немерянных дозах засыпали в пресную воду, чтобы убить все бактерии. Хлорка бактерии убивала, и заодно разрушала зубную эмаль.
По дороге им повстречались пять пьяных матросов подводников. Увидев у Лёхи в руках свёрток они попробовали его отнять. Пять против двоих — неплохой рассклад. Как говориться: «За численным преимуществом, победила команда подводников». И победила бы, если бы на помощь не пришли годки с «Березины», которые ждали возвращения своего старшины команды. Если бы подводники культурно попросили, им бы конечно дали бы пару пачек сигарет, ну а так — пришлось дать по ебальникам. Культуре поведения, оборзевшее быдло, иногда приходиться учить и кулаками. Получив, то что им причиталось, годки-подводники ретировавшись восвояси, пошли гнобить своих салаг-карасей.
На Лёхиной памяти — это был единственный случай, когда матросы не допоняли друг друга. Обычно все моряки, где бы они не служили, ополчались на солдат, как их называли сапогов. Вражда была давней и непонятно откуда взявшейся.
«Ты, что сапог, что по трапу пешком ходишь!? Почему бляха не надраена, ты, что сапог!?», — ну и так далее. Идиотизм, конечно, но такая вражда культивировалась на флоте к армии много лет. Так, что нет ничего удивительного, что часть в городе случались драки с солдатами и морпехами — выясняли отношения в плане крутизны. В дисбатах уравнивали всех.
Выспаться ему не дали. Разбудили на загрузку подводной лодки. Пришлось вставать, поднимать свою команду и идти готовить оборудование — внутри трюмную механизацию. По кораблю были проложены несколько километроа рельсовой дороги по которой курсировали тележки, были даже поворотные криги и отстойники. Как только груз кранами поднимался на борт, его перегоужали на тележку, доставляли к лифтам и спускали в склады, которых было немало в трюмах «Березины», там уже тележки разгружались и обратным макаром тележку поднимали на верх. Очень удобно. В отлиичии от плавмастерской, на которых из двух кранов не работал ни один, рельсы тоже были, но небыло тележек, всё таскали матросы вручную, под одобрительный гогот куривших на юте офицеров и мичманов-сундуков. И ничего не было удивительного в том, что по дороге несколько ящиков с консервами, куда-то непостижимым образом исчезали. После погрузки у матросов-грузчиков наступал праздник души и тела. Грудь моряка — спина грузчика.
Вот и сейчас погрузив на подводную лодку автономный запас продуктов, Лёха указав в рапорте, что два ящика с колбасой и вином, были нечаяно утоплены, с чувством выполненого долга, пошел на свой боевой пост, наводить порядок. При желании, теоретически, подводники могли потратив пару недель те ящики поднять. А вообще — поаккуратнее надо быть на разгрузочно-погрузочных работах, да и права поменьше качать в гостях, тогда и количество сдал-получил сойдётся. А так имеют, что имеют
Заняв своё место на боевом посту старшина команды Лёха Давыдов — потянулся к эбонитовой ручке рубильника и неожиданно получил удар током. Электрическая дуга прошла по насыщенному водяными парами воздуху и поразила матроса. Удар был такой силы (380w), что Лёху оторвало от палубы и пронесся по воздуху метров пять, ударило о переборку. Он потерял сознание. Очнулся Лёха уже на какой-то освещенной ярким светом поляне, с необыкновенным чувством комфорта и эйфории. Удивительно, но у него ничего не болело. А чему болеть, когда и самого тела не было? Он был сгустком энергии, свободно парящим в воздухе. Истерзанное службой тело, с больными зубами и язвами осталось где-то далеко на Земле и лежало, в окружении его друзей матросов, на палубе ржавой коробки, которая по чьей-то злой воле была построена, забита по клотик оружием и отправлена на боевую службу. Таких коробок-кораблей немало бороздило по морям и океанам, но и не меньше лежало их и на морском дне. Утонув они забрали с собой тысячи молодых жизней. Ради чего или кого? Ответ напрашивался сам собой. Ради кучки власть предержащих, кроивших и перекраивавших ради своих амбиций политическую карту мира.
Долго кайфовать и нежиться в новой жизненной форме Лёхе не дали. Откуа-то раздался голос: «У него ещё много дел на Земле. Верните его обратно», — и пролетев по тоннелю Лёха вернулся в своё тело. Возвращение в поврежденную телесную оболочку было ужасным. Болело всё, особенно голова.
— Как ты, Лёха, жив? — задал ему вопрос Бакин. — Ну, тебя и ебануло… Мама не горюй. Думали пиздец тебе…
— Ты кто такой? — включил дурака Лёха, который твёрдо решил всеми правдами и непрадами свалить с этой плавучей катастрофы «Березины». — Ты чего ко мне доебался!?
— Так, я же корешь твой… — опешил Вася Бакин.
— Корешь говоришь, — наморщил лоб Лёха. — Не помню. А я кто?
— А ты Лёха Дигавцов, матрос советского флота.
— Матрос, отброс… что за хуйня — не знаю такого.
— Тебе бы, Лёха, медику показаться. Давая я тебя к нему отведу.
— Медик, педик… Смешно. Ну отведи.
Они прошли по палубе свернули в коридор и оказались в санчасти. Капитан-меик осмотрев пострадалого, ничего кромк двух подгоревших участков кожи не обнаружил.
— Повезло тебе матрос, если бы ты не стоял на резиновом коврике или взялся за рубильник двумя руками, уже бы и пирожков наелись.
— Не известно повезло или нет, — пробурчал Лёха вспоминая о той эйфории в которой он пребывалкогда был плазмоидом.
— Ты, коновал, лучше мне скажи, когда у меня память восстановиться?
— Похоже, что тебя, матрос, действительно крепко шарахнула. Положу тебя в лазарет — понаблюдаю за тобой пару дней. Пошли обустраиваться.
Лазаретом оказалась вполне приличное помещение с парой коечек. Можно было отдохнуть и решить, что делать дальше. Хотя для себя Лёха уже решил — включить дурака и сваливать с этой коробки к едрене матери. А пока надо было набраться сил и выспаться. Он прикрыл иллюминатор и не расстилая коечку, и не раздеваясь завалился спать. Снилась ему его бикса, которая обещала ждать его со службы. Ожиданий её хватило буквально на полгода. Потом прислав ему письмо, что она не может так долго ждать, потому, как молодость проходит очень быстро, а гарантий никто не даст, что он на ней женится, она выскочила замуж. Лёха погрустил пару часов, напился и выкинул её из головы. И в принципе правильно сделал. Смешно же бы он выглядел, если бы к нему приехала невеха и от повыкуркавшись с ней, намотал на конец и попал в госпиталь, поправлять пошатнувшееся здоровье среди суицидников, которые шкертовались из-за того, что их не дождались бабы. Хотя, какие то бабы — шлюхи.
Проснулся он от поздно вечером- потянулся, смачно пёрднул и понял, что хочет есть. Никто о нём не побеспокоился и пожратьне принёс. Видимо решили для начала посадить егона диету и полечить голодом. Не на тогонапали. Дверь лазарета была закрыта, но это его неостановило, он отломал от панцирной сетки кусок проволоки, смастерил отмычку и открыв дверь, направился в ту шхеру, где хранилось содержимое офицерской кладовочки.
Лифты были обесточены и пришлось спускаться по вертикальному десятиметровому трапу. Тяжело. Всё таки его крепко шандарахнуло током. Но голод ему помог. В шхере всё было на месте. Лёха открыв коньяк стал прихлёбывая из горла закусывая его отломанным куском колбасы. Потом перекурил и взяв с собой немного еды и сигарет отправился в обратный путь. Дорога вверх заняла намного больше времени, но и тем не менее он вернулся в лазарет без особых происшествий. Пришкерив за обшивку подволока своё богатство он со спокойной совестью завалился спать. Переиодически просыпаясь он ходил в гальюн, делал несколько глотков коньяка и вспоминая с благодарностью офицеров, ложился спать.
В такой полупьяной неге у него прошло три дня. Кроме медика его никто не беспокоил. Бачковые ему стали носить что-то неудобоваримое имитирующее обед, не желая портить свой желудок, он то дерьмо выливал в гальюн. Заработать на « Березине» гастрит было плёвым делом. У кого из матросов были деньги те покупали продукты у кладовщиков и как-то умудрялись сами себе готовить. У кого ничего не было те ходили голодные с постоянной изжогой. Зато экономились продукты, которые не надо было даже выносить с корабля их там же и покупали. Основными покупателями были мичмана, котрые питались с одного камбуза с матросами. и которые не хотели гробить своё здоровье, но самое главное у них были деньги. Лейтенант-снабженец расбухал не по дням, а по часам.
И в одну из ночей Лёху посетила шальная мысль: «А не сходить ли к зажравшемуся летёхе в гости?». И не просто посетила, а так крепко засела, что он решил не откладывать этого дела в долгий ящик и сходить в гости. В своё время он стоял дежурнум по кораблю и на всякий случай переписал телефонные номера всех офицеров корабля. Для начала он позвонил старшему помощнику и и изменив голос, представившись стал сбивчиво докладывать старпоиу о том, что есть новости о похитителях склада. Услышав об этом старпом, не смотря на поздний час, тут же приказал прибыть лейтенанту к нему в каюту. Лёха ответил есть и тут же позвонил лейтенанту-снабженцу. Тот долго не брал трубку и только после минуты ожидания взял трубку. По тому, как у того заплетался язык, Лёха понял, что лейтенант сильно пьян. Изменив голос и выругавшись любимым матом старпома, Лёха приказал лейтенанту немедленно прибыть к старпому в каюту, положил трубку.
В том, что лейтенант сейчас же отправится к старпому не вызывало никакого сомнения. Пока старпом будет разбираться с пьяным лейтенантом, давало Лёхе фору по времениминимум в полчаса — надо было торопиться. Взяв с рбой свой инструмент, Лёха сломя голову помчался по кораблю. Он добежал до офицерской палубы, как раз вовремя — лейтенан уже заходил в каюту старпома, которая была в самом начале коридора. Каюта лейтенанта была в его конце. Не смотря нато, что в дверях стоял английский замок, Лёха справился с ним за пару секунд. Он проскользнул в каюту, заблокировал дверь и приоткрыв иллюминатор, который выходил на шкафут, занялся поисками заначки. Её он онаружил довольно быстро — она была в отдушине. Там лежала квадратная жестянка из под чая, в которой лежали свёрнутые в рулончик деньги. Лёха забрал деньги и положив на место жестянку, вышел из каюты. Проходя мимо каюты старпома он услышал приглушенные голоса. Старпом распекал старпома, а тот что-то мямлил ему в ответ. «Два дэбила — это сила», подумал Лёха и со спокойной совестью пошёл дальше болеть в свой лазарет.
Утром его разбудил капитан-медик.
— К вам просится каптри Полянин. — сказал он стараясь близко не подходить к койке на которой лежал больной Дигавцов.
— Кто это? — не понимающе спросил болящий.
— Замполит бч-5.
— Нихуя себе ты коновал задачи задаешь… А кто такой замполит с бч-5?
— Он Вам сам объяснит… Входи Игорь Андреич. А я пока, Дигавцов, схожу на камбуз, проверю закладку продуктов.
Дверь лазарета открылась и аккуратным колобком в неё вкатился небольшого росточка шарообразный военный. На его лунообразном лице сияла приклеенная улыбочка. Он подошёл к койке и тёплым, задушевным голосом, как отец родной, спросил:
— Как ты себя чувствуешь, Дигавцов, память вернулась?
— Хреново я себя чуствую, Игорь
