Древний человек и божество, Том 2

Показательно, что ещё в Греции VI в. до н.э., как писал биограф Диоген Лаэртий (I в. н. э.), Пифагор был первым, кто сказал: «Душа, попадая то в одно существо, то в другое, движется, таким образом, в круговороте, предписанном необходимостью». Так, Пифагор представлял себе свою собственную прежнюю жизнь следующим образом: он был героем Эвфорбом (которого Менелай убил при осаде Трои), позднее  -  Гермотимом (Кла­зоменоким пророком), затем - петухом. Тоже и у Эмпедокла ("О переселении душ" (Фрагменты 115. 117, 118)): "был я уже мальчиком и девочкой, кустом и птицей и немой морской рыбой".

Считается, что доктрина о Едином, уме и душе как основных и универсальных физических ипо­стасях космоса - общеплатоновское учение. Примечательно, что Прокл считал, что душа не есть "божественное дыхание (дух божий)", но (пар. 193) "всякая душа получает существование непо­средственно от... божественного... ума", т.е. душа - эманация божественного "ума" (души по Про­клу - либо как (подобно) некие божества при Сущем, либо - спутники богов (пар. 185)).

Как представляется, определение Проклом человеческого тела (III 355, 7-10), как "божествен­ного" (но "смертного") соотносится у философа с тем, что человек "обладает умом" (субстанцией "божественной") и "логосом", но что это никак не связано с его душой ("духом"), которая создав­лась автономно (т.е. душа обладает качественно иным умом, полученным ею непосредственно "от... божественного... ума" Сущего при мыслительном (а не словом) её (души) созидании (ср. - "и в сердце своём задумал образ" (Мардук, поэма "Когда Вверху"); так, и Великая мать Нинмах/ Нинхурсаг творила первых людей мыслью (отметим, что Прокл хорошо знал теологию халдов)), и при этом (душа, дух) никак не зависит от земного естества субъекта. Отметим, что некий (низший) класс душ, произошедших "не от ума" Сущего, философ (в силу логики своей концепции) не соот­носит с "растительными" (телесными) душами (о которых он совсем не упоминает, ибо плоть во­обще его мало занимала).

Очевидно (см. картина "Реинкарнация"), что, в частности, у индоариев, доктрина переселения душ ("божественного духа") основывается на традиционной вере в способность Великой матери быть ис­точником вечного круговорота творения (характерно, что в Индии к настоящему времени значимость культа Великой богини значительно выросла). Легко видеть, что декларируемая реин­карнация - принципиальный возврат к палеолитической концепции посмертного возрождения именно в вечной жизни на земле. Но если в палеолите помыслы человека занимало лишь состоя­ние его тела, единственного на все времена (представлявшего его личность), а о душе тогда и не помышляли, то в концепции общей реинкарнации тело вторично и может быть любым (даже реп­тилией или насекомым); нетленен лишь божественный "дух", вечный (как Самосущий) по опреде­лению (заметим, что прижизненный социальный статус человека более не связывался с условиями временного пребывания его божественной души в том или ином теле, реинкарнацией). Как из­вестно (см.выше), со временем сформировалось желание (люди мечтали как о наивысшем сча­стье), что бы их божественный "дух, душа" избежал последующих рождений (прекратил в них участвовать, а это оговаривалось особыми условиями), и постоянно пребывал (оставался) с Твор­цом (созерцал его).

Следет отметить, что и у друидов эта "знаменитая догма" (учение о полной реинкарнации) по­лучила развитие, выразившееся в представлении о возможности пребывания души ("духа") в лю­бом материальном состоянии (объкте). Однако эта концепция у кельтов широкого распростране­ния не получила, - она затронула лишь нескольких исключительных мифопоэтических (божест­венных) персонажей, наделённых особой сакральной миссией. Так (Ф. Леру «Друиды». 2000), по­вествуется о том, что «ранее я [Туан из рода Партолона, т.е. языческое арийское божество] пребы­вал во множестве форм, перед тем, как [окончательно] обрёл [человеческий] облик… я был… ме­чом,.. каплей росы,.. волной,.. ветром,.. вспышкой света,.. грохотом моря,.. словом средь букв,.. цветком,.. быком,.. ястребом,.. лососем…». И поясняется, что некий Творец (возможно, и библей­ский) «Бог облёк его [Туана] во множество форм [«Бог сохранил его живым»], поскольку он про­существовал со времён Партолона [примерно первая пол. II тыс. до н.э.] до  времён Колума Килле [известный христианский святой IX-X вв. н.э.], (дабы) он [Туан] поведал о…».

Хотя и "друидическая догма", вполне возможно, испытала влияние пифагорейского учения, однако, как утверждает Дж. А. Маккалох, этическая подоплека этого учения явно была опущена друидами при его адаптации («Сравнение показывает, что кельтская вера  существенно отличалась от пифагорейского учения. Согласно последнему, душа человека входила в новое тело, даже тело животного в этом (земном) мире, как искупление [человек платит за грехи предыдущего бытия]. Однако ничего подобного в кельтском учении нет, - «нет никакого решающего свидетельства, ука­зывающего на какую-либо теорию загробного морального возмездия [посмертного воздаяния]» (поскольку нет сведений о загробном суде у кельтов). У греков же грешники (враги божьи), хотя и должны были получать справедливое наказание при жизни, однако воздаяние сделалось неизбеж­ным, лишь будучи перенесено в загробный мир (мифы о Тантале и Сизифе). Характерно, что при реинкарнации у кельтов любое (вновь обретённое) тело - не темница для "духа" (как в учении ор­фиков), в которой (в новом теле) его ("духа") последующий носитель должен искупать прегреше­ния предыдущего. Важно упомянуть, что кельты никогда не преставали заботиться о посмертной участи и своей "растительной" души (о традиционном "продолжении" земной жизни в иномире).

Считается, что существование таких обрядов как ингумация и кремация у праариев (их парал­лельность) хорошо иллюстрируется, в частности, погребальными памятниками срубной этнокуль­турно-исторической общности (покровской (XVIII-XV вв. до н.э.) и бережновско-маёвской (XVII-XII вв. до н.э.) культурами, а также и памятниками степановского типа), оседло обитавшей в степ­ной и лесостепной полосе между Днепром и Уралом. Как выяснилось, погребения «срубников» (ингумация) являют собой длинные курганы и грунтовые могильники; кремация же представлена погребениями в сосудах-урнах и в небольших грунтовых ямах (о более раннем проведении крема­ции у праариев сведений нет). Причём, характерно, что здесь, при любом виде погребения, состав погребального ин­вентаря демонстрировал достаточно развитую концепцию посмертного инобы­тия в иномире предков. Обнаружено, что и на Крите, в одной и той же могиле, встречаются погре­бения как путём ингума­ции, так и после кремации.

Известно (Т.В. Гамкрелидзе, В.В. Иванов. 1980, 1981), что в  период XV-XIII вв. до н.э. к кре­мации прибегали, в частности, хеттские цари (в целях обожествления), а также и в Трое VI/VII А). Обряд трупосожжения известен, судя по пись­менной традиции, и в "Ригведе", у индоиранцев.  

Так, наиболее характерные признаки предшественницы гальштатской культуры, - культуры «полей погребальных урн» (1300-750 гг. до н.э.), которая, как считается, развилась на основе куль­туры «курганных погребений», это - могильники без насыпей, содержащие преимущественно ос­татки трупосожжений (кремация), обычно с захоронением праха (и пепла, и недогоревших костей) в глиняных сосудах, размещённых на дне могилы. В одном из захоронений в Гардте (Верхняя Ба­вария), относящемся ко второй половине этой эпохи, покойник, по­ложенный на четырехколесную повозку вооружёным (бронзовый меч, нож, стрела), был сожжен (вме­сте с инвентарём) на костре, а его останки помещены в просторной погребальной камере (4х2 м) вместе с керамикой и бронзо­вой столовой утварью (ведро, кружка, ситечко); и здесь пепел был отде­лён от недогоревших кос­тей.

Замечено, что эпоха культуры «полей погребальных урн» синхронна периоду практически сплошной кремации у греков, появив­шейся у них примерно в нач. XII в. до н.э. (кладбище Перати в Аттике), и надолго сделавшейся основным способом погребения (вместес тем, у греков, начиная с VIII в. до н.э., число погребений, содержащих трупоположения (ингума­ция), снова возрастает и достигает ок. 30%).

Принято полагать, что обычай кремации пришёл в Центральную Европу с Балкан, где он был широко распространён в восточной части культуры «курганных погребе­ний» (т.е. занесён праа­риями).