ГВАРДИИ МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ

сами уснули? – подумал он о небожителях, - Усыпить такую ораву, наверное, тоже тяжелый труд?  Хотя,  Анатолий Михайлович Кашпировский заставлял засыпать и впадать в гипнотическое состояние всю страну.  Слабоваты вы, однако ребята, - усмехнулся он в адрес  древнегреческих Богов, - наш психотерапевт мог бы дать вам фору в тысячу очков вперед. Интересно, как бы отнеслись к нему, эти самые – древние греки, побывав на его сеансах?  Вот была бы хохма»…!

 ***
     Хохма,  если это можно так назвать, имела быть место, и приключилась на следующий день после парада в Новой Каховке….
   Утром, после развода,  в санчасть вошел высокий, крепкий и совсем незнакомый Алексею сержант. Кудрявившиеся  волосы и характерный нос, выдавали в нем представителя семитской национальности.
     - Здравствуйте, доктор, - чуть грассируя, очень вежливо произнес он, - Я – Фима, - совсем не по военному, представился он.
     - Здравствуйте, Фима, - имитируя  еврейский говор, ответил Алексей.
     - Доктор, ви маланец (еврей)? – удивленно приподнял брови Фима.
     - Ви знаете, Фима, я не имею чести им быть, но у меня, на гражданке, было много друзей-маланцев.
    - Приятно слышать, - сказал Фима, - ви даже не представляете, как мине приятно за это слышать. В свою очередь, скажу вам, что моя мама всегда говорила: - Фима, у тебя обязательно должен быть хороший русский друг!  Ваши, друзья-маланцы,  такие же умные, как и моя мама!  У них уже есть хороший русский друг, а я…? Я просто сучок, один из многих в дремучем лесу! Так говорит мне моя мама! А она очень мудрая женщина. Скажите, а  ви, случайно, не слышали за Голды Мейер, что живет в Израиле?
    - Фима, я, таки, слышал  за Голды Мейер!  За нее часто горят в телевизоре! Кстати, все мои друзья-маланцы от нее в полном восторге и прочат ей великое будущее….  
    - Так вот вам, доктор - интересная  мулька!  Моя мама – ее родная сестра!
Как вам это нравится?! Голды Мейер – моя родная тетя! Доктор, я уже говорил вам, за то, что моя мама всегда хотела, чтобы у меня был русский друг…?  Да, за это я уже говорил! Она будет так рада…
    - Фима, я вас умоляю! Ви уже намозолили все мои оба уха! Хорошо, что у меня нет третьего и четвертого, а то и они бы уже были в мозолях!
   - Да, доктор, что-что, а  намозолить людям уши, это тоже надо уметь и как говорит моя мама…, нет, а ви знаете, как она вас полюбит?! Ви, заявляю вам фундаментально и категорически - ничего не знаете. Ви даже не знаете, по-
чему мы до сих пор не знакомы!  Ми з вами били би уже большими друзьями! Но…! Когда ви прибыли сюда - я был в командировке в Скадовске!  Там  стоит  наш  третий, тот, что еще не четвертый,  дивизион, тсс…, - сделал он  вдруг испуганные глаза, настороженно оглянулся вокруг, и приложил палец к губам, - доктор, ви знаете, что враг никогда не дремлет и всегда подслушивает?!
    - Товарищ  сержант, - перешел на  официальный тон, потерявший терпение Алексей, - у  вас, есть что-то ко мне? У вас что-то болит, или вам просто интересно гулять по моим ушам?
    Фима, недовольно повел плечами, и кисло сказал: - Доктор, ви умный человек и  за  это сразу  поняли,  что я  пришел к вам не для того, чтобы говорить за  мою маму и за ее родную  сестру,  и мою тетю - Голды Мейер.  Я пришел поговорить з вами за мое здоровье и за то, что мине болит прямо сейчас! И болит, скажу я вам, сильно, а  беспокоит еще сильнее….
    - И что же вам так болит прямо сейчас, а еще больше беспокоит, больной? – невольно перешел опять на имитацию еврейского акцента Алексей.
     - Доктор, - тяжело вздохнув, сказал Фима, - мине болит и еще сильнее беспокоит,  между пальцы на ногах.
     - Разувайтесь, больной, – кисло произнес доктор, решив, что Фима хочет  на пару дней сочкануть от службы…
     - … Фима, я, наверное, вас огорчу, но у вас между пальцы  все совершенно чисто, - сказал Алексей, внимательно осмотрев стопы. Он, еще раз отодвинул каждый палец в сторону…,  -  Да, все чисто - грибка нет, потертостей нет, ран – тоже. Так что, Фима, будьте всегда так здоровы, как сейчас и у вас все будет… Как звучит на еврейском – все будет хорошо?  
    - Все будет абде махт, – очень кисло ответил сержант
    - Вот именно, Фима, и все будет абде махт!
    - Доктор, извините; не мине, конечно, вас учить медицине, но ви не совсем точно и  правильно  поняли, то об что я вам сказал.  Позволю себе уточнить фразу: когда я сказал, что мине болит  между пальцы, то я имел в виду, что болит между большим пальцем левой ноги и большим пальцем правой ноги…  Если б ви знали - какой ужасающей силы стыд сжигает всего мине и всю мою душу изнутри, а еще больше снаружи…
     - Снимайте брюки, - поняв, о чем пойдет речь, сказал, насторожившись, доктор…
     - … Фима, я вас поздравляю, - осмотрев причинное место, усмехнулся
Алексей,  – ви очень удачно поймали  птичку-вавочку! Ви догадываетесь, как она называется…?  Да, ви правы, -  подтвердил  доктор,  увидев  грустный  кивок  Фимы, - она называется: Гонорейкой. «Гонорей,  гонорей,  пташечка…», – иронично пропел он несколько переделанную строчку из старой  солдатской, строевой песни, - Канареечка жалобно поет…! И о чем же
поет нам птичка-вавочка? Она поет о том, что нам надо срочно лечиться!
   - Доктор, - выпучил  Фима  свои  большие  симитские глаза, - ви мине, буквально,  ошарашили, а еще сильнее расстроили!  Нет, я никогда  ничего не имел против птичек! Больше с тово, я всегда был в душе орнитологом!  Мине очень приятно  слышать  за все, что ви сейчас рассказали, но что мы будем делать с этой замечательной птичкой, как ви, очень правильно сказали - вавочкой?  Нашла  ветку куда сесть! – возмутился  он. - Она доставляет мне целую арбу и две тележки,  неприятностев!  Не могу же я быть и оператором высшего класса и насестом для птичек! Эта птичка выводит меня из боевой готовности…!
    - Больной, вы ловили  эту птичку в гордом одиночестве,  или как? – перебив его, решил поинтересоваться доктор, чтобы не пропустить, у кого-то еще, венерического заболевания.
    - Или как, доктор - нам было двое.
    - Ай, яй, яй, яй, Фима! И вам не душит стыд и слезы раскаяния? Вам было
двое! И вы так вот, опять же,  двое! Двое таких больших, и сильных солдатов нашей славной Армии…?!  Я бы, будь я девушкой, сказал бы, что двое  таких красивых солдатов! удовлетворяли свое постыдное желание, свою гнусную похоть на одном живом, и, наверное, хрупком  человечке в светлом, нарядном платьице,  белых туфельках, только не говорите, что платьице  было без голубых и нежных цветочков…!
   - Было  очень  стыдно,  доктор. И голубые, нежные цветочки на светлом нарядном платье, и  белые туфельки на ногах тоже были, но хотение  было сильнее.  Хочу заметить и совсем немного возразить вам, - очень дипломатично продолжал Фима, - что эта дама, весом в девяносто с лишним килограммов….  Нет, я  понимаю, - остановил он Алексея пытавшегося, что-то возразить ему. - Я понимаю, что это говорит за ее сильно хрупкое, изящное  телосложение,  и страстное желание выпить; о чем она не преминула  сообщить, подойдя к нам и усевшись рядом на скамейку, но…! По окончании всего этого мероприятия я сразу заметил, что она пришла в, прямо таки, сильно возмущенное состояние! Доктор, поверьте  мине!  Ми очень старались, ми приложили все свои усилия! Ми даже пели ей нашу строевую песню за «артиллеристов, у которых всегда небо чисто», но как мине, так и Коле, показалось, что еще пара лишних «стволов» были бы совсем не лишними….  Когда все закончилось, - перешел на трагический тон Фима,  - впору было жалеть
нас, а не даму! Допив из горла, оставшуюся в бутылке водку, она обозвала  нас  «стрикачами»,  и, с гордо  поднятой  головой,   удалилась прочь.  Доктор, скажите, а ви ничего не знаете, за этих парней-стрикачей? Кто эти  ребята? Что-то я за них раньше никогда и ничего не слышал. Уверен, на все сто, что моя мама и даже тетя Голды Мейер, тоже ничего за них не знает?! У нас в
Бердичеве….
     - За стрекочей и Бердичев, товарищ сержант,  мы поговорим, как-нибудь, в другой раз, - а сейчас мне  надо  идти  докладывать  за  вас  и  ваших птичек-вавочек, - на ироничной ноте закончил Алексей валять дурака с еврейским акцентом, -  вас, Фима,  надо отправлять  в госпиталь на лечение.
    - Только не это! – поднял руки вверх сержант. – Только не это! Доктор, там работает молодая женщина, с которой  у мине была тайная и очень страстная любовь…
   - Почему тайная? Фима, вы, прямо таки, даже, не один, а целых два  графа  Монте-Кристо.
   - Доктор, я  понимаю - ви хотите мине сделать приятно. Спасибо вам за это, но я не граф, и не Монте и, даже, не Кристо!  Просто – эта  мадам  оказалась  женой  заведующего отделением, в котором я лежал, а тот пообещал отрезать мне кое-что, после чего я буду говорить исключительно женским голосом.  Доктор я вам умоляю! Я вам  сильно и убедительно прошу не сообщать за это никому и никуда! Возьмитесь за это дело самостоятельно и смело! За это я вам буду очень сильно благодарен….  Нет,  доктор, нет, ничего  не говорите! – замахал он руками,  увидев, что  Алексей  хочет возразить ему. - Я никогда не поверю, что такой замечательный  медик, как ви, не мог бы  справиться  с какой-то паршивой птичкой, будь она  и  трижды гонореечной! И должен  вам сказать, есть еще одна причина, за которую  мине  нельзя отпускать в госпиталь – ми…, - перешел Фима на шепот, боязливо оглядевшись вокруг, -  ми с Колей операторы сильно високого класса!  Посылали нас  в Скадовск  за  то, что их операторы  срочно  уехали  по семейным  обстоятельствам  домой.  А  теперь…, теперь  готовность один – здесь, у нас! И за это нас  визвали обратно. Так что вам все равно заставят лечить нам, здесь. Но! – поднял он палец вверх. – Поднимется большой геволт, я хотел сказать - шум! А он  ни мне, ни  командиру, и, как я понимаю, и вам,  совсем  не нужен…
    - Хорошо, а ваш друг Коля?  У него, без лечения, могут начаться такие ос-
ложнения, что  ему мало не покажется! Нет, Фима. Несмотря  на  будущую любовь и уважение вашей мамы к моей скромной персоне - я просто обязан сообщить фельдшеру в Скадовск.
    - Доктор, зачем этот хипеш?! Я же сказал, что нам визвали обратно, так что Коля тоже здесь! И сейчас я его вам торжественно представлю! У вас,

случайно, для этих событиев не играют на кастрюлях?  
   С этими словами, Фима, круто повернувшись, открыл дверь санчасти: - Коля, и что ви тут стоите, как древнерусский  идол в древнеберезовой роще? Доктор и я, и мы оба уже все в нетерпении и в расстроенных нервах. Входите  же,  Коля, - затащил он упирающегося и раскрасневшегося от стыда солдата в санчасть.
    - Здравия  желаю, товарищ  гвардии  младший  сержант,  -  поприветствовал, рядовой, стыдливо отводя глаза от Алексея, на погонах которого, уже красовалось по две лычки.
    - Здравствуйте,  Николай,  -  ответил  ему доктор, -  Вам  тоже болит между пальцы на ногах?
    Николай недоуменно уставился на Алексея.
    - Да,  доктор,  да!  Ему тоже болит между большим пальцем левой ноги и большим пальцем правой ноги! - радостно сообщил Фима, - Снимайте брюки, мой юный друг,   доктор хочет увидеть «птичку», которая так нахально уселась вам на ветку между пальцы.
    Солдат, зарделся еще больше и опустил брюки….
    К удивлению Алексея, никаких признаков болезни  у Николая он не обнаружил.
    Сколько дней прошло со дня вашей героической эпопеи по ловле «пернатых»? – спросил доктор.
    Фима зашевелил губами и