ГВАРДИИ МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ

скажу я вам, что, может быть и всего мира!  И сообщает  об этом вам первой, патриот  славного города Бердичев  -  Фима Гольдершерн! Роза, можете поверить мине на слово!
    - Фима, как  вам не стыдно?  Скажите, когда  я вам не  верила? Роза, -  без
всякого  перехода,   представилась женщина будущему светилу и протянула ему руку. - А ты знаешь, - еще раз внимательно оглядев Алексея, сообщила женщина Фиме, - светило - очень даже симпатичное! – Может  мине уже надо позвонить  Двойре?  Ее муж, как раз уехал в командировку, и она сильно, и разочарованно скучает.  
   - Не надо звонить Двойре, - говорил  Фима,  выгружая  на  стол  провозию  
и алкоголь, - сегодня не тот день…
   - Фима, ви хотите сделать из маленькой Розы -  большой бутерброд?!  Но ви же знаете, что я не очень приветствую эти вещи. Хотя для светила нашей советской  медицины…, - еще раз оценивающе окинув Алексея, сказала она, - я могу, спотыкнуться своими принципами, и решиться абсолютно на все! – закончила она.
     - Роза, - раздраженно перебил ее Фима, - не спотыкнуться, а поступиться
своими принципами! А бутерброды, сегодня,  будут только из колбасы и сыра.  Где вам лежит нож, чтобы я открыл, наконец, эти прибалтийские шпроты?
     - Да, вот же он, - разочарованно,  как  показалось  Алексею,  сказала  Роза  и протянула Фиме нож.
     На следующий день, «провокация», показала, что Фимина «птичка», наконец-то, покинула насиженное место и «упорхнула с веточки».
     Фима на радостях, сделал,  какое-то  замысловатое танцевальное  «ПА»,  
полез в карман  и «отслюнявив» четыре бумажки по двадцать пять рублей, (почти заработная плата человека с высшим  образованием), протянул их Алексею.
    - Фима, ви хотите обидеть своего доктора? – возмутился Черкасов.
    - Извините, вот еще двадцать пять,  – больше у мине, на сегодняшний день просто нету, - растерянно развел сержант руками.
    - Фима, как вам не стыдно?! Уберите свои деньги! – яростно прорычал «доктор», - И если вы хотите сохранить со мной приличные отношения, то больше никогда не предлагайте мне эти бумажки с водяными знаками! Вам все понятно?
    - Да,  Леша, - первый  раз  назвал  Фима  Алексея  по  имени. -  Мине  все  понятно и, наверное,  поэтому мине так сильно, как-будто ножичком,  пронзило прямо вот здесь, - показал он на область сердца, -  извини, если – обидел.          Пожав руку «доктору», сержант часто захлопал ресницами  неожиданно повлажневших глаз, и резко повернувшись, поспешно вышел из кабинета.
    Алексей, чрезвычайно довольный собой и удачным  лечением, отправился проверять пищеблок. Сняв пробу и расписавшись в журнале, прошел в посудомоечное помещение. Посуда была вымыта чисто, в помещении царил образцовый порядок.
     - Как дела? - спросил он высокого, под два метра, худощавого солдата из прибалтов,  недавно прибывшего с пополнением.
     - Спасипо, тела итут карашо, - вежливо ответил ему солдат, и, достав руку из ванны, вытер тыльной  стороной руки, взмокший  лоб.
     - Это что у тебя такое? – настороженно спросил Алексей, увидев его водя-
нисто-белые, с какими-то непонятными выпуклостями,  кисти рук.
      - Это? – посмотрев на руки, спросил не то латыш, не то литовец, – Я не
моку  скасать вам, што это такое, потому што не снаю, што это такое, а кокта я не снаю, што это такое, я не каварю, што это такое. Стал пелый  пальсы, стал пелый   руки, а са што стал пелый  - не снаю. - совершенно  спокойно  
отвечал солдат. –  Никокта раньше так, не пыло.
    «Ошпарил, он их что ли»? – подумал  фельдшер  и  сунул  палец  в  ванну. – Ё-ёперный театр! – закричал он, выдергивая палец из воды. – Это же самый настоящий кипяток! Ты что делаешь?! – орал он, суя палец под струю  холодной воды.
   - Я прошу фас, товаришч квардии млатший сершант,  не кричать на меня - я тчательно мою пасуту. -  совершенно спокойно и с достоинством отвечал не то латыш, не то литовец, спокойно опуская руки в ванну, - мне пыл прикас  тчательно мыть посута с лошкой, штопы он пыл тчистый…
    - Быстро вынь руки из ванны! – заорал на прибалта Алексей.
 Солдат удивленно посмотрел на него, мол: - «Ты што,  квартии  млатший сершант,  поймал  фальты»? -  и не спеша  вынул обваренные  руки из кипятка: - Сачем фы, опять пофышатеь на меня колос?  У меня, со слухом  фсе ф порятке, у меня отчшень кароший слух, я таше маку вам спеть арию…
   - Тебе, что совсем, не больно? – перебил его фельдшер.
   - Што талжно пыть польно? – удивился солдат.
   - Руки талшно пыть польно! – передразнил его Алексей.
   - Не-ет, руки  сафсем не польно. Почему их  талжно пыть польно? Мыть пасута, чтопы он пыл тчистый – никокта не польно.
   - Пойдем со мной, - сказал Алексей.
   - Сачем  ити с фами?! Я толжен тчисто и тчательно мыть тарелку и лошку, - недоумевал солдат…
    - Гвардии рядовой!  Я приказываю вам  идти со мной! - жестко сказал Алексей.
    - Есть ити с фами, товарищч  квартии  млатший  сершант! - вытянувшись, ответил посудомойщик, не спеша, вытирая руки.
    В  казарме,  разыскав дежурного офицера, Алексей  попросил  выделить  на кухню  солдатика для мытья посуды:  -…прибалт,  работающий  в  посудомойке,  обварил  себе руки, - объяснил он офицеру.
   - Как обварил руки?! – испугался капитан.
   - Так, мыл посуду в крутом кипятке и обварил. Теперь его надо отправлять в госпиталь, или в городскую  больницу.
   Капитан недоверчиво посмотрел на фельдшера: - Что значит - мыл руки в крутом кипятке?! Может, он придуривается,  или специально обварился?
  - Какое там придуривается! Смотрите, - показал офицеру покрасневший от
кипятка палец, Черкасов. – Сунул, тут же выдернул и вот - что. А он спокойно мыл посуду в такой воде!
    - Да ну?!  - недоверчиво покачал головой. - И что же это такое?
    - Это – нарушение чувствительности, вернее,  ее полное отсутствие, – от-
вечал Алексей.
    - А как же его в армию пропустили  доктора из военкомата?
    - Так  и пропустили. Товарищ  капитан  его  надо  отправлять  в  госпиталь!
Э-эй, Йонас! - окликнул он скромно стоящего в стороне солдата. - Подойди-ка  сюда.
    Солдат, подтянулся, расправил плечи  и строевым  шагом направился к ним.          
   - Товаришч,  квартии капитан,  квартии  рятовой  Борзинкявичус  припыл по прикасанию квартии…
   
    - Отставить, - отмахнулся  капитан, - покажите руки.
Солдат протянул белые, обваренные, все в прозрачных туго налитых волдырях,  кисти рук.
     - Египетская сила! – изумился офицер, - Вы, что же, не чувствовали, что вода - кипяток?!
    - Никак нет, не тчшустфофал, товарищч квартии капитан, - отвечал солдат.
    - И что, сейчас тоже не больно?
    - Никак нет, сафсем  не польно.
    Офицер задумался.  Ему явно не хотелось брать на себя ответственность за отправку машины в город, но и неприятностей ему тоже не хотелось: - Та-ак, - протянул  он, наконец,  -  может, отправим его в госпиталь завтра? – повер-
нулся к фельдшеру капитан. - Выглядит он хорошо, ему не больно…
    - Это относительное  благополучие, – стал объяснять Алексей, - очень скоро и неожиданно  может  наступить интоксикация организма, то есть, отравление его, продуктами распада собственных тканей.
    - М-мда, - задумался капитан, - я ничего не понял, из того, что вы сказали,  но раз солдата надо везти в  больницу, то езжайте.  Машина  командира  еще  не вернулась из города, так, что  берите  ТЗМку и  везите. Я  доложу по  команде, кому следует.
     - Разрешите идти?
     - Да, идите, Черкасов…
     В  госпиталь они попасть не сумели – последний катер, шедший   в Херсон,  показал им кормовой флаг, и исчез за излучиной реки. Пришлось ехать в больницу…
     - … я заберу его завтра и переправлю в госпиталь, - пообещал он врачу, осматривающего Борзинкявичуса.
    - Только через пару дней!  Если не будет тяжелых последствий от интоксикации, – возразил врач.
    - Понял - буду наведываться, разрешите идти! – по привычке вытянулся Алексей.
    - Идите, – несколько растерявшись от такого обращения,  ответил врач.
    - Выздоравливай, Йонас, - хлопнув солдата по плечу, сказал Алексей.
    - Я путу отчшень стараться, тофаришчь квартии млатший сершант….
    Выйдя на улицу, Черкасов, нос к носу столкнулся с Розой, держащей под руку  какую-то эффектную и хорошо прикинутую даму. Женщина, -  ровесница Розы, очень красивая, интеллигентного вида и тоже, семитка, выглядела просто роскошно, на все сто! Встреть  Алексей ее на улице, он никогда бы не осмелился обратиться к ней с дежурным вопросом, типа: «Синьора, скажите, пожалуйста, а эта дорога по этой дороге идет»?
    - Двойра! – радостно закричала Роза. – Этот, военнослужащий солдат -  бу-дущее  медицинское  светило нашей Родины!  Его зовут  Алексей! Его приво-

дил к мине Фима и ми, что есть силы, делали бутербродики!
    - Мине очень приятно, – мягким, грудным, голосом  сказала подруга Розы,
- Вам понравился «бутербродик»  с Розочкой?
    - Фи, - скорчила Роза, огорченную, гримаску,-  ми делали настоящие бутерброды, и они были  с колбасой и сыром! Фима был чем-то очень сильно расстроен!
    - Это так не похоже на него. Что с ним случилось? А вы не хотите попасть в  середину «бутербродика»? - лукаво и призывно глядя на Алексея, спросила Двойра. – Ми, как раз, имеем пару часов свободных минут.
    До Алексея, наконец, дошел смысл, «бутерброда», который он не распознал в прошлый раз, что заставило его густо покраснеть.  
    - Я-я…,  прошу извинить меня…, - растерялся он, лихорадочно размышляя над  неожиданно откровенным предложением. Глаза его похотливо разгорелись  от вспыхнувшего желания - соблазн был велик. Что и говорить, а  сос-тавной  частью  «бутерброда»  ему бывать еще  не приходилось.  «А  как  же  Галка?  Что ты опять со своей Галкой?! – раздраженно подумал он. - Ты, что каждую неделю получаешь от нее письма?!  Уже сколько времени от нее нет никаких вестей! И будут, ли они, вообще…?!  А Двойра?!  Как  она хороша  в своей  необыкновенной,  экзотически-семитской красоте! – откровенно  любовался он  женщиной.   Ее черные, огромные  еврейские глаза, так призывно и ласково смотрят на него… - Да и Роза, тоже очень даже ничего….  Нет, нач-нется вино, потом…  Нет, нет, нет! - решил он, - надо отказываться. Это затянется надолго,  водитель начнет нервничать, искать его…, чем это обернется…? Нет, только не сегодня…».
     - Ну, так, что? – вкрадчиво спросила Двойра. – Вам просят две такие красивые дамы… Леша, поверьте, - увидев его колебания, сказала евреечка,  - они просят далеко не каждого! Или во дворе  вашей  части, такие  дамы каждый  день маршируют  строем  по плацу?
    - Я бы с удовольствием, но меня ждет машина. Я не свободный человек, я
на службе…  Может быть в субботу? Мы с Фимой приедем в увольнение…
   - Хорошо, – несколько разочарованно согласилась Двора, - давайте, в субботу. Как раз опять уедет  муж в командировку и можно будет оторваться в моей квартире, у Розы, все-таки тесновато, - улыбнулась женщина, - Чао!
    - Ми будем ждать вам, с нетерпением и слегка затаенной грустью, – многообещающе улыбнулась Роза. – Чао!
    - Чао, - как можно небрежнее, (мы, - мол,- тоже не лыком шиты), произнес Алексей - повернулся и  пошел к машине.
   «Но это же, полный бардак! – думал он по дороге. – Мне, как раз, не хвата-
ло, связаться с замужней дамой! Ну и с «бутербродиком», пожалуй, тоже перебор – мне больше по душе, когда все это присутствует, но только - «тэт а тэт»…»!  
   
    Всю дорогу до дивизиона, он костерил себя последними словами.