Цунами тоталитарной идеологии

той еще и впрямь совсем беспочвенной веры, что вот, мол, явно хватит и того, чтобы толпа хором проорала «халва» – и через самое короткое мгновение у всех во рту разом станет более чем приторно сладко.
Нет, вовсе не может тут быть абсолютно никакой существенной разницы, делалось ли это во славу дикой жестокости или во имя всеобщего блага и любви к ближнему своему, раз было то на редкость всецело же попросту безразлично.
Разве что именем той истово черной ненависти будет, куда и впрямь значительно потруднее сколь открыто творить наиболее темные и грязные дела, поскольку некоей той чисто усредненной душе человека все это довольно-то быстро раз и навсегда напрочь ведь вскоре попросту опротивеет.
Однако и само ее наличие непременно так можно будет до чего незамедлительно взять под очень даже большое и совсем беспристрастное сомнение, а то и напрочь ее попросту отменить!

71
Коммунистическая и нацистская идеологии, создавшие в чьих-либо близоруких глазах невообразимо заманчивый проект по тому ранее вовсе небывалому ускорению политического и духовного преобразования всего же рода людского, разом поставили во главу угла самое принципиальное отсутствие у всякого человека какой-либо собственной души.
Варварские диктатуры признавали одно лишь наличие у него интеллекта, проявляющего себя в самых основных инстинктах, кстати, присущих даже и живущим в некоем едином сообществе насекомым.
При этом сугубо подчеркивалось все то уж чисто звериное родство, классовое или этническое, то вот никакого существенного значения далее и близко совсем не имело.
И наиболее главной тут целью было сколь яростно же сплотить тех самых действительно нужных людей, всецело отделив их от тех, кто отныне был никому далее совершенно никак так явно не нужен.
И господа красные ко всему тому практически единокровному дореволюционному обществу буквально разом тогда присобачили немыслимо же угловатое клише – «наши» и «не наши».
И тех вовсе и близко не наших попросту же следовало всех до единого нещадно уничтожать, причем, именно словно тех еще злобных вредителей, что извечно строят, да и осуществляют, коварные планы супротив всего и вся выпукло и ярко выделенного - благородного рода людского.

72
Причем до чего уж безукоризненно веря светлому уму Федора Достоевского – это явно не что-то такое исключительно новое, а давно ведь извечно исхоженное старое.
И главное вот чего он пишет по этому поводу в его незабвенных «Бесах»:
«Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки “передовых”, которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что, впрочем, тоже случается».

73
Но тех идиотов, как есть будет вполне еще возможно раз и навсегда весьма же поспешно попросту сколь резво так отодвинуть от дико бушующего вулкана людских страстей.
Поистине дав массам вместо лубочных светлых идеалов фигурку кумира, который и будет всецело уж собою отныне ознаменовывать ту самую весьма безупречно наглядную суть сущего воплощения всех чаяний и надежд на все, то лишь некогда грядущее всеобщее славное благоденствие.
И история явно вот знает всему тому никак немалое число до чего красноречивых и более чем наглядно выразительных примеров, и одним из тех самых последних является, конечно же та самая, Великая иранская революция.
Причем она как есть изначально возникла разве что лишь оттого, что кучке тех крайне растрепанных во всех своих наилучших чувствах либералов сколь уж невероятно некогда разом еще захотелось явственно заполучить куда так значительно поболее всяких гражданских и общественных свобод.
И это как есть несмотря на то, что у них и без того их было вовсе-то и так доселе совсем ведь немало.
Причем, ясное дело, именно с чего-либо подобного все ведь уж сходу разом и начинается!
Ну а когда-то разве что именно затем абсолютно любая революция, что на самом уж гребне разом вздыбившей ее волны более чем безмятежно до чего невероятно вот многословна…
Да только так или иначе, а дойдя до самого своего пика, она ведь весьма деятельно возвышает на самые небеса разве что именно те яростно тупые ничтожества.
Ну а те сколь еще многозначительно затем и проявят чисто уж свой как он есть своекорыстно злой интерес ко всему тому будто бы вполне праведному перераспределению с одного только виду всеобщего, а между тем абсолютно чужого народу блага.
Да и, кстати, тут же, фактически мимоходом разом и изыскивает братия, ревностно блюдущая традиции массового террора всяческих ярых и тщательно скрытых врагов, дабы в их-то крови и утопить все, то весьма стародавнее и нынче как есть вконец всем обрыдшее треклятое прошлое.
И все, кто его олицетворяют должны были ныне оказаться сходу погребены в сырой земле раз те, кто решили спалить все, на чем ранее держалась буквально, всякая в стране власть были совсем уж чудовищно вовсе-то беспощадны…
И этакими бывшими холопами безудержно двигал лютый инстинкт самого всеобъемлющего разрушения…
Все былое и барское должно было ныне попросту разом сгинуть в том всеочищающем революционном пламени.
И ПРИ ЭТОМ ГОСПОДА большевики до чего неистово, пытались буквально сходу сплотить весь «свой» простой народ супротив всяческого, невпример ничему иному отвратительно коварнейшего и вездесущего присутствия тех самых считай вот каждодневно жирующих богатеев.

74
И, ясное дело, что это именно большевики сколь ответственно спровоцировали капиталистический мир на поиски и впрямь-то самой же насущной антитезы всему тому до безумия яростному большевизму.

А им как есть уж и стал затем именно тот половозрелый фашизм, коему и довелось весьма вот порядком взвешенно заложить тот самый краеугольный камень всего своего свирепо лютого мировоззрения в довольно-то подчас поверхностно образованные умы чрезвычайно беспечных серых масс как немецкой, да точно также и итальянской наций.                                 
Правда коли и дал нацизм клятву верности капитализму, то ведь сделал он это разве что потому, что всяческий хоть сколько-то иной, противоположный путь был ему отныне абсолютно прегражден всеми теми местными никак неприемлемыми для всякого настоящего социализма - имперскими реалиями.                                     
И было в фашизме значительно поболее ничем неприкрытой варварской агрессии, нежели хитрости, да только был он и впрямь на редкость смертельно опасен всею своей откровенно так дьявольской продуктивностью.
Однако та самая безнадежно всеядная хитрость при всей своей довольно-то грубой чисто житейской тупости явно может оказаться значительно же похуже, причем совсем не только для всех тех чисто отдельных с чьей-либо точки зрения нисколько неполноценных народов.
Ну уж нет раз именно таковой она будет буквально для всякого дальнейшего существования всего этого уж до чего еще как есть попросту так необъятно огромного мира.
Русский народ был и есть один из сильнейших по всему своему неукротимому духу народов мира сего.
Ну а исключительно потому и могла оказаться несоизмеримо горше судьба всего человечества, коли бы тот неистово осатанелой лихости большевизм действительно и впрямь разом уж изыскал все те нужные идеологические средства, дабы как раз именно его значительно получше верной рукой весьма ведь надежно затем оседлать.
Ну а именно вслед затем и можно было бы до чего запросто вскоре вот еще повести вконец заблудшие трудовые массы на бастионы того самого неистово озверелого и социально вконец же чуждого им по духу капитализма.
А, уж тем более что делалось бы все это как раз во имя любви, а не во имя расовой животной ненависти!
Да, именно так!
Во имя любви, хотя и путем убийств и яростно безрассудных и разрушительных свершений!
По весьма куцей логике суровых комиссаров, само собой сходу вполне выходило, что это как раз посредством чего-либо подобного и придут некогда времена на редкость безумно радостного (даже и в предощущении его) чисто уж можно сказать земного рая.
Раз уж истинно сколь давно всем вполне разом следовало бы разочароваться в существовании того вовсе никак несбыточного – небесного.

75
Однако на самом-то деле чем уж более и более невинной радости будет присутствовать в людских сердцах из-за лютой смерти классовых врагов…
Да только со всею той полной же безысходностью надо бы при всем том как есть ведь сходу на раз безапелляционно заметить, что как-никак, а лучше от всего этого никому нисколько никак явно не станет.
То есть само уж собой более чем предельно разом еще оно ясно на костях бывших эксплуататоров лучшую жизнь было вовсе-то абсолютно никак не построить.
И пусть на них и вправду пришлось до того безропотно целыми веками гнуть и гнуть себе спину, а все-таки они при всей своей лютости и нетерпимости попросту в подметки не годились тем товарищам что пришли им до чего так внезапно на смену.
Да и никакой той сколь многообещающей новой эры было вот и близко тогда совсем не видать…
Раз лишь значительно гуще непременно только же сгустятся тучи всякой той совсем беспросветной ненависти.
Раз столь беспрестанно, сходу затем еще посыпятся словно из рога изобилия всяческие ярлыки весьма же легко затем прилипающие к ликам тех самых безупречно наилучших людей.   
Да и вообще в воздухе тогда уж и раздавались громкие литавры беспрестанно отравляющие громом и молниями осатанелой идеологии простым людям все их наивные души, да и, в принципе, всегда искренне добрые сердца.
А ведь никоим образом и близко нельзя путем убийств и насилия над ближним своим (пускай он и будет хоть в чем-либо единолично и сам как-никак всегда виноват) действительно приблизить эпоху всеобщего грядущего счастья.
Таким макаром разве что, наоборот незамедлительно отодвигаешь общество назад в пещеры к мамонтам и троглодитам.

76
Вот и генерал белой армии Краснов более чем однозначно рассуждал в до чего еще сколь принципиально схожем ключе – ниже приведено его мнение, изложенное им в книге «От двуглавого орла к красному знамени».
Жаль только, что всего через год после написания этих славных строк Краснов вполне так всерьез душевно подгнил, и уж в конце того самого последующего своего романа «Единая-неделимая» ему с чего-то вдруг вздумалось громко прославлять убийцу отца, матери и деда и главное исключительно за то, что тот свернул шею какому-то одному никудышному большевику…
«Она думала. Она пришла уже в своих думах к тому, что, может быть, они правы. Они, трудящиеся над землей, они, живущие в маленьких тесных избушках, где спертый дурной воздух, они, голодающие и мерзнущие. “Мир и все его богатства принадлежат им, и буржуи – словом, все те, кто не умеет сам работать и добывать все своими руками, должны или стать такими, как они, или уйти в иной мир, на земле не место тунеядцам…” Придя к этой мысли, Оля почувствовала страшную жажду жизни. “Ну,