Слепой метод

который так растревожил меня.[/b]
Женщина в цветастом халате, поспешно подставившая мне стул, оказалась Верой Афанасьевной Коваленко, 1915 года рождения.
У Марии Сергевны Крымовой, 1952 года рождения, голос был хрипл, пропит и прокурен, а её блуждающие глаза и расслабленная походка вызвали во мне беспокойство и почему-то стыд. По непонятной связи я вдруг вспомнил про дырку на видном месте моих кальсон и покраснел. Ни запах борща, ни квашеная капуста, ни старухи вокруг как-то не вязались с ней, и представлялся портвейн, причём дешёвый, запах табака, волнующий полумрак…
- У вас ведь не коммунальная квартира? – спросил я у старухи.
- Если от слова «коммуна», то нет. Сам видишь. А вообще, чёрт нас разберёт. Вроде все родственники, и квартира на мне числится. А вот за электричество отдельно платим…
- Товарищ агитатор, - вмешалась Фаня Моисеевна, - кстати, за электричество. Видите щит – ему уже сорок лет, прогнил весь. А менять отказываются. ЖЭК говорит – не наше дело, Мосэнерго – вообще в квартиры не входит, а ломается там постоянно. А почему я должна платить? А почему мы должны платить? Приходит электрик из того же ЖЭКа, пьяный, кстати, всё время выражается, на живую нитку за трёшку сделает, а через неделю опять света нет. И опять трёшка! Которые по восемьдесят рублей получают, им ничего, а я?! Уж, пожалуйста, разберитесь, как агитатор!
Голоса среди них явно не было… Так значит… Свободина?..
- Попробую, - ответил я не без задней мысли. – Зайду на-днях…
 
НИТНЕЛАВ (явь)
 
 «Ещё не остывший от жаркой битвы, где мне пришлось срубить головы десяти врагам, мечом проложив дорогу к заветной цели, я ворвался в спальню – там томилась пленницей красавица Аммир.
- Ты свободна! – воскликнул я.
И она упала в мои объятья, шепча в порыве неземной страсти:
- Нашего сына мы назовём Римовалс!
Так я подавил Великий Мятеж в лето второе от сотворения Родни, от сотворения мира 1641… Идеи Родни окончательно восторжествовали на всём Материке, и я стал мужем Аммир, которая тогда ещё была молода и очаровательна и не звалась Великой Бабушкой…»
Нитнелав закрыл том знакомой рукописи и взял последний из длинного ряда…
«В лето двадцать шестое от сотворения мира красавица Аммир, уже Великая Бабушка, была убита во время переворота, а меня, её первого и единственного мужа, отстранили от власти. В долгих кровавых спорах дети мои забыли обо мне, и я нашёл успокоение и приют в тихом хранилище книг…»
Нитнелав протёр подслеповатые глаза. Как давно было всё это! Уже лет 20 как хранилище неузнаваемо изменилось: вместо книг на полках – тома с описями рукописей, уничтоженных по приказу 5-й, не то 6-й Бабушки, и только в дальнем углу хранит Нитнелав заветное: 18 книг своих воспоминаний, дум, чувств, страстей…
Вдруг Нитнелав вздрогнул: по скрипучей лестнице, ведшей в хранилище, раздались шаги. Нитнелав вспомнил, каким неприятным был последний посетитель: лет 10 назад сюда вломился пьяный шлемоносец и нагло требовал от Нитнелава женщину, очевидно, приняв хранилище за бордель. Не получив требуемого, пьяница попытался обидеть самого Нитнелава, и уже расстегнул с этой целью пурпурные штаны. Старческий, беспомощный вид Нитнелава ввёл парня в заблуждение, и он только посмеялся, когда хранитель занёс над ним том своих мемуаров. Откуда ему было знать, что Нитнелав был когда-то лучшим бойцом Родни?! Все забыли Нитнелава. А бедняга так и не очухался, и Нитнелав много потрудился, проталкивая его труп в узкое окно.
На этот раз шли двое. Нитнелав на всякий случай спрятался за полку и оттуда стал наблюдать за дверью. Она открылась, и первой вошла женщина. Она огляделась вокруг, не заметив Нитнелава.
- Здесь нас никто не побеспокоит, - сказала она невидимому спутнику, обернувшись. Показался мужчина, довольно ещё молодой и видный из себя. Нитнелав уже много лет не выходил из хранилища и, естественно, он не мог узнать вошедших. «Неужели внуки?» - с удивлением подумал Нитнелав, увидев на мужчине и женщине золотые бляхи членов Семьи. Внуков своих Нитнелав в лицо не знал. «Симпатичные ребята», - не без гордости подумал Нитнелав, и он даже разглядел в женщине что-то похожее на Аммир, а в мужчине – увидел черты себя, молодого.
- Здесь вообще-то библиотека, - сказала женщина, - но хранитель, кажется, давно помер, а найти ему замену не удосужились. Так что теперь здесь никто не бывает. Садись, Ясав…
- Устал я, Агни…
- Первые дни всегда так, потом привыкнешь… Но речь пока не об этом. Ты же понимаешь, что я попросила Авова назначить тебя Батей Дома Справедливости не только из дружеских чувств… Выявил кого-нибудь из людей Йердны?
- Конечно. Вот Лиахима прогнал.
- Это не последний, их там полно.
«Опять переворот, что ли», - подумал Нитнелав.
Молодой человек рассеянно провёл пальцем по столу.
- Слушай, Агни, а зачем тебе всё это?
- Как ты не понимаешь! – увлечённо заговорила женщина. – Йердна готовит новый переворот!
- Ну и что, мало ли их было…
- Мы должны помешать ему.
- Зачем?
- Тебе что – жить надоело?
- Не то, чтоб надоело, конечно, но разве это жизнь…
- А как бы ты хотел жить?
Нитнелав почувствовал в голосе женщины скрытое и какое-то совсем не политическое волнение.
- А ты? Позавчера я видел Нордну.
- Он в Столице?
- Нет… До берега 70 тысяч локтей.
- До какого берега?
- До другого…
- Тебя что-то тревожит, Ясав?
- А тебя ничего не тревожит?
- Если Йердна придёт к власти, то ничего, понимаешь, ничего не будет!
«Ах, как неудобно, - засмущался Нитнелав, - они ведь думают, что здесь никого нет… Парень, вроде, не вооружён. Может, кашлянуть?..
- Какая у тебя нежная рука, Агни…
- А у тебя сильная…
- Ты покраснела?
- Просто душно…
- Так вот – про Нордну. Он уплыл.
- Куда?
- От нас уплыл. А меня оставил. С тобой.
- Он так и сказал?
- Он сказал, что дело не в Квартире.
- Значит, довериться Йердне?
- Нет, конечно… Ты права, - вздохнул Ясав и продолжил по-деловому. – Список сторонников Йердны у меня уже составлен. Давай посмотрим – я его взял.
- Ах ты, обманщик, - радостно вскрикнула Агни, и после этого Нитнелав уже не слышал ничего, кроме шелеста бумаги. И размышляя о том, что в изменчивом подлунном мире остаются неизменными и любовь, и ненависть, старик задремал и не заметил, как ушли из библиотеки молодые люди…
 
И более, любезный читатель, мы никогда не встретимся с Нитнелавом – основателем Великой Соединённой Родни, Первым Мужем Великой Бабушки.
            В четверг был у Свободиной.
Вот если бы Он за это взялся, чей портрет над моим столом. Он бы раскрыл и диалектику души, и множественность возможностей и соответствие внутреннего мира вечному движению природы – люди, мол, как реки! Ох, справедливо! Но я-то не он…
Если можешь, не скажи.
Думай молча.
Но законченный ликбез
Подбивает, словно бес,
Рожи корчит.
Вроде всё, как у людей:
Есть мотивы, нет идей,
Были б деньги, а блядей –
Только свистни.
Но приходит ночью страх,
Покаянна и пуста,
Строчка прыгает с листа,
В петле виснет.
И услышав, как в ночи
Тень великая молчит,
Издыхают трепачи
От испуга.
Не помогут имена,
Это казнь, а не война,
Коль восстанут письмена
Друг за друга…
А он-то молчит. Уж я и глаза отводить пробовал – всё равно смотрит. И глаза такие недобрые, борода запущенная, вот-вот, кажется, откроет рот – и как шуганёт полновесным русским словом! А может, и не одним словом – ручищи-то вон какие – от крестьянского труда задубелые. А говорят ещё: «не кушал ни рыбы, ни мяса…»
Опять, опять, опять не сдержу словес. Глупо всё это – от графоманской злости. Да и не только графоманской, наверное. Ведь у каждого пишущего, хоть подспудно, а живёт эта зависть, завистишка.
Так, значит, был я в четверг у Свободиной. Вот как я бы это описал.
 
Любимым занятием пятиклассника Илюши было, забравшись в туалет и встав ногами на унитаз, приложить воронку к небольшой дырочке в стене и обратиться в слух, жадно внимая всему происходящему в соседней квартире. Любил он это по двум причинам. Во-первых, Илюшиной маменьке безумно нравилось за вечерним чаем выслушивать рассказ о ненавидимых соседках, которые на чердаке, совершенно не считаясь с другими жителями дома, занимали непомерно много места своими мокрыми причиндалами. А во-вторых, с некоторых пор Илюша стал находить в этом дополнительное удовольствие. Илюша рос, и отношения между полами всё более и более привлекали его заинтересованное внимание. Соседняя же квартира, населённая исключительно представительницами противоположного пола, давала ему вкусную пищу для размышлений. Вообще-то Илюшино любопытство наиболее полно удовлетворяла Маша Крымова и её знакомые, но умный мальчик не терял надежды, что и другие соседки когда-нибудь развлекут его перегруженный школьными заданиями организм.
Вот и в четверг, хорошо подготовившись к контрольной по алгебре, Илюша взгромоздился на унитаз и приложил ухо к воронке, а воронку – к заветной дырочке.
- Кто там? – услышал Илюша голос тёти Тани и разочарованно вздохнул: тётя Таня не волновала его как женщина, и знакомых мужчин у неё не было.
- Агитатор! – «дядя Жора», - сообразил мальчик и заскучал совсем, но привычка взяла своё, и он продолжал слушать.
- Ах, это вы?! Мама мне говорила… Проходите, пожалуйста, извините, у нас беспорядок, дома никого нет, я сама только что пришла с дежурства… Раздевайтесь, пожалуйста…
- Да я на минутку. Вы голосовать придёте?
- Ну, конечно, конечно… Вы только за этим?
- Нет, не только. Я насчёт вашей жалобы.
- Какой?
- Да вот – электропроводка у вас барахлит, щит надо сменить.
- Ну что вы, что вы… Стоит ли вам беспокоиться, это ведь в конце концов не ваша забота, пусть ЖЭК разбирается.
- Нет, Татьяна Александровна, извините, не могу с вами согласиться. Я как агитатор и как работник ЖЭКа обязан…
- Скажите просто – как хороший человек…
- Какой уж там… Так я был в райисполкоме…
- Давайте чай пить.
Илюша оживился; по опыту он уже знал, что призыв пить чай, обращённый женщиной к мужчине, означает отнюдь не то, что они сейчас сядут и будут пить чай, точнее, не только это, а главным образом то самое, из-за чего Илюша и простаивал часами на скользком краю унитаза.
- Право, стоит ли, ей-богу…
- Вот вам тапочки, не спорьте, проходите в комнату, почитайте газетку, пока я быстро приготовлю.
На кухне зазвенела посуда, в комнате раздался шелест газеты.
- Пожалуйста, к столу, - услышал через минуту-две Илюша.
- Вот сухарики, вот варенье мамино, вот печенье – попробуйте, сама пекла… А может, вы поесть хотите? А?
- Спасибо, спасибо большое, я сыт… Я насчёт исполкома хотел сказать…
- Ну, скажите, скажите.
- Значит, был я на приёме у товарища Побединского…
- Вы чай с сахаром пьёте?
- Да, спасибо, три ложки, так значит, товарищ Побединский заверил меня, что перспективный план развития района предусматривает полное и…
- А может, сливок?
- Нет, спасибо… полную смену всей электропроводки.
[b]«Вот дурак, заладил про свою проводку», - подумал Илюша, и в его юном разгорячённом мозгу возникла картина