Диалог глухонемого со слепцом

необычайно грешную душу…
Вдруг ни с того ни сего разом и оказалось, что подлинное лицо народа — оно-то на деле беспощадно и неприглядно полностью как-никак ведь именно что столь еще иное…
И до того оно донельзя же отвратительно, гадко и безобразно (в момент чрезвычайно лютой и отчаянной своей осатанелости), что на него и смотреть было вовсе вот попросту совсем и нельзя без сущей окоченелости до самого исподнего своего нутра.
Да и вообще никак нетрудно будет разом себе представить реакцию человека, живущего принципами, догмами, идеалами, при том самом вполне однозначно до чего только нечаянном его столкновении с тупой и напрочь обессмыслившейся толпой, разве что весьма ведь явственно лишь того и жаждущей…
А именно — разорвать бы хоть кого-либо на самые мелкие куски, ну а кого, им то уж было не так ведь действительно хоть сколько-то на деле и важно.

102
Однако все те наиболее конкретные свои очертания этакое совершенно бесчеловечное устремление приобрело, как раз от всех тех патетических возгласов всяческого рода любителей несносно покивать на необычайно «высоченные стены Бастилии», которые всем нам всенепременно уж точно бы надо сколь обстоятельно как есть бестрепетно единым ударом ныне вот чисто навек всецело разрушить…
А между тем все те исключительно же непосредственные события имели место разве что из-за той до чего и впрямь исконной безыдейности серых масс, вовсе-то никак не возглавляемых никем иным, кроме тех еще серых подпольных крыс.
Причем уж точно были они из той самой на редкость откровенно серой породы, которой, если чего и было вообще в охоту, так это разве что весьма же весело и фактически досыта, как есть разом натрескаться всем, тем чисто дармовым общественным сыром.

103
И где это вообще была та умственно развитая и житейски сметливая интеллигенция, когда ей и вправду вполне следовало чисто, как штык всецело так до чего значительнее и обстоятельнее сходу-то и начинать всячески просвещать народ знаниями, да и можно сказать, всею душой бестрепетно поспособствовать именно его, куда относительно большей грамотности?
Ну да она, как есть, бесподобно уж всласть исключительно ласково всегдашне стремилась его вполне благочестиво просветить всеми теми многозначительно суровыми воззваниями, дабы хоть сколько-то и приподнять его разом затем на борьбу за все, то светлое и весьма же полноценно на деле невообразимо хорошее.
А между тем жила она в том самом чисто так своем собственном доподлинно ею как свои пять пальцев вполне же изведанном мире радужных грез, а потому и радела она лишь за то, что в действительности по-настоящему и до конца понимала, мол, дальше так жить нельзя, и все тут!
То есть, и впрямь должны были сами собой незамедлительно нагрянуть все те чисто уж великой отрады славные перемены, ну а произойти им вполне и должно было, как пить дать в том навеки вечные ныне исключительно так крайне закостеневшем облике, всего этого безнадежно вот донельзя стародавнего патриархального общества.
Ну а поскольку нечто подобное было ему и близко-то не по силам, да и попросту вовсе-то не по нраву, то, чего это тут греха таить, мы его именно что чисто силком разом взнуздаем, да и ко всему тому смело и радостно сходу вот принудим.
А коли, кто еще всею силой духа вполне всерьез тому ни с того ни с сего разом же воспротивится, то как тут не крути, а пусть он сам только на себя некогда после ведь и пеняет.

104
Да даже и промеж собою по уму обо всем том более чем здраво договориться, куда это отсель вообще путь свой нынче держать, собственно, так далее будем…
Нет уж, всем тем большим интеллектуалам того времени, как есть нечто подобное было и близко-то явно совсем не по силам.
А между тем всякая разобщенность интеллектуальных вождей нации в смутное время будет подобна именно тому донельзя плачевному положению вещей, когда кто-либо во время пожара на судне безнадежно напропалую станет обрекать пассажиров на пассивное выслушивание бесконечных дебатов команды — кому и чего надобно незамедлительно сделать, да и куда спешно затем идти…
И достанет ли у людей вообще сил действительно вполне вдумчиво отреагировать на все те совершенно бессмысленные теоретизирования о самих, так сказать, наилучших принципах тушения пожара?

Пассажиры горящего судна обязательно встанут на сторону и будут отчаянно всеми силами жестоко поддерживать, ясное дело, как раз уж того, кто это явно окажется, более чем немыслимо яростен, а еще и крайне во всем безоговорочно демагогичен.

105
Поскольку это как раз подобного рода деятели и сумеют максимально ведь истерично, а также и утопично как есть более чем запросто до чего невозмутимо многое во всеуслышание всецело-то наобещать, нежели чем это сделают все прочие из числа тех хоть сколько-то прагматичных и трезвых.
И до чего неизменно яростные ревнители, что так и чтут все до единой заповеди той самой ядовито серой буквально же обволакивающей им души демагогии до чего свысока и донельзя пренебрежительно более чем жестко сходу и выстраивают весьма отчетливую линию именно что своей ничем и никак вовсе непробиваемо твердой обороны.
И, кстати, делают, они нечто подобное и впрямь разом вот вставая при всем том в исключительно так жесткую оппозицию ко всякому вполне наглядно на редкость им совсем стороннему здравому уму.
Этим ярым демагогам попросту, как есть свойственно до чего еще безапелляционно сходу навязывать как раз этак чисто свою собственную оценку всего того чисто же катастрофически происходящего на палубе объятого пламенем корабля или страны.
И ведь никак и ничем не поможет, тем самым откровенно трезвомыслящим людям все, то истинно неизменное более чем строгое их прагматичное следование всяческой той или иной практической сметке, а не одному тому совсем же отчаянному — а также, в конечном итоге, попросту до чего отъявленно паническому — инстинкту.
Ибо люди в припадке жажды спасения именно что лично своего собственного бренного существования очень уж даже быстро порою довольно-таки заметно теряют всяческий всецело свойственный им в обыденной и житейской обстановке здравый и светлый ум.
И главным, тут будет еще и то, что все те озлобленно ощетинившиеся завзятые горлопаны, и впрямь-то уж до чего непременно весьма ответственно разом во весь свой зычный голос тогда и загалдят со всею той совершенно обезумевшей от страха толпой на одном и том на редкость развязно скотском языке.

106
И вот как более-менее четко и ясно описывает предреволюционные годы Пьер Жильяр; и очень, кстати, на то похоже, что довелось ему быть не только превосходным учителем царских детей, но и простую Россию этот человек действительно понимал, в отличие от абсолютного большинства интеллигентов, на ее земле разве что ненароком случайно родившихся.
Поскольку всем своим духом эти люди явно сжились с той еще ей и близко никак этак вовсе совсем неродной, а полностью уж во всем донельзя чужеродной культурой.
Пьер Жильяр, «Император Николай II и его семья»:
«Положение Царя было чрезвычайно трудно. Для крайних правых, видевших свое спасение в соглашении с Германией, он был непреодолимым препятствием, которое нужно было устранить,
чтобы заменить его другим монархом. Для крайних левых, хотевших победы, но победы без Царя, он был препятствием, которое надо было уничтожить посредством революции.
И в то время как эти последние, усиленной пропагандой в тылу и на фронте, старались подточить основы монархии, бессознательно играя, таким образом, в руку Германии, умеренные партии заняли положение самое опасное, но наиболее свойственное русскому характеру, тому славянскому фатализму, который заключается в ожидании событий и в надежде, что сила Провидения направит их на общее благо. Они заняли позицию бездействия. Они ограничивались пассивным сопротивлением, не понимая, что, действуя так, парализуют страну.
Что касается широкой публики, то, не отдавая себе в том отчета, она стала послушным проводником германских происков. Самые удручающие слухи воспринимались и разносились ею, создавая в тылу противомонархическое и пораженческое настроение и атмосферу недоверия и подозрения, которая не замедлила отразиться на фронте. Каждый наносил свой удар топора, подрубая главное стропило здания, которое шаталось, и никто не подумал вовремя подставить подпорки, которые помешали бы ему рухнуть.
Было сделано все, чтобы вызвать революцию, и ничего, чтобы предупредить ее последствия. Забыли, что Россия состоит не только из пятнадцати-двадцати миллионов людей, созревших для парламентарного строя, но заключает в себе также от ста двадцати до ста тридцати миллионов крестьян, по большей части необразованных и несознательных, для которых Царь оставался Помазанником Божиим, тем, кого Господь избрал, для направления судеб великой России. Привыкнув с самого раннего детства слышать поминание Царя на ектеньях и в самые торжественные минуты литургии, мужик естественно приписывал ему в своей мистически настроенной душе почти божественные свойства».

107
Да только кто это он вообще ныне такой?
И кем это он, собственно, был до чего необычайно всесильной рукой более чем безапелляционно назначен?
Да и по какому именно принципу был тот нынешний властитель действительно же возведен в то самое наиболее наивысшее начальство…
Нет, про то простые люди в России и думать не думали, поскольку еще издревле были они, как раз вот к тому всею той непримиримо суровой силой и впрямь, как есть, весьма ведь беспросветно приучены.
Никак не рассуждать о чьих-либо суверенных и незыблемых правах на престол, а всегдашне считай всею душою боготворить надежу царя-батюшку…

И, кстати, всякому тому или иному среднестатистическому обывателю в большую политику было лезть и близко так чисто уж совсем попросту не резон, да и вообще она ему, собственно говоря, была именно что нисколько ведь явно и незачем.
Поскольку на кой это ляд она могла ему хоть на что-либо путное когда-либо, так или иначе, вообще уж еще сгодиться?
Тем более коли речь пойдет о чем-то и впрямь-то до чего утробно внутреннем, но никак и близко вовсе не элементарном.

108
Те люди, что во времена дикой и несусветно чудовищной смуты отчаянно исторгают из всего своего наиболее исподнего нутра безумно черной ненависти истины про весь свой горемычный народ, и близко при этом не понимают, что зарвавшаяся чернь — это разве что мерзкий сброд, из всех наиболее темных углов спешно этак ныне повылезший.
А мирные граждане в подобные гиблые времена более чем сходу по всяким темным закоулкам все как один до тех самых хоть сколько-то лучших времен тогда уж еще непомерно вот разом явно попрячутся.
И это как раз там и будут они тихо и в сущем оцепенении донельзя же настороженно выжидать, пока все то беспутство само собой до конца не пройдет и жуткое безвластие для них сирых, быть может, и канет тогда в пучину небытия необычайно ведь чудовищно безумного прошлого.
Хотя уж с той неотъемлемо великой горечью до чего веско учитывая все те неописуемые ужасы сталинской зловещей эпохи, именно тогда все еще, собственно, разве что только совсем невзначай разом и