проходил между частями разрезанной туши, как позднее Господь Бог у библейских евреев).
В Бейт-Шеане открыто святилище (кон. XV - нач. XIV вв. до н.э.), в котором поклонялись (107. Рис.20) Рашапе как богу огня, а также и Анат (в Бейт-Шаане найдена стела с изображением богини Анат и подтверждающей надписью)). На одной из стел этого святилища бог Решеф изображён в головном уборе, украшенном рогами лани (газели, оленя), его священного животного, что (символика) свидетельствует о его перманентной связи с небосводом (т.е. и с небесным огнём). У египтян Решеф представлялся (М. Луркер) в верхнеегипетской короне с головой лани вместо урея (сближался с Сетом). В Угарите Рашапа нередко изображался (50.) в виде юноши с луком, при стрельбе из которого он использовал (106.) «огненные стрелы (решефы)», т.е. молнии. С небесным огнём молний Рашапа соотносится и через своё наименование. Выявлено (49.), что имя бога огня Рашапы/Иршаппы (вторая часть имени «(Ра/Ир)-шапа») генетически связано с названием (второй частью имени) хуррито-урартского бога грозы «Тешшуб, Тей-шеб(а)», поскольку все эти имена, как считается, восходят к некоему общему (прахатто-хурритскому) прототипу.
Считается (49.), что вторая часть хурритского выражения «Те-шшуб, Тей-шеба» - («-seb, -saba»; корень [(с/ш)(б/п)]) морфологически родственна хаттскому («-zi(f/p)», [(з/с)(ф/п)]) и, соответственно, хеттскому («-zipa, sepa»). Следовательно, не только наименования «(Ра/Ир)-шапа» и «Те-шшуб», но и, в частности, имя Великой Богини хеттской мифологии хаттской «Камру-сепа» (упоминается также в хеттских и лувийских текстах) восходит к тому же терминологическому первоисточнику (послужившему прототипом для наименований эпифаний бога-отца и богини-матери). Замечено, что и в названиях нахско-дагестанских богов также имеются подобные соответствия.
Важно отметить и то, что входящее в выражение «Ра-шапа» хан.-ивр. слово «(שפה) соп(п)а» ([сп]), означающее «речь, язык, слова», а адыгское (т.е. прахаттское, поскольку выявлено, что современные абхазо-адыгские языки - потомки прахаттского) слово «псалъ» ([псл]), имеющее значение «речь», обладают близкой по составу корневой основой. То же ([(ш/с)п]) можно сказать и о хаттском слове «shapu (шапу, сап(у))» (А.В. Волков, Н.Н. Непомнящий «Хетты. Неизвестная империя Малой Азии». 2004), которое («рассеянная полисемия») означает (просто) «бог» (термин «шапир» на иврите принято понимать как «хороший, нормальный»). Заметим, что вполне возможно, что обозначение таких понятий как «речь, слово» и "бог" фонетически одним и тем же термином, связано с творением словом во многих космогонических мифах. Так, в шумерском языке (J.A. Halloran «Sumerian Lexicon». Version 3.0) выражение «sapa» (вероятно, заимствованное у «протоевфратцев») означает «именовать (называть) Отца (-творца)» (типа хат-хур. Кусар-ва-Хусаса). Несомненно, что в сакральном смысле хаттский и шумерский термины адекватны.
Легко видеть, что наименование (и функциональность) «(Ра/Ир)шапа» можно трактовать как «Бог света» (пламени), (у Санхунйятона этот бог так и назван)), а имя громовика «Теш-шуба» (если шум. «teš» - "vigor (сила), pride (гордость)") может означать "Сильный голос" (гром при грозе). И в совокупности эти эпифании образа анатолийского бога-отца (с именем «Отец») соотносятся с ним, как с источником небесного и земного огня.
Наименование же «Камрушепа» вполне может восходить к имени женской ипостаси некоего анатолийского Двуединого божества, - "Мать-Отец". Так, в форме «hа-ам-рушепа» (где «ам(м)» - «мать», а выражение «рушепа» тождественно с «рашапа»), это имя Великой матери означает «(Это) Мать Ра/Ир-шапы»); т.е. оно вначале вполне могло звучать и как «Амма».
Следует отметить, что выявляется определённое функциональное соответствие между «фигурами» анатолийско-ханаанского бога Рашапы и протоханаанейско-дравидийского божества Ушу, основавшего Палеотир (материковую часть города Тира), который по древности поселения не особенно уступает натуфийскому Иерихону). Как известно, наименование «Ушу, Усу, Усой», а также имя богини Зари «Ушас, Уса(с)» означает «свет, свечение» (49.). Представляется, что у ариев истоки данного термина («Ушас») либо прадравидийские - хараппские (8.), либо (поскольку известны: протоханаан. имя "Ушу и балт. (возможно, латышское) наименование "Ūsiṇš") - анатолийско-натуфийские. Следовательно, бог Ушу в Ханаане был известен прежде, чем занесён Рашапа (в Тирской мифологии отец Эла бог Неба Шамемрум («Высшее Небо») и Ушу - братья).
В «Финикийской истории» Санхунйятона огонь, пламя - порождения «Эон протогона» (изначальной «Вечности» (в «Финикийской космогони» Моха «Вечность» ("Олам") - амбивалентное божество)). Предполагается, что первоначально огонь (земной и подземный) был персонифицирован у протоханаанеев в образе владыки «Геенны огненной» Кен/Хена («Авадона»), создавшего племена ханаанеев; а свет, свечение пламени огня (как эффект (порождение) горения) - персонифицировано в образе бога Ушу (Усу - «дитя» земного огня, и сам - как огонь (ностр. "asa" - "огонь"). Богу Ушу приписывается основание одного из древнейших ханаанейских культов (50.) - культа Огня, а также принесение (первым) крови животных (возлияние) в жертву Огню, по-видимому, как своему отцу («господин отец» - букв. «Ава-(а)дон», библейское толкование имени которого - "владыка недр земли") в русле палеолитического культа предков (на одном из изображений «черноголовых» показано жертвоприношение и возлияние отцу Наннару, богу Луны, его чадами - Утом и Инанной).
В «Финикийской истории» сообщается также и то, что бог Ушу установил в Тире (основан ок. 2800 г. до н.э.) две стелы и посвятил их изначальной паре: Огню и Творцу жизни Ветру, Дуновению (греч."Колпи(й)", воспринятое как семит. "Коль-пи", может означать "Только уста (постоянно дующие)". И коль скоро Огонь - бог-отец, то тогда Творец жизни (Колпи), жизнесозидающее дуновение (на ивр. термин "ветер (руах)" - и муж. и жен. рода, а "ветры" - жен. рода) - Великая мать (заметим, что в пору раннеземледельческой культуры творцом жизни во Вселенной считалась исключительно Великая богиня). И если произнесение слова ассоциируется с дуновением уст, то само творящее слово, как таковое, - жен. рода (как в иврите), а творение (порождение) словом, осуществляемое богами-демиургами, совершается всё той же архаичной Великой матерью (ибо слово (и дуновение, вдыхаемое в человека) - часть её естества).
Отметим, что богу Ушу (известному как «культурный герой» и, в частности, изобретатель мореплавания) приписывается открытие людям способа добывания и использования (земного) огня. Подобные деяния соотносились и с Рашапой (охотником, подобно Ушу), который (Рашапа), как представляется, занесённый следующей волной мигрантов, заместил древнего Ушу и основательно продублировал Кен/Хена в Ханаане.
Показательно, что одно из многих др.-санскр. названий персонифицированной молнии (олицетворение огненной стихии (как молнии), сошедшей с неба на землю) - "Атхарван (atharvan)", сын Варуны (буквально (З.А. Рагозина. 1904) - "имеющий ("van") Атхар", где санскр. "атхари" - "пламя", а "атхарью" - "пылающий" (заметим, что "атар" - "огонь")). Согласно др.-инд. преданию, Атхар-ван (видимо, он же Атар) даровал людям огонь и учредил жертвоприношение в виде всесожжения. Таким образом, не исключено, что и архаичный Ушу (как протоханаанейский аналог Ат(х)ара) соотносился и с огнём молнии (по всей вероятности, в др.-санскр. и протохан. мифах об Огне - общие протодравидийские истоки).
О степени важности культа Огня, особенно у носителей патриархальной культуры, высказался, в частности, В. Буркерт: «без огня у греков не проходит, практически, ни одно культовое действо. Жертвоприношения без огня составляют редкие сознательные исключения» (то же присуще и кельтам). Огню не давали погаснуть во многих храмах Греции (особенно в храмах Аполлона и Гестии).
Так, в иконографии «доисторических» китайских культур Ганьсу и Яншао (М. Элиаду) нередко встречается изображение стилизованных рогов (предположительно бычьих), обрамленных молниями (нанесены соответствующие знаки) и ромбами (ромб - эмблема плодородия Двуединого божества, символизирующая перманентную слитность его жизнесозидающих начал (здесь - на небосводе); замечено (Hentze «Mythes et symboles lunaires»), что символизм ромба присутствует уже в мадленском искусстве (в этот период и камни треугольной формы ставились на могилах)).
В целях истолкования («прочтения») описанного изображения предварительно попытаемся истолковать слово (на иврите) «калираам» («громоотвод»). Поскольку здесь (в «кали-раам») многозначное шум. «раам» означает «гром» и (предположительно) «сердится», т.е. шуметь, греметь, метая молнии (ср. кельт. «taran» - «греметь», ирл. «torann» - ««гром», балт. «per-kunas» - «молния», протославян. «перун» (к примеру, польск. «piorun») - «молния»), то, вероятно, первоначальное (вероятно, прадравид.) значение термина «калираам» могло быть таким: «гром (богини) Кали», либо «Кали сердится» (гремит), либо «Грозная (сердитая) Кали». Так, один из эпитетов Юноны - «Фульгура», что означает «мечущая молнии». Характерно и то, что санскр. термин "дам-ин(и)" означает "молния", а имя матери бога Думузи, супруги Энки - «Дам-ки-(и)н-а». Таким образом, молния (сопровождаемая громом) как небесный огонь, соотносилась и с женским божеством (богиней Неба), как проявлением Единого бога (в частности, в эпоху матриархата).
И тогда интерпретировать выше представленную картину из китайской мифологии позволительно так: явлен (показан) небосвод (обитель Великой богини), на котором внезапно (незванным) появляется бог-отец в облике быка (но не «огненного» змея), т.е. с категорическим требованием безотлагательного исполнения супружеских обязанностей (обилие ромбов - символика силы намерения бога-отца). Однако богиня Неба, Великая мать, не в духе, - «сердится (гремит)» и отказывает, а также предпринимает настойчивые попытки (мечет молнии) прогнать назойливого супруга на Землю, восвояси (видимо, популярное у древних китайцев повествование об очередной «разборке» Великих отца и матери).
В древнекитайской мифологии почиталась богиня грома и молнии Лэй-цзу, первая жена верховного бога Хуан-ди. При этом также известна как "царица Неба", "святая мать" (57.) и богиня Тьен-хун. Обратимся к этому наименованию: так, по-китайски слово "день" - "ры тьен", и это понятие (день) связывалось со свечением Неба, девневным белым светом; а поскольку слово "хун/hóng (иероглиф 红)" означает "красный", то представляется, что названием "Тьен-хун" обозначается такое персонифицированное явление природы как "Заря", - (вечернее и утреннее) "красное свечение" неба. И тогда имя ("Тьен-хун") вполне может быть либо одним из синонимов Великой богини Лэй-цзу, либо персонифицированной эпифанией "Заря", выделившейся из образа Всеобщей матери, богини Неба (близкая параллель к драв. богине зари Ушас (где «уша» - «свечение»)).
Показательно, что в более позднем ингушском
поддельный автор.
