- Я вас понимаю, - прищурилась она. – Обязательно передам.
- Эй! Куда понес! – прикрикнула Кристина на коридорного. Тот вздрогнул и встал как вкопанный.
- Не видишь, что там дождь идет?! – Она спрыгнула с кресла и подбежала к нему. – Его же с зонтом надо выносить: промокнет же! Дай сюда.
Кристина забрала медвежонка и, подойдя ко мне, напомнила, что нам пора. Я подмигнула ей; мне приглянулась эта сцена. Тут мы вежливо попрощались с любопытствующим персоналом гостиницы и торжественно покинули сие заведение.
* * *
Машину я решила оставить во дворе, поблизости от места предполагаемого преступления. Заехала в арку между домами и остановилась так, чтобы по случаю не мешать выезду другого транспорта. Место, надо сказать, оказалось удачным, - конечно же, применительно к моим обстоятельствам понимания «удачливости»: во дворе стояло несколько машин разных марок – значит, и наша не вызовет подозрений; в ночное время двор не освещается: как я заметила, ни в одном из фонарей нет лампочек, и это нам только на руку (вернее, не нам, а Кристине, ибо ее участь сегодня караулить машину, но она об этом пока не знает).
- Ну, зайка моя, приехали. Теперь нам предстоит разделить роли. Дело это очень важное и ответственное, и не терпящее необдуманного решения, так что, мой незаменимый компаньон, прежде чем дать ответ, тебе нужно хорошенько все взвесить. Лады?.. Ну вот и хорошо. Итак, роли – их две; обе очень важные и, нет смысла скрывать, опасные.
Кристина, пока слушала, хлопала ресницами, раздувала ноздри; затаив дыхание, впитывала каждое мое слово.
- У первой роли полномочия следующие: сидеть в засаде и ждать. Ждать, возможно, придется долго: как минимум до утра. Еще в обязанность этот роли входит охрана машины, но это так – попутно. Участь того, на кого выпадет бремя исполнения другой роли, трудно даже предположить какая сложная: здесь большой риск, сплошная опасность и абсолютная неопределенность; произойти может все, даже самое ужасное. А делать надо ни что иное, как идти на кабана… и взять его, пожалуй, даже голыми руками; больше ничего.
Кристина молчала. Я оттянула время.
- Тебе предстоит выбрать одно из двух. Итак, вариант первый: сидеть в засаде; или вариант второй: идти на кабана. Какой из них?
Прежде чем ответить, Кристина покраснела и, снедаемая собственным стыдом, произнесла слова недвусмысленного содержания:
- А третьего нет?
- Нет, - отрезала я. Мне же ее вопрос определенно понравился.
- Тогда посижу в засаде, - после некоторого раздумья выдавила она, и добавила: - С кабаном я не слажу, Кать.
- Ну, раз ты так не уверена, - сказала я, - тогда придется прибегнуть к жеребьевке. Будем кидать жребий, - это будет справедливо.
- За дурочку держишь. Думаешь, я не знаю, что это такое. Я знаю, я пробовала, «камень, ножницы, бумага», мне всегда не везет. Может, не надо, а? – ее глаза прямо-таки молились за нее.
- Надо, Кристина, надо, родная. – Я была беспощадна и безжалостна.
Порывшись в сумочке, я нашла записную книжку и вырвала из нее страничку; порвала ее надвое и на каждой из половинок написала по одному, совершенно бесчестному слову: «ЗАСАДА» - на одном, и «засада» - на другом. Стыдно, конечно, но тогда мне необходимо было вселить в Кристину уверенность и, посредством этой махинации, объяснить ей, что из двух зол надо выбирать меньшее.
Я скатала листочки в трубочки, перетасовала за спиной и протянула Кристине, на выбор.
- Так и быть, компаньон, тяни первая, - сказала я и подмигнула на свой правый кулак.
Кристина покусала большой пальчик, но указала почему-то на левый кулак; и зажмурилась в ожидании оглашения.
- Засада, - прочитала я. – Звезды к тебе благосклонны: будешь сидеть в машине.
Кристина открыла глаза и, радуясь такой удаче, заулыбалась. Я же продолжала.
- С ролями мы определились, теперь целесообразно выслушать мои наставления. После того, как я уйду, вдави вот эти кнопки, - (Я показала на кнопки – фиксаторы дверных замков), - и благодаря этому ты будешь в безопасности до моего возвращения. Если ты хочешь, чтоб по возвращении я не обнаружила ни тебя, ни машину, ты можешь смело делать следующее: а) выходить из машины в мое отсутствие и гулять; б) привлекать к себе внимание прохожих (как то: кричать, ругаться, жаловаться, дразнить чужих собак и кошек, ну и тому подобное). На этом запас плохих советов у меня иссяк. Перейду к хорошим. Если вдруг к тебе подойдет чересчур любопытный гражданин и поинтересуется, что, мол, ты одна здесь делаешь? – ни в коем случае нельзя его (или ее) посылать «на… право, потом налево», - обязательно обидятся. Лучше будет, если ты вежливо объяснишь, что ты ждешь маму, и что она зашла к подружке, и что она скоро выйдет, и ты вместе с ней поедешь домой. Вопросы есть?.. Нет. Отлично; пойдем дальше. Я знаю, Кристиночка, у тебя железные нервы, огромное терпение и вовсе не детская усидчивость. Я знаю так же, что разведчик из тебя получился бы превосходный; ну а то, что ты меня не подведешь, лишний раз и говорить не стоит: в тебе я уверена, как в себе, и положиться мне, кроме как на тебя, не на кого. И все же я хочу дать тебе один совет, на этот раз последний: самое скоротечное ожидание – это сон. Будет замечательно, если ты ляжешь на заднее сиденье, укроешься верблюжьим одеялом, которое я приготовила, и уснешь в обнимку со своим мишкой, а проснешься – и я тут как тут.
- Кать, не переживай за меня, - произнесла Кристина, все это время внимательно меня слушавшая. – Я тебя не ослушаюсь.
- Спасибо, Кристина. Я даю тебе слово, что сделаю все возможное, чтобы завтра непременно вернуться. И все же хочу попросить тебя кое о чем. Если вдруг я не вернусь до десяти часов утра, пообещай мне, что ты позвонишь Сирени и передашь ему записку, которую я сейчас напишу.
Кристина даже не раздумывала, и дала мне свое обещание.
Я вырвала еще один листок из записной книжки, на нем написала следующее:
«Сирень, помоги моей девочке. Пожалуйста. Буду признательна тебе всю свою жизнь. С.Р.»
Листок свернула вчетверо и на чистой четвертинке вывела его номер телефона.
- Вот телефон, по которому можно с ним связаться. На этой же бумажке послание для него.
Кристина кивнула и засунула записку в кармашек джинсов.
- Что ж, зайка, жди меня - и я вернусь.
Я прижала ее к себе, нежно поцеловала в шейку. Она, в свою очередь, обвила мою шею ручками и в самое ухо прошептала:
- Удачи тебе, Кать… Я тебя дождусь.
- Мы с тобой еще не один центнер груш скушаем. Ну, я потопала. Не скучай.
Сказав это, я прихватила с заднего сиденья загодя приготовленную сумку, посмотрелась в салонное зеркало заднего вида, поправила непослушную челку, полюбовалась на свои безупречные зубки и, надев темные очки, вылезла из машины; после всего этого распахнула зонт и походкой «от бедра» направилась к известному учреждению.
- Здравствуйте, Наталья Михайловна, - это был знакомый мне охранник, по предыдущему визиту. Как и в прошлый раз повстречался мне именно он. Он поздоровался очень тепло и доброжелательно. Три его слова написаны, конечно же, сухо. Но надо было слышать, как он их произнес: сладкозвучно, но не слащаво, простодушно, но не беспечно, учтиво, но без лакейской лести; мне показалось, что даже ласково и чуть ли не на грани восхищения (понятное дело!).
Хорошо хоть запомнил, как меня величают, а то я уж запуталась, где и на какое имя мне следует откликаться.
- Здравствуй, здравствуй, голубчик, - не менее тепло поприветствовала я. – Вижу, на этот раз ты хорошо запомнил и меня, и мое имя.
- Еще бы не запомнить… - возгордился охранник своим талантам. – Вы такая видная мамзель. Даже и не знаю, как я умудрился в прошлый раз, как я посмел вас не запомнить в самый первый раз, ума не приложу.
Я весело хихикнула.
- Наверно потому, что я, к сожалению, не всегда выгляжу должным образом, - предположила я.
- Это уж вы зря, Наталья Михайловна, на себя-то наговариваете. Быть того не может. Вся вина на мне и только на мне, только так…
Он на секунду замолчал, но заполнить эту паузу и сказать о цели своего визита мне не удалось.
- Как вам погодка, Наталья Михайловна? – спросил охранник. Ему определенно было приятно меня видеть, в равной мере как и то, что неудержимо хотелось поболтать. – Не правда ли, мухосрань какая-то, а не погодка…
Охранник осекся. Он не сразу осознал, что сказал грубость, и даже пошлость, но когда наконец-то понял – поперхнулся и кашлянул. Случилось как раз такое, когда сперва рождаются слова, и уж потом только приходит их смысл.
- Простите, - только сказал он, а что-либо еще присовокупить не решился.
К этому эпитету я отнеслась вполне благосклонно.
- Не согласна, голубчик. Мне такая погодка не кажется уж такой мухосранью. Напротив – самая что ни на есть поэтическая погодка… Вот послушайте:
И дождь идет и ветер стонет,
Но грусть-тоску он не нагонит.
Мне нравится сея пора;
Когда встаешь в рассвет утра
И видишь чудную картину:
Пожухшую уже малину…
- и так далее. Аргумент?
Охранник признал узкопрофильность своей мысли и развел руками.
- То-то же! А вы говорите, мухосрань. Нет, голубчик, это – не мухосрань, - это погода господ Пушкина и Тургенева. В такую погоду только и делать, что стишки сочинять и сюжетную линию обмысливать. Так-то. – Я щелкнула пальцами и сразу же вспомнила, зачем я сюда пришла. – Ну, довольно, наверное, антимонию разводить. Интересно с вами, голубчик, но дела, как заведено в этом меркантильном мире, к сожалению, превыше всего. Ведь даже в субботу бывают заботы. – Я тщедушно улыбнулась; «голубчик» последовал моему примеру. – Я, как всегда, к госпоже Онуфриевой.
- Гм, а вы разве ее не встретили? – искренне удивился охранник.
От такого пассажа у меня екнуло сердце. Я молчала, мучительно ища запасной вариант. Наконец-то решилась:
- Она что – ушла? Так рано?!
- Наталья Михайловна, да вы не переживайте так, - поспешил успокоить меня охранник. – Она вернется: по делам она уехала… срочные, говорит. Евгения Георгиевна сказала, чтоб вы ее подождали.
Мое бедное сердечко сжалось, замерло и в следующее мгновение заколотилось так, как в далекие времена стучала барабанная дробь перед отсекновением головы. Этот пассаж оказался хуже первого. Мои нервы натянулись до предела и, наверняка, эмоциональное восклицание местоимения «я» случилось только потому, что одна из этих струн лопнула. Итак, я почти крикнула «Я?!». На что «голубчик» в очередной раз удивился и, смутившись, пробубнил:
- Да. Она сказала, что к ней должна приехать знакомая, и если она (то есть Евгения Георгиевна) к этому вернется, то пусть она (то есть вы) ее дождется… Блин! Короче, Наталья Михайловна, подождите ее – она скоро придет.
Я вздохнула с невыразимым облегчением. Стало быть, Онуфриева ждет какую-то безымянную знакомую. И уже точно не меня. Ну, что ж, пускай ждет; я ей мешать не буду. Лишь бы только путаницы не вышло. А вот этого я постараюсь не допустить; а даже если и получится, - что с того? Ведь это жизнь, и еще никто не прочитал ее сценария. Это Жизнь, где риск на каждом шагу. Идешь, и не знаешь, что в Светлом переулке разбили фонарь, что на том же переулке и под тем же фонарем, вдобавок ко всему, накануне вырыли яму. А если тебе и выпало счастья
