настаиваю».
«Вот дура!.. Да не ты. Ну конечно же – ошибка! Элементарная, банальная ошибка! Как же это я не додумалась? Раскисла – фууу!.. Слышь, душа, да ведь ты у меня аналитик. Как-нибудь обязательно сыграю с тобой партейку в шахматы, после дела, обещаю.
Я тотчас же опять вскочила на колени, причем опять ударилась головой, и закрутила «кругляш» с насеченной на нем цифровой шкалой.
- Ошибочка, ошибочка, так и есть – ошибочка. Спокойно, Катя, не спеша; так: один… девять… семь… еще раз один… теперь четыре… э-э… вот так… и снова один. Ну!.. Спаси и сохрани.
Теперь любая ошибка исключалась: на электронном табло светились именно те цифры, которые я набирала, и именно в той последовательности, в которой я набирала. Тем не менее, я медлила: чтобы окончательно отмести мои еще роившиеся сомнения, да и для пущей убедительности, я еще раз сверилась с табло. «Один, девять, семь, один, четыре, один; или: 19, 7, 14, 1, стало быть, [эс], [ё], [эм], [а], то есть [Сёма]. Теперь все правильно, теперь – или пани или пропала. Схватила и дернула…
- ……………………………………………………………………………………
Силы меня покинули. Я ртом хватала воздух; дышала полной грудью и не могла надышаться. Когда надышалась, села на пол, вытянула ноги, спиной прислонилась к стальной тумбе с выдвижными ящиками. И вдруг ни с того ни с сего меня обуяло неистовое веселье. Неудержимое, экспансивное, иррациональное и бог весть откуда взявшееся фривольное настроение буквально застигло меня врасплох и я затряслась в беззвучном истерическом смехе. Смех этот уж очень походил на жадное, сиплое дыхание бешеной собаки, измученной невыносимой жарой, зноем беспощадного солнца и болезнью; вот только, в отличие от этой собаки, у меня не стекала со свисающего языка ядовитая слюна, зато глаза слезоточили. Я трепыхалась, вздрагивала, тряслась, как эпилептик, и на руки и на жакет и на пол роняла слезы безумного смеха, быть может, такие же ядовитые, как собачья слюна.
Этот безмолвный и безумный смех прекратился так же внезапно, как и начался. К своему удивлению, я чувствовала себя довольно сносно и, как мне тогда показалось, вполне атараксично, слегка даже уютно. Мысли, правда, меня пока не посещали, но говорить все ж таки уже могла.
- Вот теперь, похоже, самый настоящий и бесповоротный «пиздец», - грустно промямлила я. Промокнула в перчатки еще не высохшие слезы, попыталась улыбнуться (вроде получилось) и уже более бодро присовокупила: - И ошибки здесь быть не может… Так мне и надо. Именно. Поделом. И не надо хныкать… и слезы лить – тоже… ни к чему все это. Раньше надо было бы думать. Дура амбициозная! А то сейф ей взломать захотелось, приспичило, - эка птица! Носки шерстяные для начала вязать научись! Смешно! Тьфу! Прожектерка хренова!
Обхерила себя, обругала и, право слово, легче стало: на душе отлегло и сразу как-то затеплилось, затрепетало внутри - успокоилась, стало быть. Помолчала малость, понежилась так; но не подумала ведь, а сказала – тихо и ласково:
- Что, душа, делать-то будем? А?
Душа ненадолго задумалась (обмысливала, наверное, с чего начать), кхекнула и развернула свои соображения.
- Поразительно то, что дается без какого-либо усилия; такое случается в исключительных пунктах и очень, очень редко. Но даже если такое везение имеет место быть, то вряд ли оно остается надолго, вряд ли задерживается и наследуется (такое везение к оседлости, знаешь ли, не приучено); по обыкновению своему плоды сего успеха пропадают, причем бесследно и, разумеется, безвозвратно (в народе по этому поводу говорят: «пришло махом, ушло прахом»). Впрочем, можно и не лишиться этого самого махового эпизода, или, другими словами, проведения. Можно его удержать, но удержать не силой или своею прихотью, а удержать волей к победе, желанием чего-то достичь и – самое главное! – трудом, упорным трудом, созидательным трудом (не важно, каким – умственным или физическим). И опять же из народа, в подтверждение моих слов: « трудовой грош и перед Богом хорош». Сразу хочу заметить, что это – не мораль (я давно поняла, тебя поучать без толку), а лишь применительно к твоему делу формула: не опускай руки, Екатерина. - (Я уже начинала терять терпение, но все ж таки продолжала выслушивать эту голословную ахинею: уж очень хотелось услышать итог). - Вот в этом-то и есть твоя беда: тебе не хватает терпения, - как бы услышав мои мысли, прокомментировала она. – Очень не хватает. Я могу, конечно, тебя понять, учитывая все доселе случившееся. Это, конечно, ужасно, и грустно, и печально, но на то воля Божья; не твоя в том вина, – так предначертано, так свыше. Согласна, что несправедливо, но это – жизнь. Мир жесток, Екатерина, и не мы с тобой устанавливаем в нем правила… Ужасно!.. Как это мерзко, подло! Ну, вот, опять отвлеклась… Словом, Екатерина, будь терпимей. Пока еще живем… Эх, Екатерина, Екатерина! Ладно, потом. Гм! Вера должна быть. Без веры нельзя. Жизненно необходимо верить, что все задуманное удастся, что все получится, - это тоже важно, кардинально важно. Вот, например…
Я окончательно потеряла терпение, от чего разозлилась и прервала слышимую белиберду.
- Короче, душа, короче! Если уж толкуешь, то по делу. К чему клонишь?
- Ну, вот опять: терпение… и нервы, очевидно. Нельзя так, остынь, побереги нервы-то. - (Я была взбешена и хотела прекратить эту пустую болтовню: «хлебом не корми, дай поораторствовать; пустомеля!») - Хорошо-хорошо! – уловив мою мысль, поспешила душа, - только по существу, обещаю.
- Пять минут, - удостоила я.
- Успею. Очевидно, Екатерина, что сменили код, очевидно и то, что нас угнетает амбициозная нужда его узнать; нам просто необходимо его узнать, после чего открыть и забрать деньги.
- А может быть, смачно плюнуть на все это и убраться из сего презренного заведения восвояси? А? как тебе такой выход?
- Что ты! Что ты! Ни в коем случае! – вскричал внутренний голос. – Нельзя этого делать, нельзя! Поверь мне: мы откроем этот чертовый сейф, несомненно откроем. Ты сама сколько раз твердила, что любое дело надо доводить до конца, - твои принципы?
- К черту принципы, к черту! Какими бы хорошими и благородными не были бы принципы, они не упреждают ошибки и не избавляют от них – я убедилась… да и тебе это известно. А то – «доводить дело до конца»! Вздор! К тому же, чем тебе уход отсюда не конец? Уйти! – а не уехать в милицейском воронке и в наручниках на запястьях; ножками, ножками! топ-топ, а потом и на «немце» - уж куда комфортнее! Вертаться без запала, знаешь ли, - тоже большая победа.
- Да я, гляжу, ты не далеко от меня ушла: паникерша и есть! (как сама имеешь обыкновение обзываться). Еще раз тебе говорю: откроем мы этот гаражный замок! Как пить дать откроем! Я – не я, если не откроем! Раз плюнуть! Я чувствую это, чувствую! У меня на это дело… Что мы имеем? Да ничего, кроме ассоциаций!.. О! заинтересовалась! У! А вот таких, Екатерина Анатольевна, ассоциаций, когда одно представление о чем-либо рождает другое (по смежности ли, сходству, али образности; или другим каким критериям – не суть). Скажи мне: как же ты прежний код определила? Вернее, формулу его возникновения? что же могли значить те, первые цифры, а? Как узнала?.. Во-от! Правильно! Посредством ассоциаций и логического мышления! Кхе… Сложно, что ль? Да нисколечко: так и узнаем! И откроем!.. эх! сломаем, к чертям собачьим! Так что нечего-то нюни распускать преждевременно. Настаиваю… гм, рекомендую: собраться и думать… и пробовать (то есть, крутить эту… как ее?.. баранку). Ну! Думать надо, думать, Екатерина! Получится, уверяю тебя! Да, главное, пока не забыла: у нас с тобой еще вся ночь впереди; время есть пока, еще много его. Так что… Я тоже буду думать: «ум – хорошо, а два – лучше» (в народе бытует)… Я вот еще что…
- Так, ну все – регламент, - оборвала я. – Твоя мысль мне ясна. Дай подумать.
Надо признать, дело говорит…
- Дело я говорю, дело! А что же еще? – закивала душа.
- Да угомонись ты! Говорю же: думаю я. Не встревай, когда думаю.
… Итак, о деле. Начну с того: что я теряю, если пойду на поводе у голоса? Кроме времени и безвозвратно утраченной идеи – ничего. Время, конечно, жалко, но как ему прикажешь? Идет себе и идет, и в ус не дует. Одно. А до идеи, так что идея? – она уже и не в радость; она у меня изначально еще была бесцельная, а если бесцельная, то это уже и не идея, а так – водка без закуски. Что с деньгами-то после делать? – вот вопрос! Решено: попробовать все же стоит. Далее. Далее если судить исходя из соображений внутреннего голоса, то задачка предстоит не из легких. Два года назад, благодаря случаю, я уже знала код и уже исходя из этой основы, посредством опять же «тыка», определила, откуда дует ветер: собственно, что скрывается за этими шестью цифрами. Оказалось слово. Оказалось, что имя. Оказалось, что имя это – «СЁМА». Нынче гораздо, гораздо сложнее. У меня нет кода – раз. Я не знаю, сменился ли метод зашифровки кода (по-прежнему ли эти цифры – это производные от какого-нибудь имени, названия или слова, или это шифровальный материал иного происхождения, например, просто хаотичный выбор цифр) – это два. Для того чтобы узнать код, в моем распоряжении всего лишь одна ночь – три. Правда, кое-что я знаю, мне кажется, уверенно, и это единственное, что я знаю наверняка: я знаю автора неизвестного мне нового кода – Свинкевича Семена Карпыча. С него и начнем.
Что я знаю о Семене Карпыче?.. кроме имени? Алкоголик-любитель, поэт-любитель, бильярдист-любитель, генеральный директор-любитель. Любитель творчества В. Высоцкого, любитель хороших автомобилей, любитель, ни больше, ни меньше, доброй половины человечества. «Женщины! я вас всех люблю!» - помнится, признавался он. Гм!.. Ну и само собой разумеется, любитель всевозможный праздников, организованных банкетов, неорганизованных застолий, спонтанных вечеринок, развратных посиделок и прочих срамных увеселительных мероприятий (впрочем, это уже было, повторяюсь: «алкоголик»). Да! чуть не забыла: любитель вкусно откушать, хотя правдивей будет – закусить, а не откушать. Закусить селедочкой там, картошечкой, тем же допотопным балычком, али икоркой. Обязательно корнишонами или на худой конец малосольными огурчиками и… да! да! разумеется! хлебушек забыла, хлебушек, и непременно ржаной, хрустящий, с корочкой, пепельно-белесый на макушке… и-и-и-эх! и лучку, лучку обязательно – репчатого и зеленого – мно-о-го!
Вообразив себе это меню, я зашлась румянцем, томно зажмурилась и только после этого сглотнула слюну: «бульк» - она упала в желудок, словно камушек упал в колодец.
… Думаю, что этого материала пока достаточно. Этот бы обработать. А там посмотрим. Ну!..
Перво-наперво надо искать слова, буквы которых по нумерации их местоположения в алфавите составляют вкупе шестизначные числа; остальные отсеивать. Как заправский взломщик несгораемых сейфов, я воодушевленно потерла ладони, собралась, сконцентрировалась и рьяно принялась за дело.
«Водка»: э-э-э… семизначное – не то; «вино»: …семизначное; «закусь»: слишком много. Что еще? Алкоголик, алкоголик, алкоголик… О! «Муза»! Как там? «Катя! Да ведь ты моя муза!» Ну, сказал! «Алкоголика посетила муза…» Ну-ка? «Муза-то» - шестизначная! так-так! (Я облизнула губы и стала крутить «кругляш».) Четырнадцать… двадцать один… девять… один… черт! – это не «муза»: видать, после
