вдоль сосновых и березовых поленьев.
Внезапно я услышал скрип кровати и застыл на месте, не решаясь повернуть голову в сторону Маши. Но минуты текли, а шума от испуга проснувшейся Маши все не было. Наконец, я повернул голову в ее сторону и увидел то, от чего у меня стало стучать сердце как поршневой мотор прямо в ушах. Передо мной была такая картина: одеяло с постели упало, обнажив голую выгнутую спину Маши. На Машу были одеты шелковые рейтузы с басками ниже колен. Они соблазнительно обтянули выпуклые женские прелести Маши, выставившей их на мое обозрение. Во мне естественно взыграло мужское желание. Я невольно подошел ближе. Разметав по подушке светло каштановые кудри, Маша во сне ко мне повернулась в полоборота на левом боку, и показала круглые груди с приподнятыми розовыми сосками. Я не мог отвести от них своих глаз. У меня возникло непреодолимое желание взять в свои руки ее полные как чаши груди, чтобы проверить, так ли они тяжелы, как казались со стороны. Они звали меня к себе. Тут Маша, вытянув вперед, округлила коленку, открыв разрез между ног, откуда показались темные паховые волосики. У меня сразу пересохло в горле, и я сдавлено сглотнул воздух. Я еще сделал шаг навстречу к спящей Маше, но нечаянно задел лежащую на стуле книгу, которая со стуком упала на пол. Я быстро перевел на Машу взгляд, увидев как ее длинные веки задрожали, и она широко открыла свои блестевшие в свете огня камина продолговатые глаза. Хлопая ими и медленно приходя в себя, она смотрела ничего не понимающим взглядом на меня, пока не поняла, что происходит, и быстрым кошачьим движением прикрыла себя одеялом, скрестив свои руки на коленках под ним.
- Саша, что ты тут делаешь? – смущенно спросила меня Маша, вся зардевшись.
- Ничего. Я просто услышал во сне, как ты меня позвала, и пошел в спальню узнать, что тебе понадобилось.
- И чем ты здесь занимался? Разглядывал меня во сне как нескромный мальчишка?
- Честно сказать «да». Извини меня Маша за мою неловкость.
Я поймал себя на мысли, что мы говорим вдвоем тихо как заговорщики на «ты». Между тем как всегда говорили друг другу «вы».
- Значит, если бы ты не уронил вещь на пол, то был бы ловок? Присядь ко мне. А теперь посмотри на меня, - сказала Маша.
Сидя у ног Маши, я зачарованно смотрел ей прямо в ее пульсирующие синевой глаза. Не отводя от меня глаз, она стала стягивать с себя одеяло, опуская округлые колени. Передо мной показались ее обнаженные покатые плечи, на которых лежали роскошные завивающиеся ленты волос, между которыми с любопытством выглядывали груди, смотрящие сосками в разные стороны. Ниже скрывался пупок, под которым приподнимался щит Венеры.
- Саша, что ты хочешь?
- Взять и подержать твои груди, чтобы они не разбежались.
- Возьми, - шепотом предложила Маша и наклонилась ко мне.
Я взял нежно ее груди и почувствовал, что держу свою судьбу в руках. Маша томно закрыла глаза и попросила: «Саша, поцелуй меня». Когда я прикоснулся к ее нежным устам, то весь растаял. Я ласково сжал машины груди, почувствовав, как ее соски упруго твердеют. Она от наслаждения вздохнула и любовно обвила своими руками мою шею, ласково проведя своим шаловливым язычком по моим губам, и откинулась назад. Мы упали, погрузившись в пуховую перину. Последние слова, которые произнесла членораздельно Маша, были: «Как же я тебя хочу».
После сладостной любовной интермедии Маша, лежа на мне, приподняла свое стройное тело, вытянутыми руками опираясь на перину и грациозно перекинув волосы головой с левой стороны на правую, посмотрела мне в глаза и сказала: «Саша, ты не жалеешь о том, что между нами было»?
- Нисколько, Маша.
- Ты меня любишь?
- Тебя нельзя не любить.
- Ты меня любишь? – снова спросила Маша, вероятно, желая услышать точный ответ.
- Да.
- А как же Даша? Ничего, что она моя подруга?
- Неужели мужчина не может любить двух женщин?
- Наверное, может. Ты любишь только мое тело?
- Не только. Я люблю тебя целиком.
- А если ты найдешь еще красивее женщину, чем я и Даша, то и ее полюбишь?
- Не думаю.
- Кого ты любишь больше: Машу или Дашу?
- Маша, я сейчас с тобой.
- Саша, я знаю, что мы никогда не поженимся. Но ты можешь подарить мне ребенка. Ты меня не бросишь?
- Нет. Я буду тебя любить и заботиться о нашем ребенке.
- Мне больше ничего не надо, как иметь рядом с собой твою частичку.
- Мне так с тобой хорошо.
- Зачем ты встретил раньше Дашу?
- Если бы я не встретил Дашу и не полюбил, то я не познакомился бы с тобой. Надо принимать жизнь такой, какой она принимает нас.
Нашу откровенную беседу вдруг грубо прервал звонок в дверь и по двери требовательно застучали кулаками и чем-то тяжелым. Мы быстро вскочили с кровати и стали второпях одеваться. Маша выбежала из спальни и громко сказала служанке, чтобы она ни в коем случае не открывала дверь. Когда я подошел к передней, то там уже стояли Маша, ее мама в халате с зажженной свечой в канделябре и служанка в наглухо застегнутом от страха плаще, из-под которого выглядывало исподнее платье.
Я тихо сказал, чтобы женщины зашли в гостиную, а Машу спросил, где ее браунинг. В дверь еще настойчивее постучали уже прикладами винтовок. Однако дверь, закрытая на ключ и крепкий засов, могла выдержать и более мощный натиск неприятеля. Тут подоспела Маша со своим оружием и положила мне в руку.
- Татьяна Борисовна, к вам заходил когда-нибудь ночной патруль?
- Нет, - коротко ответила мама Маши.
- Тогда не стоит открывать. Это вполне могут быть бандиты под видом ревпатруля.
- Не велика разница, - заметила Татьяна Борисовна.
Вскоре мы услышали приближающуюся ружейную пальбу на улице. Наглые стуки в дверь прекратились, и мы через четверть часа разошлись по своим комнатам. Маша, пока никто нас не видел, откровенно поцеловала меня страстно в губы.
На следующий день, когда мы с Машей уже уходили из дома, Татьяна Борисовна остановила меня у самой двери и сказала: «Не обижайте, Машу, Александр Сергеевич. Она вас очень любит». Я честно сказал: « Я вам обещаю, Татьяна Борисовна, что буду также любить Машу».
- Ладно, что с вами делать. Но как так у вас молодых получается?
- Что делать, Татьяна Борисовна, - это судьба.
- А это как посмотреть, Александр Сергеевич.
- Татьяна Борисовна, я не могу вам не сказать, если Маша здесь останется, то она, наверняка, пропадет. В революцию пропадают в первую очередь красавицы и хорошие люди. Она не жалеет их. Поэтому, как вы смотрите на то, чтобы на днях покинуть Петроград?
- И куда мы поедем?
- Вместе со мной в Париж.
- У нас нет средств на такие вояжи.
- Они есть у меня.
- Но там, в Париже, Даша.
- А здесь прямая опасность для вас и Маши. Скоро здесь будет настоящая человеческая мясорубка. Уговорите Машу поехать вместе с вами и со мной в Париж.
- Я подумаю над вашим предложением.
Маша, естественно, уже нервничала на улице и спросила, о чем мы так долго разговаривали.
- Маша, нам обязательно надо уехать на днях в Париж.
- Я не могу, - там Даша.
- Я не могу без тебя.
- Правда, Саша?
- Правда. Здесь скоро будет страшно одиноко таким, как мы. И по всем приметам нас ждет здесь смерть.
- Зачем так мрачно, Саша?
- Маша, ты, как никто другой знаешь, что это такое. Кстати, когда за тобой зайти в госпиталь?
- Завтра утром. Я сегодня весь день и ночь дежурю.
- Но ты же не выспалась?
- Саша, ты сегодня ночью мне подарил счастье. Так, что я в прекрасном настроении.
- Хорошо. Договорились, я завтра утром жду тебя…
Когда я вернулся на Камергерский, то был приятно удивлен приездом Николая. Петр Андреевич был рад до слез. Казалось, он и не чаял больше увидеть живым своего любимого сына. Николай был с новой женщиной. Прежняя любовница, как он признался позже, от него сбежала со штабистом. Новую пассию Николая звали Инессой Арнольдовной. Она была мила и своенравна. Именно такие женщины нравились брату Даши.
Встав из-за стола, мы прошли в курительную комнату, куда подали нам коньяк. Здесь мы стали обсуждать последние события на фронтах и в тылу России, где полным ходом шла революция.
- Что вы намерены делать, Николай Петрович? Я надеюсь, вы последуете нашему с Петром Андреевичем примеру и поедете с нами в Париж.
- Было бы неплохо там оказаться, но у меня есть определенные обязательства перед моим командиром Лавром Георгиевичем Корниловым, теперь находящимся с несколькими генералами под арестом Временного правительства Керенского.
- Коля, как тебе Александр Федорович?
- Да, никак. Судейский болтун. Не сегодня-завтра большевики возьмут власть в Петрограде. Вот тогда хватятся Корнилова. Но у него своя линия.
Я прекрасно понимал, что будет дальше.
- Николай Петрович, вы ведь разумный человек и понимаете, что скоро начнется борьба между господами генералами и офицерами, с товарищами-большевиками. И в этой кровавой борьбе победа будет не за вами. Так стоит ли проливать русскую кровь с обеих сторон, участвовать в этой гражданской бойне? Ведь это не немцы?
- Я вас понимаю, Александр Сергеевич, но, видно, таков мой офицерский удел. Дай Бог, свидимся еще в Париже, в каком-нибудь кафе. Папа, я настоятельно тебя прошу поехать с Александром Сергеевичем. Мы завтра уезжаем с Инессой Арнольдовной в Быховск.
- Кстати, Петр Андреевич, я уговаривал с нами поехать и Марию Павловну.
- Как? Маша еще здесь?
- Да, Коля.
- Но ведь она должна была поехать в Крым с лейб-гвардии есаулом Войтылой Станиславом Анатольевичем?
- А кто это такой, Николай Петрович?
- Как вы не знаете, Станислава Анатольевича? Так это ее жених.
- Да, Саша. Это жених Маши. Вернее будет сказать, что он к ней сватался. Что с вами, Саша? – спросил Петр Андреевич.
- Да, я поперхнулся. Ну, и крепкий же коньяк, - ответил я, пробуя скрыть неприязнь к моему сопернику.
- Коньяк отличный. Арманьяк.
- Александр Сергеевич, я рад за вас с Дашей, за ваших первенцев. Давайте выпьем. – предложил Николай.
- Спасибо, Николай Петрович. Выпьем.
И мы еще выпили по пятьдесят грамм отличного коньяка, а потом еще, пока не допили коньяк.
- Папа, мне надо отлучиться по делам. Займи, пожалуйста, Инессу.
Когда мы выходили из курительной комнаты, Николай предложил мне разделить его компанию. Я не стал отнекиваться, решив, между делом, расспросить его о есауле. Уговорив Инессу занять своего отца, Николай на улице спросил меня о том, не погулять ли нам напоследок перед его поездкой к линии фронта в «Национале». Я охотно согласился. И впрямь, я не был занят. Маша была на дежурстве. К тому же я был немного не в себе, но навеселе.
В ресторане при гостинице была разношерстная публика. Но здесь еще могли кормить и поить на славу. «Националь» славился своей французской и местной кухней. Мы заказали салат с уксусом, суп с раками, консоме с пашотом, фрикасе с говядиной, жареную гусиную печенку, жареного поросенка, расстегай с розовой семгой в лимонном соусе и на десерт блины с блестяще-чёрной ачуевской паюсной икрой.
