произошло со страной, безвременно обращенных против всего разумного на редкость уж безукоризненно бессмысленных Советов, было именно все то мужество рядовых граждан, что почти никак не было, затем передано в том самом наиболее передовом во всем этом мире советском кинематографе.
И именно этот весьма обыденный героизм воинов, иступлено защищавших свою родную державу от всякого чужого ярма, дабы свое стало никак не в пример всему остальному – значительно крепче, и скрепил алой кровью и железными цепями те самые пятнадцать республик СССР.
Ценой огромных и невосполнимых потерь в невообразимо лютую стужу солдаты Красной армии смело перешли в контрнаступление, и это при тех все тело совсем же насквозь на ветру пронзающих 40-градусных морозах.
Однако этот мощный натиск, несомненно, мог бы оказаться и сколь явно, куда только поболее во многом успешнее, находись во главе Советской армии кто-нибудь, без тени сомнения, явно другой, а не те еще палачи, ничуть почти никак не лучше «дорогого товарища Жукова».
209
Ну, а немцам вести вполне эффективные боевые действия в условиях многоснежной русской зимы было сколь, несомненно, всецело так тяжко, да и совсем же изматывающе более чем беспрецедентно во всем изнурительно.
Они-то совсем никак не были готовы к этаким суровым холодам, да и одежонка у них для русского морозца была и близко так никак нисколько не подходящая.
А заодно и чисто психологически их к тому обстоятельству и впрямь-то напрочь попросту позабыли довольно-таки мастито и тщательно во всем заранее безупречно же действенно на деле вот подготовить…
А именно как раз к той до чего весьма незатейливой мысли, что тот самый лежебока русский медведь на зиму в сибирскую тайгу никак не заляжет, а то бравые, однако весьма теплолюбивые немецкие солдаты мнили себе теплый кров в хорошо отапливаемых домах Москвы и многих тех прочих городов центральной России.
210
Ну, а кроме всего остального прочего, имелся еще и тот более чем донельзя уж более чем явственный факт!
А именно попросту и близко никак не видело военное командование германского Рейха, в своих солдатах одни лишь те совсем же бесчисленные патроны, да снаряды, каковые можно было в неисчислимо любом их доступном количестве до чего запросто так израсходовать во имя той еще славной грядущей победы.
Ну, а в тех мигом прямо на глазах редеющих рядах Краснознаменной армии все это происходило именно с той до чего отъявленно преступной и невозмутимой легкостью, поскольку всякая живая сила была там во всем значительно уж поменее ценнее каких-либо и вправду жизненно важных и необходимых на войне боеприпасов.
И все-таки, несмотря на весь тот необычайно поначалу стремительный германский блицкриг, немцы под самой Москвой и впрямь-то вконец в глубоком снегу увязли, а тем временем у бравых советских воинов нашлось еще время, дабы оправиться, подтянуть резервы из дальних тылов, а затем и начать свой долгий путь до города Берлина.
Однако наиболее главный и каверзный вопрос был, собственно, как есть заключен именно в том, а должен ли он был оказаться столь еще до чего тягостно донельзя долгим, извилистым и нескончаемо длинным?
И разве никак нельзя было его хоть сколько-то весьма посильно подсократить, достаточно так вовремя ко всем тем дальним рубежам довольно-то строго, организованно и статно в единый миг отступив?
211
А между тем всякое отсутствие каких-либо вполне дельных планов по сколь подчас, словно же глоток воздуха необходимому и весьма ведь самому так поспешному отступлению войск целиком же лежит на совести политического руководства страны.
И надобно бы вовсе непременно про то самое сходу разом ка есть и заметить, что никак, то совсем не иначе, а советская идеология более чем несносно разом проникала в любые щели, без нее нельзя было ни на толчке посидеть, ни цигарку раскурить, она фактически преследовала советского человека буквально-то по пятам.
А ведь те самые ныне полностью былые люди и близко не были пока уж приучены попросту так не обращать на нее абсолютно же никакого своего пристального внимания, а только лишь разве что горемычно взирать на нее, именно как на пустой узор, непонятно зачем вывешенную на стенах дешевую аппликацию.
212
И сколь велико было довольно-таки на редкость приметное участие идеологии во всех тех вполне конкретных и деловых объяснениях!
То был фактический самый прямой возврат к европейскому средневековью во имя до чего только сурового единения общества под флагом кроваво-красного молоха.
Только-то и всего, что звучащее беспрестанно всуе имя Бога явно этак тогда сколь беззастенчиво полностью ведь отныне до чего еще звучно сменилось на имя совсем этак вовсе бессменного же вождя.
А именно поэтому если и близко не брать в расчет весьма существенную разницу между глубиной веков и почти этой-то нашей нынешней современностью, то тогда промозглая сталинская действительность и вправду некогда стала всею рожею схожа с тем, что некогда происходило в темные времена истинно гиблого для всякого здравого ума – иезуитского мракобесья.
В сугубо военной области это отображалось, прежде всего, в тех чисто психологических установках, что вернее всего были выражены в том весьма лаконичном подчеркивании, что весь гнилой капитализм сам собой скоро загнется (как то давно ему и было положено) или не иначе, а мы ему в том, всячески еще и поможем.
Причем сама уж как оно есть исключительно несбыточность его довольно-то небезуспешной атаки на развитое социалистическое общество, являлась именно тем краеугольным камнем буквально всей большевистской идеологии, а потому и была она жирным прочерком попросту вычеркнута из всякого мира возможностей и хоть сколько-то где-либо и когда-либо существующих вероятностей.
213
Контрудар с уходом в глубокий тыл противника и стал исключительно так весьма же всеобъемлющей идеологической пропозицией, бесцеремонно проникшей в военное дело, где всему тому было вовсе не место, а в особенности на полях сражений современной войны.
Поскольку во все времена ее исключительно так смертельно обыденных будней буквально всегда более чем явно вот незримо присутствует именно тот отчаянно важный чисто технический фактор, то есть как раз именно, что бравые конники в свой трезвый расчет принять, и близко-то никак не могли.
Раз уж совсем оно не иначе, а подумать о чем-либо подобном им было, в принципе, всецело вот фактически попросту нечем.
Или для, куда этак однозначно большей же ясности надо бы вполне еще прояснить саму суть всего дела.
Может, и могли они хоть чего-либо вообще ведь действительно понять так сказать после тех сколь еще невообразимо долгих и настоятельных весьма этак последовательных разъяснений, считай, что на одних лишь только голых уж пальцах.
Однако чему-либо подобному было вовсе-то никак совсем и не произойти в тот самый донельзя критический для всей страны момент, когда им и впрямь-таки вполне незамедлительно следовало с печки-то слезть, да и вправду разом начать действовать здраво, хоть чего-либо более чем глубокомысленно соображая.
Однако им было до чего еще привычно одну лишь только ту липкую паутинку свою, скрючившись, и скособочившись, медленно же плести да плести.
Ну а что-либо другое было и близко так никак не про них, поскольку они вообще хоть в чем-либо на редкость так осмысленно на ходу разбираться за долгие годы нелепого своего правления попросту начисто навек разучились.
Раз их и от природы беспутные мозги попросту вот до чего донельзя разбухли от обильных идеологических промываний, а посему и стали они вовсе-то никак до чего явно неповоротливыми.
А те стражи сугубо партийных истин и без того со своим убогим умом весьма ведь изрядно на редкость плохо дружили, как от полнейшего безверия в человека вообще, да точно так и от всей своей более чем самой элементарной военной безграмотности.
И именно как раз за эти их «бравые» интеллектуальные качества главными в армии Сталин и сделал те самые истинно до конца полностью выпотрошенные чучела в маршальских лампасах - попросту во всем верно оценив их до чего и впрямь-таки чистопородно холуйскую неспособность и вправду на деле устроить мало-мальски серьезный военный путч.
214
Скажем, то во все стороны света так и брызгавшее кровавыми слюнями необычайно же напыщенное ничтожество маршал поражений Жуков…
Этот всецело как есть искрометно грозный ликом воитель если уж чего и умел так это героические рожи в нужный момент весьма кичливо корчить, а строить серьезные планы он мог лишь на то какой именно невероятной красотке во время ближайшего штабного разгула ему сподобиться длинные ноги сходу так смело разом раздвинуть.
А так если тот сталинский цербер хоть чего-либо самое элементарное вообще в области стратегии и смыслил – так это разве что был он необычайно силен в том самом вовсе беспрецедентно славном своем умении матом напропалую крыть, да и людей направо-налево почти безо всякой вины
А еще и совершенно по-хозяйски бездеятельно (в каком-либо интеллектуальном смысле) он как никто иной и впрямь-то боготворил всевозможные большие массовые наступления, причем это именно в их сколь этак бравой организации и был, собственно, заключен весь его основной полководческий талант…
Все его непреклонность и героизм заключались в одном том еще отчаянно непримиримо явном умении как есть донельзя безрассудно слать несметные солдатские толпы на верную и совсем ведь неминуемую затем погибель.
А потому и надо бы сколь еще верно оценить все его крайне так совсем неприглядные военные достоинства в одном лишь разве что самом естественном виде именно той безупречно доблестной тупости крайне же завзятого кавалеристского
