О российской истории болезни чистых рук

а более чем достойное подобного названия равенство возможностей оно уж может включать в себя разве что самое явное неравенство в пользу тех, кто умен и от самой еще природы наделен совершенно недюжими умственными способностями…
Но при всем том до чего радостно идти навстречу народу надо бы только лишь совсем никак не спускаясь при этом даже и на одну самую маленькую ступеньку со своего же до конца естественного уровня. 
Причем, то самое небесно чистое и бесклассовое общество, и есть необычайно сладкая мечта, которая исключительно полностью, затем со временем во всех изумительных деталях себя вполне еще делово более чем твердо некогда и осуществит.
Однако же во всей той трехмерно настоящей реальности все – это коли и может некогда ведь явно действительно произойти, то лишь разве что в каких-либо абсолютно других условиях, а именно того самого сплошного же техногенного государства.
И это разве что в те от нас пока сколь невообразимо далекие времена, собственно, и наступит эпоха безоблачно всеобщего и впрямь безумно светлого грядущего счастья.
Да только теми более чем обильно запачканными невинной кровью руками ее хоть сколько-то приблизить, никак ни у кого попросту так явно вовсе вот не получится…
И есть уж именно те полностью безвыходные ситуации, а тогда и все, то вовсе не черное душой насилие и может со вполне спокойной совестью всячески-то и рассматриваться именно как та крайне неизбежная и безумно острая да и самая прямая необходимость.
Ну, а куда поточнее обо всем этом будет сказано именно так: в белый саван можно и нужно одевать всякое зло лишь, когда речь, собственно, только ведь и пойдет именно о том крайне ныне распоясавшемся далеком прошлом, что само по себе умирать и близко никак явно, что вовсе и близко-то ненамеренно.
И вот дабы совсем же запросто не отняло это зло у всех нас хоть сколько-то поистине наилучшее будущее его и следует воинственно укрощать всеми доступными для того средствами.
Ну а дабы весь этот мир и вправду узнал обо всей той великой благости, глубоко затаенной почти во всякой человеческой натуре, надо бы для начала еще переложить всякий физический труд на роботов, а лишь затем позаботиться, о том, чтобы человеческий род никак уж затем не выродился из-за отсутствия каких-либо физических нагрузок.

139
Ну а, как это собственно на деле будет возможным раз и навсегда фактически полностью ликвидировать, то самое всею своею душой кое-кому совершенно уж вовсе так ненавистное барское угнетение?
Ну, так для начала всецело бы надобно сколь еще плавно и постепенно преобразить весь этот мир, наполнив его до конца полновесными знаниями, и эта ученость и сделает многих людей действительно во всем умнее, совестливее и сознательнее.
Причем данную науку вовсе-то не суровой силой надо бы до чего сплошь ведь сходу прямо уж разом и впихивать.
Нет, вполне следует со всею искренней любовью к своему народу всем этим с ним именно что на редкость только лишь разом и поделиться.
Однако кое-кому все — это представляется как есть совсем так явно иначе!
Вот будто бы весьма добросовестно раз и навсегда ликвидировав и зачастую чисто физически все, то доселе издревле существовавшее злющее недобро во всяком человеческом обществе, и можно будет затем разом затем построить единую на всех дорогу в светлое умом и сердцем безупречно наилучшее же грядущее.
А между тем до чего многие люди дикие индивидуалисты и вести их, к свету начисто отрицая, то главное, что является для них наиболее основным стимулом в жизни полнейший абсурд.
Да вот, однако же, Антон Палыч Чехов ничего подобного попросту и на дух никак не приемлет.
Ну а именно потому в его повести «Моя жизнь» он и превращает то самое сколь обыденное бытие в ту весьма вот обезличено же угрюмую абстракцию, начисто при этом лишенную буквально-то всякого ее подлинного логического содержания.
Да еще и по всему своему собственному наитию он весьма многозначительно сколь так еще ярко перекрашивает жизнь в те самые исключительно иные тона, чем она действительно есть на самом-то деле.
Причем уж делает он это для чисто ведь своего сугубо личного нравственного удобства, используя во имя этакой цели «белила безнадежно однобокого, идеалистического восприятия всего и вся!

То же самое разве что в несколько меньшей степени, он вполне однозначно более чем отчетливо выражает и в его повестях «Рассказ неизвестного человека» и «Бабье царство».
И вот он до чего яркий пример его довольно-таки ущербной (от вящего горя близкой кончины) весьма уж куцей и крайне как есть сколь однобокой логики.
Чехов «Рассказ неизвестного человека»
«Какие роковые, дьявольские причины помешали вашей жизни развернуться полным весенним цветом, отчего вы, не успев начать жить, поторопились сбросить с себя образ и подобие божие и превратились в трусливое животное, которое лает и этим лаем пугает других оттого, что само боится? Вы боитесь жизни, боитесь, как азиат, тот самый, который по целым дням сидит на перине и курит кальян. Да, вы много читаете, и на вас ловко сидит европейский фрак, но все же, с какою нежною, чисто азиатскою, ханскою заботливостью вы оберегаете себя от голода, холода, физического напряжения, - от боли и беспокойства, как рано ваша душа спряталась в халат, какого труса разыграли вы перед действительною жизнью и природой, с которою борется всякий здоровый и нормальный человек. Как вам мягко, уютно, тепло, удобно - и как скучно! Да, бывает убийственно, беспросветно скучно как в одиночной тюрьме, но вы стараетесь спрятаться и от этого врага: вы по восьми часов в сутки играете в карты.
А ваша ирония? О, как хорошо я ее понимаю! Живая, свободная, бодрая мысль пытлива и властна; для ленивого, праздного ума она невыносима. Чтобы она не тревожила вашего покоя, вы, подобно тысячам ваших сверстников, поспешили смолоду поставить ее в рамки; вы вооружились ироническим отношением к жизни, или как хотите называйте, и сдержанная, припугнутая мысль не смеет прыгнуть через тот палисадник, который вы поставили ей, и когда вы глумитесь над идеями, которые якобы все вам известны, то вы похожи на дезертира, который позорно бежит с поля битвы, но, чтобы заглушить стыд, смеется над войной и над храбростью».

140
Да все — это было бы и впрямь вполне уж более чем хорошо…
Однако вот подобного рода наставлениями, что надо, мол, жить красиво, идейно и рационально никому, в сущности, ну ни в жизнь же плешь совсем никак не проешь.
То есть, и близко никому было вовсе ведь никак не достучаться до сознания тех людей, к которым этакого рода весьма громогласные слова и впрямь-таки были вот еще обличающе гневно сколь горестно в самую полную пустоту некогда обращены…

Ну, уж нет, до чего бегло и невнимательно, прочитав приведенные выше строки гения Чехова, никто из их числа никаким тем полностью иным здравым смыслом и близко-то ни в жизнь уж затем не проникся.
Хотя и надо бы ради удовлетворения чувства справедливости все-таки явно признать, что данная мысль может и впрямь оказаться действительно справедливой, даже если она, и высказана несколько желчно.
Да только, конечно, ни в том самом случае, когда в ней весьма исподволь разом чувствуется невыразимая тоска по какому-либо во всем многозначительно ведь иному мироощущению…
Поскольку именно при данном раскладе этакого рода нотации довольно-то во многом до чего однозначно так всецело вредны, и никак ни в едином глазу абсолютно не полезны.
И главное все — это лишь оттого, что довольно-то наспех отравить всеми теми сколь еще заносчиво навязчивыми нравоучениями или вот более-менее благопристойно указать на вполне достойный жизненный путь, то и близко не одно и то же.
А все-таки сколь оно, несомненно, что подобного рода излияния благой души разом задевают за все, то и впрямь болезнетворно живое…
Ну так мало того к тому же еще и тех довольно-то многих о чем-либо со всею страстью духа действительно думающих людей.
Да только вот нечто подобное могло еще дать пищу для грустных размышлений, единственное лишь тем в ком хоть сколько-то на деле тлела искра божья.
Ну а тех в ком ее попросту отродясь явно не имелось на все подобные речи, было совершенно же именно попросту разом наплевать.
То есть, данные весьма нарочито и яро бичующие людские пороки слова вовсе не могли хоть как-то затронуть души тех, к кому они были столь откровенно со всею напускной суровостью будто бы весьма вот яростно вполне обращены.
Нет тех-то ведь абсолютно несносных прожигателей жизни буквально-то ничем и никогда попросту совсем никак не проймешь!
Нет, уж скорее данные желчные излияния только и оставляли никак не поверхностные, а именно те достаточно глубокие раны в душах у тех, кто видел вокруг себя одну лишь серую и тупую обыденность, а им-то сколь явственно захотелось той самой плодотворной борьбы и великого праздника.
И кстати, азиат, между прочим, отличный работник просто надобно научиться равняться никак не на Среднюю Азию, а на беспредельно Дальний Восток.

141
Ну а западные европейцы разве что довольно всерьез считай «заморозили» всю свою лютую дикость под благовидной маской до чего же нежно ласкающей всякий тот крайне невежественный взгляд всей на редкость так наглядно же наружной своей чистоплотности.
Да только где-то внутри, они все те же варвары и это одно лишь нынешнее сугубо современное обустройство всего того западного общества почти так всегда вот и держит их во вполне надлежащей и строгой узде.
Ну, а как раз потому и ведут они себя (то, что с виду весьма выпукло) более чем подчеркнуто благопристойно.
Однако при всем том далеко не всегда это будет явно касаемо чего-либо до конца искренне праведного, что должно было быть заложено самой природой где-то глубоко же внутри.
Да и вообще западным европейцам сколь безнадежно так свойственно вовсе исподволь пускать в ход всевозможные (отнюдь не бесхитростные) интриги.
Причем довольно многие из тех самых злокозненных козней со временем более чем явно сходу перекочевали в Россию, вдохновив наиболее злостных ее угнетателей на те или иные новые подвиги в славной борьбе за все те чисто свои единолично воинственные интересы.
И вот ведь как чувственно и красочно все - это описывает великий русский писатель Иван Ефремов, в той самой, безусловно, наилучшей же своей книге «Таис Афинская».
И это как раз-таки в этом своем повествовании он и приводит исключительно яркий пример, до чего может еще довести то самое сущее размежевание со всем тем пресловуто прежним при вполне полном от него как есть еще весьма суровом отрыве.
«- Очень просто, - повторил Птолемей, - прекрасное служит опорой души народа. Сломив его, разбив, разметав, мы ломаем устои, заставляющие людей биться и отдавать за родину жизни. На изгаженном, вытоптанном месте не вырастет любви к своему прошлому, воинского мужества и гражданской доблести. Забыв о своем славном прошлом, народ обращается в толпу оборванцев, жаждущих лишь набить брюхо и выпить вина»!

То вовсе как есть еще безотрадно последовавшее вслед затем в этой книге исключительно же суровое опровержение может относиться разве что к безжалостно разрушительным действиям некоего