Слепой метод

отсмеявшись, сказал Муан. – Привет.
Они постояли ещё немного, а потом, стараясь не глядеть друг на друга, пошли наверх. Через четверть часа на лестнице столкнулись сразу два шлемоносца с водою: от Агни и от Йердны.
А заговорщики тем временем всё шли по коридорам Квартиры, заглядывали в комнаты, и всё больше их пугала тишина дома, оставшегося без хозяина.
- Ну нет, нет его нигде, не бойся! – сказала наконец Агни.
- Слушай, - Йердна о чём-то размышлял. – А может, старый план, а? Всю Семью к чёрту, а мы с тобой…
Агни помотала головой.
- Во-первых, ты меня всё равно уберёшь, ты же трус, а во-вторых, я ведь не одна. Женщины хотят новой власти.
- А что же раньше-то?
- Раньше, раньше! – разозлилась Агни. – Сам-то хорош! А потом, знаешь, - она прищурила слегка косящий глаз, - скучный ты. Ты мне уже сейчас надоел. А жить с тобой…
Уязвлённый Йердна замолчал окончательно. Ещё полтора часа они обходили покои, тщательно осматривая все углы. Потихоньку выползали из тайников члены Семьи. Одним из первых решил рискнуть Тявсик. Он вышел в коридор и так ловко кивнул обоим, что трудно было понять, кому он кивнул в первую очередь. И Йердна, и Агни сделали вид, что не заметили Тявсика, потому что не знали, как ему отвечать: обычным ли Большим Поклоном или Малым Семейным… Конечно, они захватили власть, а значит, по крайней мере, вошли в Семью, но ими всё более овладевало ощущение непрочности. Что-то надо было предпринимать, на что-то решаться.
- Остался только парник, - сказала Агни устало, и они отправились на самый верхний этаж, над которым, кроме стеклянной крыши, уже ничего не было.
Какая-то фигура метнулась и спряталась за искусственной клумбой, когда они открыли дверь. Йердна схватился за нож. Агни побледнела.
- Ах, это вы! – раздался знакомый голос, и навстречу им вышел запыхавшийся Авов. В руках он держал огромный пук орхидей. Надо сказать, что Авов здорово перетрусил, когда шлемоносцы ворвались в Квартиру. Высокородный Зять Бабушки знал одно только средство от страха. В покоях Авова, в укромном месте, всегда стояла бутылка-другая веселящего напитка и блюдо с холодной жареной свининой (особенно ему помогала свинина!) Все эти часы, проведённые Агни и Йердной в обыске, Авов прожил, удобно устроившись на солнышке у клумбы с орхидеями. Он собственноручно отнёс сюда еду, надеясь, что в парник заглянут только, когда всё уляжется. Доев свинину и допив вино, Авов почувствовал себя значительно лучше и занялся сбором орхидей, чтобы достояно приветствовать Агни. Когда он услышал шаги, прежний испуг охватил его, но, узнав входящих, Авов успокоился. «Столько дней в комиссии вместе, не тронут», - решил он.
- Что вы здесь делаете? – Йердна быстро оглядел все клумбы и убедился, что, кроме Авова, здесь никого нет.
- Агни… - сказал Авов, покраснев до слёз. – Вот, это вам! – и протянул ей орхидеи. Агни в замешательстве приняла. Йердна что-то сообразил:
- Вы любите Агни?
- А что? – промямлил Авов, потупившись. Йердна нетерпеливо посмотрел на Агни. Агни поняла.
- Милый, милый, милый Авов, - сказала она, опуская лицо в орхидеи. – Мне так страшно. Что с нами будет без Бабушки…
- А где она… то есть он?
- Исчез. А Родня не может без правителя.
Авов молчал и переминался с ноги на ногу. Ему это было неинтересно.
- Ведь вы меня любите? – Агни положила ему руку на плечо. Авов кивнул и засопел.
- Я вас умоляю, станьте Бабушкой.
- Я?!
- Прошу вас, милый. Станьте Бабушкой и тогда, может быть…
- Не смогу я, - пробасил Авов.
- А мы вам поможем. Вы назначите Попечителей Семьи. Меня и вот… его, - Агни, помедлив, мотнула головой в сторону Йердны.
- Вы этого хотите? – печально спросил Авов.
- Очень. Вы такой представительный!
Авов снова зарделся, и дело было решено. Йердна, с нескрываемым удовольствием наблюдавший эту сцену, подошёл, поклонился Авову Большим Парадным Поклоном. То же, но по-женски кокетливо, сделала Агни. И снова сильная нежность и чувство глубочайшей ответственности залили глупое сердце Авова.
- Браво, - шепнул Йердна Агни, когда они спустились по лестнице. – Ну, а мы с тобой ещё поборемся, лисица.
- Ещё поборемся, змея, - как всегда очаровательно улыбнулась Агни. – Гони всех на Семейный Совет.
Вечером Вестники уже сообщали о новой неудачной попытке переворота, о благоденствии Бабушки и о создании двух совершенно необходимых должностей – Попечителей Семьи.
Родня оставалась без правителя шесть часов, но этого никто не заметил.
 
Прорицатели не умеют врать. Если бы они могли хотя бы недоговаривать, они бы становились великими поэтами или великими правителями. Все великие поэты и великие правители – это прорицатели, научившиеся врать. Они всё знают, но никогда не говорят до конца. Гаммельнский крысолов был той же породы. Заиграл на дудочке и пошёл. Куда – неизвестно, но видно, что знает – куда. Он бы и взрослых увёл, если бы захотел. Наверно, в тот раз он решил использовать свою абсолютную власть именно так. Значит, великий правитель – это не только прорицатель, научившийся врать, это ещё и прорицатель, научившийся использовать своё враньё.
 
Нордна был просто прорицателем. Он слишком давно был просто прорицателем, чтобы научиться врать, и поэтому уже не мог стать ни великим поэтом, ни великим правителем. И погибнуть или спастись ему суждено было одному. Встать во главе народа ему мешала правдивость, а стать частью народа не давало слишком большое знание. Он был один. Впрочем, это удел всех настоящих прорицателей. Жалеть их не стоит, потому что они сами мудры, а мудрость – настоящая мудрость – всегда жестока. Или наоборот – беспредельно добра, это как кому нравится. Прорицатели не занимаются оценками.
Нордна присел на камень у опушки. Он устал, а у него в Столице было ещё одно важное дело. Последнее дело.
Вокруг, сколько хватало глаз, уже не было ни одного зелёного пятнышка. Даже трава пожелтела и смялась, даже ели, неделю назад ещё зелёные, засохли, от верхушек до основания, засохли на корню. В воздухе пахло гниющим мясом. Нордна брезгливо отдёрнул ногу, увидел, что нечаянно опустил её на труп какого-то грызуна. «Отдохну ещё четверть часа», - подумал он. Надо было спешить.
Внезапно за его спиной послышался лёгкий шум. Нордна обернулся и увидел, как с ближайшей ели разом осыпаются жёлтые иглы. Через мгновение она была голая, как скелет. Шум повторился, а потом продолжался почти беспрерывно, и Нордна видел, как всё больше просветов открывается в мёртвом лесу. «Иглопад, - припомнил он. – Спешить, надо спешить». На мгновение ему стало жалко своего уголка, где, конечно, уже всё стало таким же. Вспомнил он вишни, которые никогда не дадут плодов, серебристую хвою и мягкие листья… «Пчёлы, наверно, погибнут последними, когда кончатся запасы», - подумал Нордна и даже усмехнулся в душе своей слабости, встал с камня, запел старую весёлую песенку и двинулся в путь. До Столицы оставался один день хорошего ходу.
 
Ещё о прорицателях. Никогда не узнавайте их в лицо. Это минимум того, что прорицатели могут просить у людей. (Представьте себе, что вас все узнают в лицо!) Но и отворачиваться тоже не надо – это для прорицателя, как и для всякого человека, обидно. Вообще тут возможен только один путь: делайте вид, что прорицатель вам незнакомый, обычный человек. Если бы это соблюдалось, может быть, меньше прорицателей начинало врать и становиться великими поэтами и великими правителями. Может быть, они потому и становятся ими, что, раз всё равно узнают, пусть это хоть будет профессионально приятно. С другой стороны, если б люди не отворачивались от прорицателей, может быть, они бы охотней прорицали и не сидели в труднодоступных горах. Может быть, люди даже в конце концов поняли бы, что мудрость не только жестока, но и добра. И тогда никто не захотел бы из прорицателей уходить в великие поэты и великие правители. Каждый бы сам себе был и поэт, и правитель. Говорят, такое уже было. Может, потому тот голодный и жестокий век называли всё-таки Золотым – потому, что не было тогда ни великих поэтов, ни великих правителей?
 
Старый-старый Дальний Родственник Номилиф к старости своей всё-таки понял правила обращения с прорицателями. Точнее будет сказать, он всё-таки понял правила обращения с людьми, что, согласитесь, удаётся далеко не каждому.
Он, конечно, сразу узнал Нордну. Именно в его доме (то есть тогда ещё доме его отца) ночевал Нордна на пути к месту изгнания много лет назад. Тогда Нордна выглядел точно так же, но сначала Номилиф не удивился: его память уже приобрела особые, старческие свойства. То, что было давно, казалось Номилифу происшедшим вчера, а то, что произошло вчера, как будто вообще не происходило.
Итак, он узнал Нордну, шедшего по пыльной дороге через их маленькое село, но не подал виду. «Кто знает, - подумал Номилиф, - хочет ли он, чтобы его узнавали». Согласитесь, это был мудрый старик.
Нордна узнал Номилифа только потому, что был прорицателем. Тогда, много лет назад, Номилиф был ещё почти мальчиком. Во всяком случае, борода у него росла плохо и была к тому же гораздо светлее волос на голове. Сейчас лицо Номилифа со всех сторон окружала, как он, жёлтая, свалявшаяся пакля. Крестьяне в Родне старели быстро.
Нордна понял также, что Номилиф умеет обращаться с прорицателями, и поэтому с радостью остановился около него.
- Добрый день, отец.
- День добрый, сынок, - ответил Номилиф, и оба они почувствовали двойную непригодность обычного приветствия: и день был недобрый, и Номилиф скорее годился в сынки к Нордне, чем наоборот. Нордне неожиданно захотелось сделать что-нибудь приятное старому знакомому. Желание это совершенно неуместно для прорицателя, но Нордна слишком долго просидел отшельником в горах.
- Хочешь, предскажу? – спросил он.
- А чего предсказывать-то? – отозвался Номилиф. – Ничего хорошего всё равно не предскажешь.
- Это ты зря! – Нордна даже удивился, до чего он обиделся. – Радость будет. Встреча.
- Какая ещё встреча! – махнул рукой Номилиф. – Воды вот попей, пока ещё можно.
- Воды попью, - согласился Нордна. – А про встречу – сам увидишь. Даже, по-моему, сегодня.
Он напился воды и уже собрался было уходить, как вдруг увидел на дороге женщину и двух детей лет десяти. Такое даже у него редко получалось.
- Смотри! – обернулся он к Номилифу.
- Дочь! – последний раз Номилиф видел её год назад, а за день до встречи с Нордной пришла весть о том, что селение, в котором она жила с мужем, разрушено нагрянувшим лесным пожаром, а все жители погибли. Это сохранила старческая память Номилифа, и он не поверил Нордне. Кроме дочери и внуков, ему не с кем было встречаться.
Женщина и дети приближались. Они были оборваны, грязны, но тоже явно обрадованы. Номилиф заковылял было им навстречу, но вдруг остановился, поглядел на Нордну и, что-то вспомнив, спросил:
- А ты не постарел. Почему?
- Долго объяснять, - Нордна махнул рукой и пошёл прочь. Он был весел. Отойдя уже довольно далеко, он почувствовал беспокойство, сначала неясное, а потом всё более определённое. Ну, конечно, он соврал. Вернее, сказал не всё. Уже на следующий день в селении начнётся эпидемия песочной болезни, и первыми погибнут внуки Номилифа, потом дочь, а сам Номилиф умрёт последним, через две недели. Нордна слишком хотел