цифрами, а потом через дней десять, уже двумя, а то и тремя иголками тот контур затушевывал. Очень ответственный и сложный процесс. Наколка набивалась на всю жизнь и ошибаться нельзя было ни в коем случае. Чтобы не было так больно в клиента вливался стакан шила или флакон лосьона «Свежесть». Сам Лёха во время процесса никогда не пил. После — да, во время — нет.
Он окончил набивать контур рисунка и закурив внимательно осмотрел свою работу. На фоне земного шара — корабль, под ними роза ветров, вверху военно-морской флаг, внизу ленточка с годами службы и названием корабля.
— Ну всё, все бляди будут твои. Нравиться? — спросил он у Капто.
— Пока не очень, — неопределённо ответил Капто.
— Одевайся. Через неделю будет лучше. А пока смачивай на ночь наколку мочей.
Когда Капто ушел Леха стал нигрывать на гитаре песню за генералов песчаных карьеров. В своё время он закончил музыкальную школу по классу баяна и играл на соло гитаре в ансамбле, котрый они организовали в училище. Играть на службе в ансамбле Суханова он категорически отказался и, если брал в руки гитару, то только ради собственного удовольствия. Когда Лёха дошёл до куплета в котором кто-то ласкалдетей своих, а кто-то голодал и есть просил в дверь кубрика постучали.
— Входи, не заперто.
— Можно войти? — в сунулась в приоткрытую дверь хитрая морда мичмана Савельева.
— Если припёрся — входи, — буркнул Лёва, который откровенно недолюбливал этого судука.
Неприязнь была взаимной и тянулась с флотского экипажа, когда его молодого матроса Лёху Дигавцова пытался завербовать мичман Савельев — сначала в школу мичманов и прапорщиков, а когда с этим ничего не вышло — в стукачи. Когда у него и с тем дерьмом ничего не вышло, стал грозить всеми карами небесными. Лёха послал его нахуйи забыл о его существовании. И вот это дерьмо всплыло на «Березине» и не где-нибудь, а в комаде ВТМ. Своей сволочной натуры сундук до поры, до времени не проявлял, но политрук Полянин шепнул Лёхе по секрету, что Савельев собирает на него компромат. Эта новость симпатии к судуку не добавила.
— Ты чего припёрся? — буркнул Лёха.
— По поводу аварии; на комсомольское собрание комсорг Мордасов собирает всех комсомольцев, — приказано было тебя оповестить персонально.
— Оповестил? Ну и пошёл нахуй отсюда.
— Когда-нибудь ты ответишь за оскорбления.
Ни говоря, ни слова Лёха дотянулся до прогара и запустил им в Савельева. Сундук, который уже не раз получал прогаром по ебальнику, в этот раз оказался более проворным и успел смыться. Запущенный ботинок-прогар попал в закрывающуюся дверь. Лёха выругался, нехотя поднялся с баночки, обулся и пошел в красный уголок, где обычно и проходили комсомольские собрания личного состава корабля ККС «Березина». Там уже собрались почти все комсомольцы. Среди матросов было несколько мичманов и офицеров, которые ещё не доросли до партии. Председательствовал Мордасов, протокол вёл служившей в ОСНАЗе старший матрос Пендерас. Он подавал большие надежды и готовился после схода годков одеть погоны старшины второго ранга. Главное не служить, а прислуживаться. Многие гарсунщики, блистательно освоив эти навыки, ушли домой такими старшинами.
Лёха прошёл в конец помещения и присел на край баночки возле своих годков играющих в карты. Играли в сечку на сигареты и спирт. Банковал Митя Матенков. Лёха встряв в игру поставив пару болгарских сигарет «Вега», которыми расплатился с ним Капто. По странной случайности такие же сигареты были и на складе устарпома. Но эти сигареты были не с того склада. Их выменяли на какие-то подделки у болгарских подводников, которые получали воду у ККС «Березина». Во время обыска несколько пачек нашли в матросских рундуках и не смотря на то, что матросами был дан исчерпывающий ответ о их происхождении, старпом их реквизировал. Видимо он был твёрдо уверен, что матросы должны были курить только сигареты «Черноморские» или «Памир», редкий даже по советским временам мусор. Лёха, который не участвовал в том обмене, свои сигареты держал в шхере о которой никто не знал и они у него сохранились в целости и сохранности. И когда он их курил на баке или на юте — все знали, что он их получил от матросов, которым набивал татуировки. Поэтому поставив их на кон, он ничем не рисковал.
А в это время Мордасов решив, что больле ждать некого, позвонил в колокольчик и прокашлявшись громко сказал:
— Внимание товарищи комсомольцы. На повестке дня сегодняшнего комсомольского собрания два вопроса. Первый — это пожар в машином отделение и второй — разное. Какие будут предложения?
— Открыть собрание, — подсуетился Пендерас.
— Поступило предложение открть собрание. Другие предложения будут. Нет? Голосуем. Кто за то, чтобы открыть собрание? Раз два, три, — начал подсчитывать голоса Мордасов, — пятнадцать, тридцать пять, шесть, девяносто. Кто против? Воздержался. Большинство проголосовало за, чтобы открыть собрание. Итак, разрешите собрание комсомольцев корабля комплексного снабжения «Березина» считать открытым. Слово предоставляется комсомольцу Лупашину. Прошу.
— Мы комсомольцы, молодые моряки, находясь на передних рубежах холодной войны, во вражеских водах Средиземного моря, на боевой службе — все, как один с честью и достоинством несём трудную, но почетную обязаность по защите своего социалистического Отечества. Нам доверенно современное ядерное оружие и рисковать им мы не имеем права. Поэтому я прямолинейно, как комсомолец у комсомольцев спрашиваю, какой долбоёб виноват в том, дизель генератор пошёл вразнос и загорелся? Ему лучше самому встать и во всём признаться. Обещаю, что наказания строгого не последует.
— А что ему будет? — поинтересовался кто-то из группы матросов.
— Его перевудут из БЧ-5 в боцкоманду и он будет вечным дневальным по гальюнам или в дисбат. Так что есть тут желающие сознаться или как?
— Тут вам не там… С нахрапа на кукен квак — не получиться. Подумать надо… Всё взвесить, — задумчиво сказал Матенков.
— Товарищи комсомольцы побольше активности. Можно свой особый мнений высказать в записках, мы это учтём, — высказал свою мысль Пендерас.
— Сдать, что ли сослуживца!?
— Нуууу уж так сразу сдать, — засуетился Пендерас, — просто высказывайть свой особый мнений, независимый от общий мнений коллектива, — продолжал чудить плохо разговаривающий старший матрос-молдованин.
— Вот бля неграмотный дэбил, — негромко выматерился Лёха Дигавцов, и уже громко. — Предлагаю козла отпущения назначить методом жеребьёвки.
— Дигавцов, здесь не время для шуток!! С нас командование корабля ждёт результатов. И не только имя виновного, допустившего ЧП, но и гарантий, что такое больше не повториться, — разнервничался Мордасов.
— Полную гарантию может дать только госстрах и то не всегда, — не унимался Дигавцов. — Предлагаю на роль виновного выбрать добровольца или мичмана Савельева, у него лицо явного дегенерата — ему точно ничего не будет.
— Дигавцов, да прекрати свои идиотские шутки. Кстати тебя искал Полянин, покинь собрание, — не вытерпел Лупашин.
— Не могу. Долг комсомольца не позволяет. Так что товарищи комсомольцы и дальше будем ваньк валять, играть в несознанку? Не получится. Предлагаю оставить здесь на сутки без воды и пищи половину команды машинистов-турбинистов, пусть сами ищут у себя виновного. Не найдут посадить вторую…
— Не надо никого оставлять — это я не досмотрел за дизелем, — неожиданно поднялся с баночки матрос второго года службы, подвахтенный Матенкова. — Уснул. Разморило. Готов понести любое наказание.
— Фамилия? — засуетился Пендерас.
— Матрос Каплин.
— Недоразумение, а не матрос. Следуйте за мной Каплин. — поднялся с места Лупашин.
— Продолжаем собрание, товарищи комсомольцы, — после того, как ушли Лупашин и Каклин, сказал Мордасов. — Старший матрос Пендерас, вы всё фиксируете в протоколе?
— Так точно, товарищ лейтенант.
— Мат можно и не записывать.
— Слушаюсь.
— Переходим ко второму пункту. Разное…
— Товарищ лейтенант, когда мы получим носки и трусы? В такой жаре они сопревают за неделю. Почему нас кормят сухарями с тараканами и сухой картошкой!? Почему не работает система аварийного пожаротушения!? Какая следующая предстоит авария!? Долго мы ещё будем болтаться без толку в Средиземке!? — загалдели матросы всё ближе и ближе подступая к Мордасову.
— Товарищи комсомольцы, успокойтесь. Я уже не раз поднимал этот вопрос перед командованием корабля. Мне было твёрдо обещано, что завтра, крайний срок послезавтра, к нам в точку придёт «Кубань», на котором нам привезут не только свежие продукты, но и трусы с носками. Потерпите пару суток. А сколько нам быть на боевой я честно не знаю. Это решают в Москве.
Неожиданно дверь в красный уголок открылась и вошедший матрос, рассыльный по кораблю, сказал:
— Прошу добро. Старшего матроса Дигавцова срочно вызывает к себе капитан третьего ранга Полянин.
— Дигавцов, покиньте собрание, — распорядиься Мордасов.
— Есть покинуть собрание. Если что я у себя, — ответил Дигавцов и, покачиваясь, покинул собрание.
Хороша комсомольская демократия - взяли и выгнали с собрания комсомольца. Пришлось идти к Полянину. Тот сидел в своей каюте и бухал. В каюте было накурено и стояла такая жара, что лысина Полянина покрылась испариной, казалось, что под ней закипал мозг. Видимо он здорово струхнул во время пожара.
— Пить будешь, годуля?, — разливая коньяк по стаканам спросил он у Лёхи.
— Ты хотя бы, Игорь Андреич, люмитор-то приоткрыл, задохнёшься ещё чего доброго…
— Ну, да приоткрыл, чтобы твои ушкуйники меня ночью зарезали… Хотя с тобой можно и открыть, — буркнул Полянин и открыл иллюминатор. — Что у вас там на собрании за буза была?
— Да какая там буза… Хрень собачья, надоело матросам сухари с гнильём жрать, воти возмутились.
— Не скажи. На «Очакове» тоже всё началось с гнилого мяса… А чем закончилось?
— Бунтом?
— Можно и так сказать. Я тебе годуля приведу несколько цифирь. Чтобы расстрелять бунтовщиков с «Очакова», год по всей России собирали расстрельную команду… Год! — замполит поднял вверх палец. — А потом в землю уложили миллионы. А ты говоришь хрен собачья. Ну, да я думаю, что вы найдёте средства, как успокоить команду «Березины»?
— Годков я подкармлюю — они не возбухнут, а вот караси — не знаю. Накормили бы вы их хоть сегодня нормальной едой…
— Я тебя поэтому и позвал. Заступишь дежурным по камбузу, получишь с коком у баталера муку, картошку и свежее мясо. На ужин испечёте хлеб, сделаете пюре и котлеты. Продукты не воровать. Проверю, если хоть крошка пропадёт помножу на ноль. Я на тебя надеюсь.
— Отдыхайте, Игорь Андреич, мы своих не грабим.
— Знаю, за это тебя и ценю. Давай по последней и в люлю…
— За тех кто в море…
Дежурный по камбузу Лёха Давыдов прогуливался перед рабочими, которым предстояло вместе с ним отстоять суточную вахту на камбузе. На вахте обычно стоял один кок и шесть рабочих. Сейчас этого было явно мало. Давыдов получив картошку посадил её чистить десять молодых матросов-салабонов, старшим над ними поставил Малахова, предупредив, что картошку примет по весу, если количество
