гостиница. Более того, этот городок, как оказалось, носит статус районного центра. Вся эта информация вышла для меня чрезвычайно ценна, полезна и приятна, но больше всего меня порадовало то обстоятельство, что Похвистнево удален от Самары на почтительное расстояние, и еще больше меня обрадовал тот факт, что от Похвистнева до соседней Оренбургской области всего лишь несколько километров ходу. Эти последние моменты и наводили меня на мысль о том, что городок этот не иначе как проведение судьбы и в дальнейшем может весьма сгодиться.
- Решено, - воскликнула я, - едем! Едем в Похвистнево!.. Но не сейчас, а, вероятно, завтра. Нам здесь нужно кое-что доделать, самую малость. Ну, а сейчас – в кабак: утолять жажду и голод.
Мы сытно поели в кафе с названием «У Кисы и Оси» и поехали в гостиницу. Из номера я первым делом позвонила Сирени.
- Нам с дочкой надо отъехать, - сказала я, после приветствия. – Решили погостить у родственников. Я подумала, тебя стоит предупредить. Чтоб не переживал.
- Надолго? – осведомился Сирень.
- Не думаю: неделя, две ли, в общем, как получится. Но ты без нас не грусти.
- Ну, счастливого пути и хорошего отдыха, - сказал он. – Мне вас будет не хватать. И спасибо, что позвонили.
- Жди вестей, Сирень. Прощай, - сказала я и положила трубку.
(Тогда я еще не знала, что мое «прощай» окажется по-настоящему прощальным, но, зная теперь, я вписываю это предложение между строк.)
- Ну, что, родная моя, будем готовить наш скарб к переезду, - обратилась я к Кристине. – Погостили - и хватит. Сегодня, Кристина, нам не судьба заночевать в мягкой и теплой постельке, не судьба. Как говорится, спасибо этому дому, поедем к другому.
- Что, вещи складывать? – вопросила Кристина.
- Совершенно правильно: вещи. Сегодня, у нас с тобой дело, очень важное; и в эту гостиницу мы больше ни ногой: сюда для нас, дорогой мой человек, отныне путь закрыт. И назад пути нет. Так что, вперед, собирай пожитки.
После этих слов Кристина как-то сразу оживилась, засуетилась и молча стала бегать по номеру. Она собирала хаотично валявшиеся вещи и аккуратно укладывала их в пакеты и сумки. Я с удовольствием последовала ее примеру и с тем же удовольствием присоединилась к ней.
Через пару часов мы уже все собрали, все уложили, где понадобилось – утрамбовали, завязали, затянули, и скоро уже отдыхали в креслах, и смотрели телевизор.
- … ночью – пятнадцать. Днем в области температура воздуха семнадцать – двадцать два; ночью от тринадцати до шестнадцати. По области местами кратковременные дожди. (Сладкий неземной голосок худенькой миловидной девушки о погоде рассказывал так, будто бы молодая мама убаюкивала своих птенчиков.) Спонсор прогноза погоды – страховая компания «Ноев ковчег». Все виды страхования, кроме глупости и супружеской измены. Приходите в «Ноев ковчег» - и вы будете спасены даже от Всемирного потопа…
Вот на этих нежнозвучных словах меня и Кристину сморило в сон. И приснилось мне то, отчего в страховой компании обещали спасти.
В темном, свинцовом небе не видно ни солнца, ни звезд, ни луны. Не слышно птиц, шуршания листвы, зверей; не слышно людских голосов, машин и шума улиц, и не слышно вообще никаких звуков, кроме гулкого звона дождя и протяжных стонов ветра. От горизонта до горизонта простирается водяная пустыня и серые невысокие волны, как неторопливые песчаные змеи, медленно ползают по всему безбрежию. Вода везде. Она всюду, все в ее власти. Затоплено все без исключения: ни одного участка земли, ни одного клочка суши не встречается в округе. И только большой, связанный из толстых бревен плот колышется на волнах. На плоту, вплотную друг к дружке и накрывшись большим куском полиэтилена, сидят три человека: посередине, обхватив колени, сидит маленькая девочка; по краям – юноша и красивая девушка. Страдальцы молчали. От нескончаемого дождя они промокли насквозь, дрожали то ли от сырости, то ли от холода, то ли от отчаяния (а может, от всего этого вместе), и жались, жались друг к дружке.
Всех троих я сразу узнала: в девушке признала себя, в девочке – Кристину, а юношей оказался Илья. В этих безбрежных водах мы скитались долго, и нашей единственной мечтой было найти хоть какую-нибудь сушу. Но сколько не тщились мы увидеть землю – ее не было. В наших пустых взглядах уже не было той надежды, той жажды жизни, что была прежде, и теперь по сторонам тупо озирались глаза усталые и даже обреченные.
Первой землю заметила Кристина. Она резко вскочила на ноги и крикнула со всей силой, присущей ее голосу; и своим криком заглушила шум дождя, вой ветра, прервала гнетущее безмолвие водной пустыни и прекратила нашу безголосицу.
- Земля! – указывая рукой вперед, кричала она. – Земля! Смотрите! Земля!!!
Я кинулась в направлении ее руки и увидела расплывчатые очертания суши. Я вскочила с коленок, схватила Кристину за руки, крепко прижала к себе и поцеловала.
- Земля! – тоже крикнула я. По моим щекам потекли слезы радости, но их тут же смывал проливной дождь. – Спасибо, Господь! Спасибо, Богородица! Земля! Слышите меня?! Земля-а-а-а!!!
Илья обхватил меня вместе с Кристиной и закружил, закружил.
- Земля! – вторил он нам. – Мы спасены! Земля!
Наши голоса сплелись в один, и уже нельзя было разобрать, кто что кричал, но ясно было, что мы благодарили Бога за спасение, были вне себя от радости и часто повторяли одно и то же слово: «Земля». Это слово стало для нас синонимом «Жизни».
На мокром и скользком бревне Илья вдруг поскользнулся и мы все вместе повалились на плот. В замешательстве мы что-то решили предпринять. Вооружились валявшимися на плоту досками и что есть силы стали грести. Благо, ветер был попутный: плот вышел слишком большой и придать ему ускорение, даже посредством этих подобий весел, было невозможно, так что ничего другого не оставалось, как покидать доски на плот и ждать, пока течение принесет нас к спасительному берегу.
Это не был обман, как и не был мираж, - это без сомнения была земля. Нам не пришлось долго ждать; попутное течение подвело нас к пустынному скалистому берегу. Плот кромкой ударился о камень.
- Ух, спасены! – воскликнул Илья и прыгнул на огромный, плоский, обсосанный водой камень. – Катя, подсоби мне Кристину, а уж затем тебя заберу.
Я взяла Кристину за руки и протянула Илье. Он ухватил ее за вытянутые руки и, потянув на себя, выдернул наверх, потом опустил ее рядом с собой на твердую землю (ноги ее дрожали). В следующий момент он нагнулся и протянул ко мне руки…
… но я уже не могла до них дотянуться…
… неподвластное мне течение уводило бревенчатый плот от берега… все дальше… все быстрее…
Лицо Ильи замерло в ужасе; его глаза были влажные от бессилия и в то же время исполненные гнева на грозную, несправедливую стихию. Что-либо поправить и изменить стало уже и не в его силах и невозможно: я была далеко… от дорогих для меня человечков, далеко от любимых мне человечков, далеко от «земли», далеко от «жизни».
Как подраненный волк Илья метался по камню. С недвусмысленными намерениями он подбежал к самому его краю: ясно было, он собирался прыгать.
- Не надо! – крикнула я, видя его решимость. – Не делай этого, Илья! Помни о Кристине!.. Прошу тебя!
Он услышал мои слова, он вонзил пальцы в волосы, со всей силой рванул их и осел на колени, а потом и вовсе свалился на бок, поджал под себя ноги и затрясся, содрогаясь от плача. А Кристина стояла рядом и пристально и мучительно смотрела мне вслед.
Зато я не в силах была смотреть на это: мое сердце разрывалось от боли, но я все же смотрела, смотрела жадно, - потому что знала, что вижу их в последний раз. Мои глаза были полны слез, я не успевала их вытирать руками. Мне неудержимо хотелось орать, и реветь, и выть, но я не могла этого себе позволить, потому как знала, что стоит мне заплакать - и сквозь слезы я больше не увижу ни Кристину, ни Илью. Я берегла драгоценные мгновения, страдала и смотрела вперед – на стоящую Кристину, на плачущего у ее ног Илью, и провожала их взглядом лишенного жизни. Вскоре я их уже не видела. Я распласталась на плоту и наконец-то заплакала.
Я лежала навзничь, стонала, сквозь косые нити дождя смотрела на грязно-серое небо и мысленно молила Бога, чтобы он меня забрал.
Я всю жизнь была одна, а сейчас, лежа на плоту, я вдруг поняла, что не такая уж я одинокая. Моими попутчиками в этом тленом мире были хмурое небо, ласкающий меня дождь и безбрежный океан.
На этом сон закончился, я проснулась. Кристины рядом не было. Спустя минуту дверь распахнулась, и она зашла, ведя за руку коридорного.
- Я сказала им, что мы съезжаем, - сказала она мне, и, кивнув коридорному на вещи, распорядилась: - Вот эти вещи надо отнести к маминой машине.
Настенные часы показывали половину пятого. Действительно, пора. Я встала с кресла, потянулась и, объяснив коридорному, где стоит машина, вручила от нее ключи.
Пока коридорный таскал наши пожитки, мы спустились в вестибюль к старшему администратору.
За стойкой стояла очаровательная девушка с красивыми карими глазами миндалевидной формы; высокая и стройная (благородная осанка делала ее чуть-чуть надменной, но это было едва заметно). Ёе каштановые волосы были по-бабьи уложены в пучок. У девушки была радушная и, как мне показалось, чуточку развязанная улыбка, - в серьезных заведениях улыбаться вот так вот – накоротке – не принято: запросто можно вылететь с работы. Внешне она очень походила на мою подругу; я говорю про Ирину.
- Да, мамаша, дочка у вас что надо! – щуря глаза, сказала мне девушка, когда я подошла к стойке. – Я от нее просто в восторге. Чудо! Честное слово, была бы моя воля, я бы ее взяла старшим ночной смены: с ее организационным талантом мои ленивцы сразу бы научились, как надо работать в серьезной гостинице. Ох, они бы у нее забегали!
Старший администратор не скрывал своего восторга.
- Ну, что, госпожа распорядитель, пойдешь к нам работать? – уже смеясь, спросила она Кристину.
- Вот еще! Мне что, больше делать нечего?! Нас родственники ждут.
Я строго посмотрела на Кристину.
- А что?! – вытаращилась она на меня себе в оправдание. – Я им только сказала, чтоб пошевелились – и все… ходят, как гуси, - вразвалочку.
Я сдвинула брови; подействовало.
- Все, молчу, - сказала она и вскарабкалась на находящееся рядом кресло.
Дальше говорила я:
- Примите номер. И счет, пожалуйста.
- Это мы вам должны, - улыбнулась кареглазая. – За два дня: вы платили вперед.
- А, ну, отлично. Тогда раздайте чаевые… на ваше усмотрение. – Я улыбнулась в ответ и поблагодарила: - Спасибо всем вам за кров; отменное гостеприимство.
- Милости просим в следующий раз, - сказала девушка.
- Да, гражданочка, - отомстила я за «мамашу», - если не затруднит, передайте самый теплый привет monsier Никонорову; превосходный… гм… работник. – Я наипронзительнейшим взглядом посмотрела на девицу и подмигнула ей. – Если приеду, то только ради него.
Девица опешила от сказанного. Женщин не страшат недомолвки между собой: им достаточно одного жеста и единого взгляда, чтобы понять друг друга. Нам не обязательно вообще что-либо говорить, - ведь у нас, у женщин, есть особенный, рыбий язык, и мы не боимся быть неправильно понятыми. Вне всякого сомнения, кареглазая опешила именно оттого, что я и намеревалась сказать между строк – посредством взгляда, интонации и
