ЖИВАЯ, НО МЕРТВАЯ (роман)

решилась, ждала: хотела услышать какой-нибудь шум, или шорох – хоть той же книги или газеты… или другой какой бумаги – под шумок и ретироваться. Но было тихо; с уходом Яна опять воцарилась тишина. «Надобно раньше», - неуверенно заметил внутренний голос. «Да уж известно, что надо бы!» - раздраженно съязвила я. Ждала…
… Вдруг что-то шесть раз пикнуло. «Номер набирают», - поспешил предположить внутренний голос – и точно:
- Алло?.. – это был Ваня. – Да, это я… Полночь… да, ровно.… Без изменений… Отключу… Почему не надо?.. Да, можно… Понял… Хорошо… Вам так же.
Из услышанного я ничего не поняла (впрочем, сделала предположение: наверное, Ваня звонил начальству), но я по этому поводу не расстроилась, напротив, этой беседой я не преминула воспользоваться и отошла на прежние позиции. Через минуту я была уже у себя.
Я снова закрылась на шпингалет, уютно устроилась на своем прежнем месте и успокоилась: к своему удивлению, здесь, взаперти, я почувствовала себя в безопасности и совершенно недосягаемой до неугодных моей компании лиц. Словно как в детстве, у бабушки, в домике по улице Речной, пряталась я в старом сарае от домочадцев, когда нашкодила что-то, совершила в моем разумении совершенно невинный поступок, а с точки зрения взрослых – проступок, и, несомненно, проштрафилась. Потому и пряталась в темном, душном и грязно-пыльном сарае, среди деревянных овощных ящиков, кучи разной макулатуры, всякого тряпья, сломанных велосипедов с погрызенными крысами покрышками, другого «антиквариата», прочего хлама и мусора. Но это еще ничего. Кроме всего прочего я тогда пребывала в тесном контакте с хозяевами сего помещения – с крысами, и такое соседство меня нисколько не смущало, и даже не пугало. В тот момент это крысиное общество устраивало меня куда больше, нежели другое… с вытекающей из него неизбежностью наказания.
Я ждала нужного времени, ждала без всякого нетерпения, ждала без робости и волнения, без радости, но и без грусти, а в обобщении же, просто ждала, ждала «без». Во время этого ожидания у меня не выявились признаки тахикардии, сейчас же мое сердечко было спокойно и меланхолично как никогда, но вот мыслей в голове или дум каких – как не бывало; я вообще ничего и ни о чем не думала. Молчала, сидела на своем «троне» и тупо вглядывалась в паутину в правом нижнем углу, на жирную паучиху и на то, как она ловко пеленает, я бы не сказала, что тощую, муху, которая еще так недавно жужжала у меня над ухом. Прошла минута, другая, еще и еще одна, и так, минута за минутой, наблюдая за терпеливой и удачливой паучихой и нетерпеливой и обреченной мухой, прошло время, отпущенное мною на ожидание, и настало время немедленных действий.
Я поднесла часы к глазам, но из-за внезапно наступившей темноты не увидела ничегошеньки. Я и не заметила, как стало темно.
- Сколько времени? – с наслаждением спросила я у внутреннего голоса. – Если не трудно, разумеется.
- Да нет вовсе, не трудно, - гордо сказал тот. – Без двух минут девять… время уж.
- Ну, это уж позволь мне решать – время аль нет.
- Да я…
- И слышать ничего не желаю. Яколка бестелесная. За сведения, впрочем, спасибо.
Голос промолчал, не сказав даже «пожалуйста», - а ну и черт с ней! Пускай злится, пусть, а то за дуру меня держит: как будто я сама не знаю, что пора. Позлобится и перестанет; на злобу он у меня отходчивый.
Я встала, взяла с бочка фонарик и засунула его в левый карман брюк. Из левого наружного кармана приталенного жакета я достала хлопчатобумажные перчатки и облачила в них руки. В следующую секунду я обтерла ими все те места, куда ранее прикасалась незащищенными руками; сделала это не торопясь, тщательно, без тени брезгливости. Взяла сумку, вышла из кабинки и, вытерев наружную дверную ручку, прикрыла дверь, решив, что запирать ее на шпингалет не стоит. Подробно соблюдая правила по технике безопасности, без которых подобные дела просто немыслимы, я вышла в коридор, не забыв при этом по пути стереть пальчики с обеих ручек уже коридорной двери; ее же я оставила открытой настежь. Тут я перекрестилась, сказала «с Богом», и, придерживаясь дальней от лестницы стены, очень медленно и беззвучно двинулась вперед (на этот раз ступала на цыпочках). Так, шаг за шагом, я дошла до лестницы. Остановилась и прислушалась. Снизу до меня донесся едва уловимый свистящий прононс, затем слащавое мямканье, «кхе» и снова свист. «Ванюша спит, - сразу определила я. – Радость-то какая!» - «Да как сладко!» - поддакнул голос. Ну и славненько, пускай спит: чем бы дитя ни тешилось – лишь бы по второму этажу не слонялось. Я, конечно, несказанно обрадовалась этому обстоятельству, но расслабляться не стала: дальнейший путь продолжила в том же темпе, в той же технике и с удвоенной кошачьей осторожностью, вплоть до заветной двери с табличкой:

                                                  ПРИЕМНАЯ
Остановилась только на мгновение, чтобы еще раз убедиться в отсутствии снизу посторонних звуков; так и есть – ничего нового, ничего настораживающего я не услышала. Больше уж не медлила: из правого кармана брюк достала степанычевские отмычки, от коих наобум высвободила одну из металлических пластинок, на ощупь вставила ее в щель замка и повернула. Я едва не завизжала от радости. «Язычок» щелкнул и скользнул внутрь замка – мягко так, как масло на раскаленной сковородке. «Есть!» - мысленно воскликнула я, и тут же испугалась: «Почему так сразу? С первой попытки? Раз – и все? Странно…» Но тут себя успокоила: «Ну, Степаныч, - молодец! Инструмент! Марка! Фирма!.. Schlusseler – он и есть schlusseler! – и точка, ёшкин кот!»
Я повернула дверную ручку и, слегка придерживая рукой, подтолкнула дверь. О, радость мне! – она поддалась… черт! хотя и скрипнула. Их что здесь, в самом деле, не смазывают, что ли?! Устроили тут, понимаешь, бездарный скрипичный оркестр. Уже вторая дверь в этом заведении не желает водить со мной дружбу. Зазнались!
К счастью я могла более не беспокоить эту паникершу, а сразу протиснулась между дверью и косяком, благо места для моей утонченной фигуры имелось предостаточно. Далее я аккуратно прикрыла дверь и вполне осознанно заперла ее на замок, для этого я вдавила кнопку – фиксатор запора, который находился с внутренней стороны двери на ручке-«кругляше»; этого было достаточно. Ху, первый уровень пройден. Ну и смышленый же я новичок!
Следующую дверь, вторую по счету, дверь в кабинет многоуважаемого Семена Карпыча я отпирала уже накоротке и со знанием дела, и даже мысленно, кажется, мурлыкала песенку Саши Розембаума «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла…». После того как я открыла первую дверь, я уже не беспокоилась о том, что случится какая-нибудь оказия и мне не удастся открыть две последующие: все замки были однотипные, и уж если я первый «сломала» как надо, с первой попытки, то и остальные пытать не стану, в долгу они не останутся, и их открою. Так и вышло – моя уверенность не прошла даром. Очередной замок поддался сразу; с последним, дверным (ведь есть еще и единственный – сейфовый), пришлось повозиться: он чуток поупрямился, малость поломался, но вскоре-таки и ему пришлось мне отдаться. Второй и третий уровни пройдены – ура! В радостях от такого успеха я расцеловала универсальный ключ и бережно убрала его в карман: «еще пригодится», мысленно поблагодарила Степаныча и методично заперла каждую дверь изнутри. Рукавом жакета вытерла выступивший на лбу пот, огляделась.
Плотные шторы темно-синего цвета, добротного и дорогого материала, в целом беспросветно занавешивали высоченные окна, и все же желтый фонарный свет кое-где просачивался. Кроме того, я выждала с минуту, пока мои глаза попривыкнут к сумеркам помещения, и ровно через минуту я обвыкла и уже кое-как различала предметы интерьера, ну а глазам вполне хватало такого освещения, чтобы, не прибегая к фонарику, беспрепятственно двигаться. Это немаловажно еще и потому, что свет от фонарика мог быть замечен с улицы и, тем самым, вызвал бы известные подозрения у недоброжелателей. Мне необходимо было продвигаться: не спотыкаясь, не сшибая стулья, кадки с цветами и деревцами (всего этого здесь во множестве), а вот хотя бы тот же глобус не снести, огромный метровый глобус (он стоял на полу, слева от гендиректорского стола; я его только что приметила); да и вообще, не снести много других вещей: ведь главное во всем этом не нашуметь, дойти до стола без грохота, тем самым, не раскрыв себя и не привлекая к себе внимание. В конце концов, самой покалечиться не долго, шастая в потемках, на ощупь. Как же тогда ноги-то уносить? В общем, я направилась к столу Семена Карпыча, довольно умело обошла все препятствия, проскользнула между глобусом и столом и, отодвинув огромное кожаное кресло, уселась в непосредственной близости к сейфу, по-восточному скрестив ноги.
Расположившись так, я воспроизвела все те же комбинации, что и два года назад, что в бытность мою кассиром делала я в этом кабинете и под этим же столом. Все то же самое: перво-наперво убрала подножник, засим подтолкнула пласт стали. Как и в прошлый раз, он бесшумно покатился и на мягких резиновых роликах уехал под пол. Вот он – единственный! вот он – главный! вот он – замок, который я просто обязана открыть!.. сломать, черт возьми! Да!
Ни черта не видно! Тут мне без фонарика не обойтись. Я поспешно выудила его из кармана, включила и осветила половую нишу. Вот ты какой – «зеленый сейф». Рада, рада, очень рада. Искренне приятно видеть вас в добром здравии, так сказать ad ocilos (сноска: воочию (лат.)).
- Сёма. Сёма. Сёма. Сё-ё-ма-а… - восторженно и, пожалуй, даже аффективно нашептывала я, когда взад-вперед крутила «кругляш». – Так! Один… Есть! Теперь девять… девять-девять-девять… Девять! Вот она – девяточка! Есть!.. м-м… Семь… семь раз отмерь, один – отрежь… А вот и семь, отрубили… Ну, Сёма! Ну, Сёма! Теперь, опять единичка… ну-ка, ну-ка, ну-ка! Есть! Дома! Славно! Четверочка на подходе; найдем и для четверочки место. Что ж не найти-то? Что ж не найти? Так-так-так! На ме-е-сте! Так! Ну и кол надо вписать (руки-то как дрожат)… тьфу ты! – двойка! Мне двойка не нужна, никак не нужна. Однёрку давай! Живо! Во-от! так-то лучше, так-то краше, э как?! Хууу…
Я отложила фонарик рядом с собой на пол, обеими руками взялась за дверную ручку сейфа – и потянула на себя…
- Что такое? – удивилась я. – Что такое, черт возьми? Почему не поддается?.. Да что такое?!
С удвоенной силой я еще раз потянула дверцу – без изменений. Приняла удобное положение, встала на колени (при этом больно ударилась об крышку стола) и,  что было сил, дернула – ни-че-го! Потом еще, еще раз – тщетно! Вот тут я и осела: растопырила ноги как в гинекологическом кресле, в ладони уткнула лицо, локтями уперлась в колени, задумалась.
И сразу же ужаснулась первой же мысли, которая пришла мне тогда на ум, которой я сначала изумилась, и уж затем, осознав ее истинный смысл, я чуть не заплакала: от тяжести, от обреченности, от безысходности моего положения. «Шифр сменили! Боже мой, сменили шифр! Ну и дела-а!.. Черт, плакали мои денежки! Так и есть – плакали…»
«Гм… я, конечно, прошу прощения, - нерешительно вставил внутренний голос, - а не стоит ли нам попытаться набрать код заново? Быть может, ошибка? Ведь одна цифра – и все! – «черный вторник», пиздец… Впрочем, я не