О российской истории болезни чистых рук

борьба между противостоящими классами за их личные (читай шкурные) интересы и была во всем, куда поважнее всех тех других безмерно тяжких и сколь непосильных противостояний…
Поскольку это как раз в этакой исключительно неравной битве им и предстояло некогда затем еще победить, а тем и впрямь со всем тем боевым задором вполне отвоевать себе наиболее достойнейшее место под солнцем.
А своя отчизна была ведь для них никак не единственной, пусть и пропахшей клопами бесправия и крепостничества родиной.
Нет, уж теперь ей только и предстояло быть именно тем пустым местом, где живут, жируют и правят бал те самые несносно бессовестные угнетатели простого рабочего люда.
И ясное дело, на шее всего народа вольготно рассевшись, они-то его затем и толкают в огонь и смерть за одни лишь те откровенно собственнические и вполне же отъявленно капиталистическим интересы…
Ну а в неких иных заморских странах, более чем сыто и пьяно обитают и заедают рабочих те одним только ликом своим несколько другие жуткие эксплуататоры.
Да вот уж однако все они в точности те же треклятые поработители широких народных масс.

Они себе, понимаешь ли, ваньку валяют, а это и впрямь сколь неизбежно затем отдает сердечною болью в широкой пролетарской груди из-за всех тех гулко зудящих в чьем-либо ухе рассказов об нисколько уж совсем неправедно кем-либо нажитой роскоши.

32
И вот по всему тому на редкость необъятно широкому миру все эти злостные злодеи буржуи весьма толково и делят промеж собой владения, земли и угодья.
Ну а тем крайне обездоленным и обиженным народам, что сколь бесправно угнетены если чего от всего того и прибавляется, то уж разве что только и отображается нечто подобное в том еще самом незатейливом смысле чудовищного вреда, увечий и безвременной смерти.
А потому и сама жизнь как раз того более чем обессилено требует, да и вообще еще неизбежно разом она мобилизует всех тех, кто этаких жутких вурдалаков охочих до рабоче-крестьянской крови попросту и сведет совсем на нет, чтобы значит далее пролетарии различных стран и зажили бы себе мирно, беззаботно и счастливо.
Потому как вся уж беда именно в тех исключительно подлых эксплуататорах трудового народа, а вовсе не в общих недостатках, считай что всех в этом мире живущих людей.

33
Ну а исходя из всего того весьма многозначительно доселе вышеизложенного, самым прагматичным, а оттого и на веки вечные полностью верным и окончательным решением данной проблемы, было бы разве что полностью и навсегда сходу лишить их всех тех долгими веками так и нахапанных у народа вовсе-то несметных же благ.
И кого — это именно разом предполагалось лишить всего того ими честно или никак совсем нечестно нажитого добра?
Да вот как раз тех самых столь откровенно заедающих народ господ, коие все те блага более чем самочинно себе присвоили разве что тем чисто паразитическим путем беспардонного хищничества и сколь откровенно на редкость же зловредного барского варварства.
Их жизненной конвой всегда как есть, видите ли, была именно та до самых костей отягощенная многовековым обманом - сущая эксплуатация трудового народа…

По словам большевиков, давить бы их надо всех этих аспидов - аристократов и помещиков, то есть всех тех, кто, говоря «пролетарским слогом», буквально высасывал все соки из крепостных крестьян и фабричных рабочих, собственно, и производивших материальные ценности, как и всевозможные предметы культуры.
И надо бы и про то, более чем сходу разом заметить, что до чего тяжко при всем том, обливаясь именно своим, а никак не используя тот еще самый чужой пот и кровь.
Да только именно этакого рода взгляды на всю ту, какова она ныне есть, необычайно широкую общественную жизнь должны были прийти откуда-то сверху и до чего явственно никак не из некой далекой страны.

34
Лев Толстой, написал великую книгу «Анна Каренина» и через все пятьсот лет ее точно также будут читать, причем с точно тем же превеликим удовольствием, да и через пару другую тысячелетий тоже непременно найдутся большие любители древней литературы.
Однако вот в чем беда так беда промеж великих строк совсем невольно затесалась безумно отчаянная дурь, от которой чуть было весь белый свет разом уж трещинами тогда не пошел.
И ясное дело, что кто-либо ведь сходу незамедлительно возразит, что, мол, всего этого было бы никак и близко уж еще недостаточно для того самого чудовищно тотального сокрушения государства российского?!
Что правда то правда и впрямь вполне, закономерным будет признать, что как раз именно так оно и есть, да и вообще когда-либо только лишь далее на деле и будет.
Да вот ведь, однако, автору при всем том сколь уж совсем невесело думается, что коли победил бы коммунизм по всему белу свету, а именно на всех тех пяти заселенных людьми континентах и читать Льва Толстого (в подлиннике), дозволялось бы далеко уж отныне вовсе не всем.
Ну а может, и поручили бы большевики своим верным борзописцам его-то и впрямь весьма деятельно пропесочить и всячески переиначить, в том самом единственно верном и нужном для них духе.
Ибо как раз для чего-либо подобного - тот другой Толстой – Алексей и впрямь запросто мог бы по всему своему формату вполне еще разом явно сгодиться.
Раз никак не иначе, а полностью променял этот писатель все свои прежние антибольшевистские убеждения, спешно вернулся из города Парижа в краснознаменную Россию, да и стал там при той громогласно антинародной власти столь и впрямь одноцветно красным, пролетарским графом.

35
Однако уж пока еще находясь в той чрезвычайно далекой эмиграции, Алексей Толстой, выпустив в свет то безусловно наиболее раннее издание первого тома «Хождения по мукам» сколь весьма четко и ясно там написал:
«Я сказал: если вы товарищи, таким манером будете все разворачивать, то заводы станут, потому что заводы работать в убыток не могут, кто бы ни считался их хозяином, предприниматель, или вы - рабочие.
Значит, правительству придется кормить безработных, и, так как вы все хотите быть в правительстве, - в советах, - то, значит, вам надо кормить самих себя, и, так как вы ничего не производите, то деньги и хлеб вам надо будет доставать на стороне, то есть у мужиков. И, так вы мужикам ничего дать не можете за деньги и хлеб, то надо будет их отнимать силой, то есть воевать. Но мужиков в пятнадцать раз больше, чем вас, у них есть хлеб, у вас хлеба нет…
Кончиться эта история тем, что мужики вас одолеют, и вам Христа ради придется вымаливать за корочку работенки, а давать работу уже будет некому… Понимаешь, Даша, расписал им невероятную картину, самому даже стало смешно… Слышала б ты, какой поднялся свист и вой… Эти черти горластые большевики, - наемник! – кричат, - товарищи, не поддавайтесь на провокацию! Миллионы трудящихся всего мира с трепетом ждут вашей победы над ненавистным строем…
Но, подумай, Даша, не могу я и осудить наших рабочих, - если им кричат: - долой личные интересы, долой благоразумие, долой рабский труд, ваше отечество - вселенная, ваше цель - завоевать счастье всем трудящимся, вы не рабочие Обуховских мастерских, вы – передовой авангард мировой революции…»

36
Как говориться «на воре шапка горит» сами те большевистские агитаторы, как правило, были сущими наемниками и совсем не за дешево их, тогда покупали, раз за жалкую мзду они бы вываливать в дикой грязи все то прежнее прошлое уж и близко-то ни в едином глазу явно так нисколько не стали…
Несомненно, сколь еще откровенно ведя свою преступную агитацию, они денно и нощно рисковали своей головой, а не только жалкую жизнью…
Как говорится, тюкнули тебя разок по черепу вот ты, и представился почти без мучений…
Ну а умирать мучительно и долго да еще при этом отвечать на вопросы – «ты кто вообще таков и где твоя семья живет»…?
Люди, польстившиеся на деньги - были ни живы, ни мертвы…
И каждый раз все зависело от одного лишь того одинокого окрика с чьей-либо стороны…
Ну а, в особенности, так оно было никак не в тылу, а на германском фронте, где вовсю не щадя при этом живота своего воевали, а не в окопах, как французы отсиживались лучшие сыны России.

37
Однако давно бы пора вернуться ко всему тому, что некогда было и впрямь отчетливо и никак не без долгого раздумья вовсе-то не вскользь начертано пером на бумаге тем еще весьма же пока контрреволюционным Алексеем Толстым…
Поскольку именно сказанные им слова в принципе ведь и могут вполне конкретно послужить сущим апологетом исключительно же здравого противостояния всему тому, что некогда вышло из-под того так и шелестящего по бумаге пера общемирового классика Льва Толстого…
Да только вот уж оно как - в тылу непонятно с кем и вообще за чьи - это кровные интересы воюющей армии любые доводы рассудка были попросту никак явственно неуместны.
Раз буквально каждый слушая всяческие горячие патриотические доводы себе на ус до чего верно при всем том мотал…
А именно, что коли будет он, сгорая при всем том от стыда и вправду как-никак сколь еще неразумно поддерживать тот самый абсолютно ныне навек отживший свое - былой порядок, то уж совсем не иначе, а именно завтра его самого тоже на деле могут отправить воевать в действующую армию.
И вовсе не то чтобы все они были именно теми подлыми трусами, а попросту как-никак сам вот дух отъявленного антипатриотизма буквально витал тогда в воздухе.

Еще душка Лев Толстой по той армии, в которой он некогда вполне достойно служил поручиком очень-то даже эффектно плугом полумистического пацифизма вдоль и поперек никак нерадушно весьма славно, что есть силы явно прошелся.
Ну а точно также этот общемировой классик в своих пространных книгах сколь печально постарался всячески отобразить как раз ту самую насущную необходимость той фактически, считай повсеместной близости к ЕГО ВЕЛИЧЕСТВУ народу.
Ну а также еще и сущую неправоту всякой той или иной барской собственности.
А между тем вся сила слов Толстого была именно что чисто так совсем фактически же необъятна.
И главное даже вот он сам Лев Толстой со всей очевидностью ни сном ни духом вовсе не ведал к чему приведут в той еще царской России те самые никак не в меру витиеватые и мудреные его разглагольствования.
И главное как только Лев Толстой и впрямь же постарался выразить весьма существенное сомнение.
Причем не в чем ином, а именно в тех отнюдь, как оказывается, не так чтобы исключительно уж на деле неоспоримых правах барина на движимое и недвижимое его имущество.
И вот они слова Льва Толстого.
«- Нисколько, - Левин слышал, что Облонский улыбался, говоря это, - я просто не считаю его более бесчестным, чем кого бы то ни было из богатых купцов и дворян. И те и эти нажили одинаково трудом и умом.
- Да, но каким трудом? Разве это труд, чтобы добыть концессию и перепродать?
- Разумеется, труд. Труд в том смысле, что если бы не было его или других ему подобных, то и дорог бы не было.
- Но труд не такой, как труд мужика или ученого.
- Положим, но труд в том смысле, что деятельность его дает результат - дорогу. Но ведь ты находишь, что дороги бесполезны.
- Нет, это другой вопрос; я готов признать, что они полезны. Но всякое приобретение, не соответственное положенному труду, нечестно.
- Да кто ж