Под салат мы пили рябиновку, а под поросенка смирновку со льдом, расстегай запивали английским портером.
За столом мы разговорились. Понемногу хмель стал брать свое.
- Александр Сергеевич, а что мы, право, все по именам да отчествам друг друга аттестуем. Давайте переходить на имена, ведь мы уже родственники.
- Ваша правда, Коля.
- Я заметил, Саша, что вы подружились с Машей. Она эффектная женщина, но недотрога. Отказала самому Войтыле.
- Что это за человек?
- Зверь, а не человек. Бывало, с ним мы захаживали в салон к мадам Эмилии на Петровском бульваре. А что, не заглянуть ли нам туда? Как вы думаете, Саша, п-пошли?
- Пошли, к кому, к мадам? Это что, в дом терпимости?
- Ну, да. Там, Саша, такие сладкие конфетки, что пальчики оближешь и не только.
- Нет, Коля, я пас. Там можно подхватить щекотливую болезнь.
Я чувствовал: уже спиваюсь. Резко встав на ноги, я покачнулся вбок и сказал, что нам пора.
- Саша, не торо-пись, сись-сись, нас подо-ждут, - сказал Николай пьяным голосом, растягивая слова. – Давай, лучше выпьем, - предложил он и налил мне целую стопку зубровки.
Последнее, что я отчетливо помнил так это то, что залпом выпил зубровку, уже не чувствуя горечи.
Очнулся я одетый в разобранной постели в женских ножках, на которые были натянуты чулки с бретельками от кружевного пояса, надетого поверх ажурных трусиков телесного цвета. Такие трусики не скрывали, а, наоборот, открывали нескромному взору все то, что он мог найти под ними. Принадлежало все это соблазнительное белье обаятельной брюнетке с красивой прической на левый пробор, которая смотрела на меня так, как смотрят сострадательные дамы на бедных трубадуров. На ней была блузка в клетку с отложным воротником. В руках она держала книгу. В голове у меня все еще шумело от обильного пития, и стоял комок в горле. Все мое тело ныло и просило его раздеть и положить в пуховую кровать.
- Где я, а? – спросил я сострадательную даму.
- В публичном доме, милый, - ответила она просто.
И тут я вспомнил, что Николай звал меня в салон к этой, как ее…ну, да, «Эмилии». А где Николай? Вдруг, как нарочно, я услышал такое, от чего у меня глаза полезли на лоб. В соседней комнате за полуприкрытой дверью Николай охал и вскрикивал под звуки свиста плетки. Я в изумлении повел глазами по меблированной комнате, и наткнулся на окно, за которым царила ночь.
- Ну, же, милая, ну, давай, родная, - причитал в сладострастье Николай.
Вот оказывается, какой скелет висел в его шкафу. Брат Даши был стыдливым мазохистом. Невольно я повернулся в сторону двери и за ней увидел Николая. Он лежал ничком, как на кровати, на извивавшейся и стонавшей под ним огромной женщине. Над ним стояла полуголая низкорослая девица и била кожаной плеткой его по ягодицам в такт любовным телодвижениям. Было неясно, кого подбадривал Николай. Мне показалось, что обеих своих экстравагантных подружек.
- Что за цирк?
- Я привыкла, - равнодушно ответила дама в черном.
- Как тебя зовут красавица? – только и мог я спросить.
- Зизи.
- И что я здесь делаю в твоих ногах?
- Ты ничего не делаешь и, слава богу. У меня есть хоть одна минутка отдохнуть от этих..., - сказала она, оборвав себя на полуслове и показав манерно своим мизинчиком на застывшего в оргазме Николая. - Если бы все были такие щедрые клиенты, как вы, мой господин, тогда бы не было более легкой работы, чем эта, - сказала Зизи и улыбнулась мне, задумавшись о чем-то.
- Да-а-а. Плохой из меня мужчина, Зизи?
- Просто никакой. Но такие люди мне, как раз и нравятся.
Наш разговор прервал вошедший в двери полуголый Николай. Увидев меня одетым, он обомлел. По его понятиям побывать в публичном доме и не получить удовольствие было выше его понимания.
- Саша, ты куда, в такую рань собрался?
- Домой.
- Постой. Будь добр, подожди меня.
- Николай, уволь. Мне дурно. В другой раз.
- Другого раза может и не будет. Правда, Зизи? - ответил Николай, плотоядно глядя на мою собеседницу.
- Нет. Вот здесь вы, господин офицер, ошиблись. На таких мужчинах, как вы, мы и держимся.
Шатаясь, я вышел во вторую комнату, где занимались любовью, как я, наконец, понял не проститутки, а клиентки дома терпимости. И тут я вспомнил, что где-то читал, что в Москве до революции был такой публичный дом, где собирались извращенцы и занимались любовью не только с проститутками, но и друг с другом. Спустившись по лестнице в фойе, я нашел только швейцара на дверях, который помог мне нанять извозчика. В дороге я проверил содержимое своего кошелька. Там лежала лишь одна небольшая купюра. Ее оказалось достаточно, чтобы расплатиться с извозчиком. Хорошо, что я оставил большую часть денег в своей комнате у Петра Андреевича, а с собой взял только в самый притык.
Оказавшись уже под утро в доме Даши, я, не снимая одежды, упал в постель и проспал до самого обеда. После обеда мы стали провожать Николая с его надутой Инессой на вокзал. Простившись, я разминулся с Петром Андреевичем и поспешил к Маше домой. Я чувствовал тревогу и вину перед Машей за то, что не встретил и не проводил ее домой. Но там Маши не было. Заплаканная Татьяна Борисовна мне сказала, что утром приехал ее бывший жених и, встретив Машу на пороге, стал угрожать, что если она с ним не пойдет, то он застрелит ее.
- И что сказала Маша?
- Она сказала мне не волноваться. Поговорит с ним и придет домой. Но уже прошло несколько часов, а ее все нет и нет.
- Татьяна Борисовна, куда они могли пойти?
- Может быть, домой к Ивану Анатольевичу. Здесь не далеко, в Столешниковом переулке.
Узнав, где может быть Маша, я побежал туда. Войдя в большой дом с балюстрадой, где жил есаул, я взбежал на третий этаж и подошел к двери его квартиры. Нажав на ручку двери, я почувствовал, что она поддалась мне и уже хотела открыться. Но я задержал ее, чтобы она ненароком не скрипнула, и бесшумно пролез в дверную щель. В дальней комнате я услышал разговор на повышенных тонах. Подойдя ближе, я стал свидетелем короткого разговора в кабинете хозяина.
- Мари, если ты не согласишься поехать со мной на Дон, я тебя убью. Ты мне веришь? - угрожающе сказал с польским акцентом пан Войтыла.
- Таким, как ты, нельзя верить. И этому не бывать: я никуда с тобой не поеду. Мне больше нечего сказать.
- Тебе нечего сказать? А крутить роман с мужем своей подруги тебе можно? Знаешь, что я с ним сделаю? – спросил со злобой есаул.
- Не смей.
- Не смей? А кто ты мне такая, чтобы приказывать? – с этими словами он схватил Машу за воротник пальто и ударил наотмашь ее левой ладонью по правой щеке так сильно, что она, не устояв, упала на стол и, покатившись по нему, слетела на пол, больно ударившись лбом о ножку стула.
- Что больно? Так не достанься никому, - с этими словами он вынул из полы офицерской шинели парабеллум и направил его дуло прямо в голову приставшей с пола Маши.
Я в последнюю секунду перед выстрелом успел выбить у него из руки парабеллум и ударил его в висок массивным пресс-папье со стола. Откинувшись назад, пан Войтыла упал под стол. Судя по всему, он уже в падении был мертв от смертельного удара в висок. На полу у его головы стала расплываться лужа крови. Я машинально положил орудие убийства себе в карман пальто. Тут ко мне вернулся здравый смысл. И я подумал, что необходимо закрыть входную дверь.
- Что случилось, Саша? – спросила меня Маша, пытаясь встать с пола, но запнулась за вставший волной персидский ковер.
Молча я помог встать Маши с ковра и посадил ее в кресло напротив стола, под которым неподвижно лежал есаул. Я мельком заметил, что на шеи Маши чернели странные ранки, расположенные параллельно друг другу и на воротнике блузки с обратной стороны виднелись пятна крови.
- Ты что, его убил? – шепотом спросила Маша и посмотрела с ужасом на меня.
- Наверное, - равнодушным голосом, поразившим меня своей бесчувственностью, ответил я и пошел к входной двери, забыв спросить Машу, откуда у нее порезы на шее. Было и так понятно, - они образовались, когда она смела своим телом вещи со стола при падении и больно ударилась о ножку стула.
Закрыв ее на ключ, я обошел все комнаты в квартире. Я никого не заметил. Было видно, что в квартире давно уже никто не наводил порядок. Маша с испугом наблюдала за моими действиями. Я подошел к трупу. Обыскав его, я достал документы, проверил их и положил себе во внутренний карман. Я обратил внимание на то, что на Маше были шелковые перчатки. Подойдя к стулу, я осмотрел его ножку, о которую ударилась Маша, и перевел взгляд на ее лоб. На нем была большая ссадина. Я приложил к ее ране свой платок и дал ей в руки свое зеркальце, чтобы она следом приложила его к разбитому лбу и шее. Потом я смочил свой платок из нагрудного кармана одеколоном хозяина, стоящим на туалетном столике, и протер место удара.
- Маша, ты случайно ничего не выронила при падении? Проверь карманы. Кстати, где твоя сумочка? Вспоминай, это очень важно.
- Саша, при мне ничего не было. Когда я пришла домой, а там уже был Станислав Анатольевич, то я оставила сумочку в прихожей. Да, я точно это помню.
- Хорошо. Мы здесь должны остаться до темноты, чтобы нас никто не мог потом опознать.
- Саша, мне страшно находиться рядом с ним.
- Маша, пойдем в прихожую. И смотри, там не шуми и никому не открывай дверь. Мы должны здесь как можно меньше оставлять следов. К сожалению, здесь много пыли и легко будет определить, сколько было человек в квартире.
Я взял стул из кабинета и поставил его в прихожей, чтобы Маша села на него. Потом быстро зашел в кабинет и стал искать архив хозяина дома. Вскоре я нашел его, перебирая книги в шкафу. Меня заинтересовала закрытая книгами планка в углу шкафа на средней полке. Как только я на нее нажал, так шкаф ушел в стену, открыв зазор. Достав парабеллум есаула из внутреннего кармана пальто, я пролез в образовавшийся зазор. За шкафом в стене была потайная комната, где я нашел небольшой сейф. Вернувшись к трупу, я обыскал его тщательнее, чем сделал в первый раз, и все-таки нашел ключ в нагрудном кармане френча. Ключ подошел к сейфу. В нем лежали еще документы, небольшой письменный архив и драгоценности. В сейфе я оставил только деньги, для которых, в общем, он и предназначался. Но сделал это я не из благородства, а из прагматических соображений, зная, что скоро они обесценятся. Единственным мотивом моего поведения было узнать, каким образом пан Войтыла из моего сна связан с бывшим женихом Маши. Для этого я и взял бумаги и семейные реликвии мертвеца. Они больше ему не понадобятся. Родственники есаула, судя по пыли в квартире, не беспокоили его своим посещением.
Внезапно позвонили в дверь. Это не могла быть прислуга, ибо в квартире давно никто не жил. И все же я быстро подошел к Маше и шепнул ей на ухо, чтобы она сидела тихо. Вскоре нежданные гости спустились по лестнице, и за ними хлопнула входная дверь. Я подошел к окну в гостиной, выходящему на улицу, и увидел, как от дома отошли два человека в гражданской одежде, но с военной выправкой, и завернули за угол. Пора и нам было уходить.
