ГВАРДИИ МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ

чувствует себя  мой земляк? – спросил Черкасова,  увольняющийся в запас, солдат из стартового расчета.
   - Это который Йонас, что ли? - спросил Алексей.
   - Нет, Хасан. Мы  оба  из Киргизии,  город  Фрунзе, живем  там почти  рядом - наши  улицы  идут  параллельно  друг другу, я даже знаю дом, в котором он живет.
    - Степан, не волнуйся, – поспешил  успокоить  «дембеля»  Алексей, -  с  твоим земляком все в порядке. Сделано все во время, должно обойтись без последствий, так что езжай со спокойной душой.  Его подержат  немного, чтобы  проверить через некоторое  время еще раз кровь, но это так – на  всякий  случай.  Да, а что я стою?! Давай-ка я  сбегаю за ним! - спохватился Черкасов и побежал вверх по лестнице…
    Приведя Хасана к Степану, Алексей уединился с Фимой.
    - Леша, мине имеет быть в запасе - полтора часа несчастных минут, - говорил сержант, - потом будут: рельсы, шпалы и платформа; будет  поезд, автобус и дорога к моей любимой Бети. Вот, - протянул он Алексею листок бумажки, -  мой адрес – захочешь – напишешь. Отслужишь – заезжай в гости,  двери моего дома всегда открыты для тибе и твоих друзей.  Будешь в увольнении - зайди и передай мой  прощальный  привет Розе и Двойре.  Поверь мне – они  неплохие  женщины, но эти чертовы  жизненные события и обстоятельства сделали их такими, какие они есть! Ну, давай, друг, будь здоров!  - обнял сержант Алексея. - Слушай, у мине такое впечатление, что как-будто  «я тебе еще не все сказал…»! – пропел он слова, из какой-то известной песни, -  О! Вспомнил! Доктор, вам  объявили отпуск…!
   - Да ты что?! Не может быть!
   - Чтоб провалиться мне на этом самом месте! Вернулся командир из госпи-
таля, из этого самого, - повел он рукой вокруг себя, - перед строем зачитал приказ об увольнении в запас военнослужащих, отслуживших свой срок, - браво выпятил он свою грудь, - и о предоставлении отпуска, с  выездом на родину, гвардии младшему сержанту Черкасову! Это первый  раз  на  моей памяти, чтобы наш командир! Наш «волчара»! объявлял кому-то отпуск! Да
еще на первом году службы! Слушай, может ты и его избавил от «птички-вавочки»?! – рассмеялся Фима. – Вот, держи, - протянул он ему аккуратный
сверток.
   - Что это? – Спросил Алексей.
   - Посмотришь в палате. Давай, друг, крепись…, служи. «Послушай, -
шлепнул Фима вдруг Алексея по плечу, - и почему я в тибе такой влюбленный?», -  как говорил известный мне одессит. - Заметь, влюбленный и все время в тибе?! – обняв рывком своего доктора, сержант, крепко прижал его к себе, затем, оттолкнув  чуть назад, еще раз внимательно осмотрел, как бы запоминая  друга, развернулся и пошел прочь по коридору…
   До самого вечера Черкасов не находил себе покоя: «Неужели я скоро увижу Галку, отца, маму,  братьев, друзей?!  И уж дома,  я с ней, черт побери, наконец-то объяснюсь, все станет на свои места, и мы опять будем вместе, на этот раз навсегда…»!
     Алексей чуть ли не летал по госпиталю. Была мысль пойти отпроситься у дежурного врача, и бежать на вокзал, но вспомнил, что без записи лечащего врача в карточке – его никто из госпиталя не выпустит и проездные документы ему тоже не выпишут, а в поезд или автобус без этих проездных бумажек его тоже не посадят.
    «Ладно, - решил он, - подожду еще немного – ждал больше»!
    Вечером после отбоя Алексей развернул пакет, оставленный Фимой.  В нем оказалась бутылка хорошего коньяку и большая плитка шоколада. Показав все это добро ребятам из палаты, в ответ он увидел сожалеюще поднятые плечи, руки, показывающие на недавно прооперированные  места, и виноватые взгляды: «Не можем, - мол, - извини, парень».
   «Заберу в дивизион, там с кем-нибудь бахну…»….

                                                   ***
   ….. Автобус, притормаживая, стал выворачивать к зданию, огороженному сеткой  рабицей.  Подъехали к границе между Украиной  и  Молдовой.
   Украинские  пограничники  заставили  пассажиров  выйти  из автобуса, для досмотра. Досматривали все: автобус, пассажиров,  их вещи. На улице висел, неподвижно застыв  в воздухе,  раскаленный зной. Спрятаться от солнца было негде,  и пассажиры, изнывая от жары, лениво отпускали  гневные  реплики  в  адрес  пограничников, не оборудовавших должным образом контрольно пропускной пункт.
    Наконец все формальности были решены, и автобус тронулся в дальнейший путь.
    «”Придавить”, что ли, минут пятьсот на каждый глаз? – подумал Алексей. – Так сейчас будет КПП Молдовы». – И действительно, минут через восемь, они въехали на территорию этого самого Контрольно Пропускного Пункта.
    В открывшуюся дверь автобуса вошел пограничник республики Молдовы,
спросил, все ли у всех в порядке и,  получив  утвердительный  ответ, махнул водителю  рукой: «Езжай, - мол, - парень, дорога, вот она - открыта перед вами».
  «Раз открыта - то поехали  дальше».  

   Усевшись поудобнее,  решил попробовать уснуть, но  сон  опять не шел, и не захотевший  отдыхать мозг, вернулся  к воспоминаниям - самой неприятной их части. Углубляться в них он не пожелал. Его мозгу, его сердцу, его душе, с ее потаенными закоулками, в углах которых  до сих пор прячется  обида на девушку, не хотелось ворошить это больное прошлое… Не хотелось бередить душу воспоминаниями о той  самой,  которой  он  бредил  ночами и каждую свободную минуту,  которая так  беспардонно и  безжалостно бросила  его и которая нет, нет, а дает знать о сбе до сих пор.
    «Его! Такого красивого, симпатичного “военнослужащего” сержанта, -возмущался он, -  с его отличной  боевой, политической  и медицинской подготовкой» и так небрежно через бедро…?!  Охо-хо! – тяжело вздохнул  бывший фельдшер дивизиона, чуть не заскрипев  зубами. – Ладно,  проехали  -  такова  спортивная  жизнь  России!  - заключил Алексей, прогоняя воспоминания.  Ах, ах, ах! Какие мы все обидчивые! А ты сам?  А что я сам?  Да, конечно, совсем ничего! А на госпрактике в Чадыр-Лунге у тебя ничего ни с кем не было? А в Херсоне с Ларисой, тоже ничего, а остальные…?  Или  это, как бы, так  и как  бы, вдруг?  Сэр, - как сказал бы, синьор с  берегов  туманного  Альбиона, на  французский  манер, с еврейским акцентом:  пардон, но это случилось так неожиданно! Я и оглянуться  не успел, а она  уже прыгает  на  мне, как какой-нибудь дон  Кихот на бедном, жалком  Росинанте! – изгалялся  Алексей над самим собой. – А может и у нее случилось это “так же неожиданно и совершенно случайно”?!  Ну…, если бы она сказала честно, то я…, может быть, и простил бы…  Ага, “может быть”?!  Уж ты бы  простил! Такой весь из себя благородный!  – возмутился он своей двуличности и коварству. – Небось, такого  бы  наговорил…!  И  все  же…,  она,  ведь, ничего не знала о моих невольных прегрешениях!  Ты  хочешь  сказать, что  если бы знала, то… Ну да,  если  бы она  знала, то у нее, было бы,  как бы, моральное  право  на  этот ответный ход, а так это просто …. Ну что, просто…?  Да ну тебя, затренеровал ты  совсем!  Гусь ты лапчатый!  Сам ты - гусь лапчатый!  Так, а я про кого…»?!
   В  общем,  результатом  поездки  в  отпуск  явилась:  полная  информированность  обо  всех, оказавшихся многочисленными,  амурных  похождениях  любимой  девушки,  которые  уже имели место быть не за такой уж продолжительный срок  пребывания  его в  рядах Советской   Армии. По этой причине новогодние праздники оказались в дрыбадан испорченными; с девушкой  состоялся разговор на повышенных томах, в конце которого, она оказалась, почему-то  «духовкой со спиралью», а он, этим…, как его? А, - «сам ты пентюх и дурак»! Были   мамины слезы, папина мораль, сочувствием  братьев.  
   Информировали, конечно же, «друзья», которые, как  выяснилось впослед-
ствии, набросились на освободившееся и ставшее вакантным место, «аки хищные и алчущие волки  на беззащитную овечку, дабы, в конце концов, пус

тить ей  кровь и  погубить ее несчастную!».  Информировали  со  смаком  и
даже  некоторым, не очень удачно  скрываемым,  злорадством.  
   «Ладно, парни, мы вам еще попадемся, - мысленно, говорил он с дружками, - я расквитаюсь с каждым из вас точно таким же способом! – поклялся он себе, - Тоже мне друзья называется»!
   В общем, вместо отпуска получилось сплошное, «разочарованное страдание».
   «Что получилось? - переспросил он себя. - Что, что? – Разочарованное страдание, вот что. Как-то звучит это все по еврейски. А чего удивляться – с кем поведешься! – вспомнил он Фиму, - Действительно - раньше мне не приходилось встречаться с таким оборотом речи. Значит,  не там его ждал! – Этот оборот спрятался за поворот! - Ты хоть сам понял, что сказал? И вообще, чего ты ко мне прицепился с этим оборотом?  На кой черт он мне сдался этот отпуск? – прыгали его мысли то в одну, то в другую сторону, -  Так внес, хотя бы  ясность в наших отношениях и убрал всю неопределенность своего статуса: то ли ты жених, то ли ты просто так, и совершенно свободен? Да пропади оно все пропадом и гори оно все синим пламенем»! – яростно сплюнув, решил Алексей.
    Накрутив себя «картинками» о художествах своей девушки, Алексей вечером  пошел в ресторан. Там в меру выпив, «снял»  какую-то смазливую,  и  тоже  чуть подвыпившую, девушку, с которой  провел сумасшедшую  ночь, какую  могут  провести  два совершенно изголодавшихся по любви человека.
    Возвращаясь обратно в часть, на автобусе «Кишинев – Херсон», пылая  праведным  гневом  на  весь  женский род,  он  отомстил  Галке  во второй  
раз! Отомстил прямо  в  автобусе, с  молодой  женщиной, а может быть девушкой, соседкой по креслу. Ехали ночью, затемненный автобус мягко покачивало на трассе, на поворотах чуть слышно поскрипывали тормоза, а попутчица была прехорошенькой жительницей Херсона…
    В семь утра с копейками,  автобус прибыл на конечный пункт назначения, и тут обнаружилось, что идти в часть ему совсем не хочется.
    «Ну ее на фик эту службу, еще успеется, – Даже если я буду в части в двадцать три часа пятьдесят пять минут - я буду там все еще сегодня, а значит не опоздаю», – решил  он, и,  поковырявшись  в своей  памяти, очень  быстро раскопал в ней телефон Ларисы.
     - Алло,  я  вас слушаю, - услышал  он  мягкий,  грудной,  еще  сонный  голос девушки.
    - Лариса, это я Алексей…
    - Леша, ты?! – услышал он удивленно-обрадованный голос девушки.
    - Я, - ответил Алексей, довольный  тем, что его не  забыли и даже обрадовались ему. – Лариса,  я звоню, чтобы  поздравить  тебя с Новым Годом  и  
пожелать  тебе счастья и здоровья! –  очень  бодро отрапортовал он  в  теле

фонную трубку.
   - И это все?! - спросила Лариса. – А сказать это глаза! В глаза, сказать, что слабо в гортани и коленках?
   - Почему слабо? Да хоть сейчас!
    - Ловлю на слове.
    - А что,  я еще не у тебя?! Почему так медленно?! Куда приезжать…?
    Минут через пятнадцать Алексей  уже поднимался в квартиру Ларисы. Дверь была  открыта.  На  грохот его солдатских сапог - она открылась еще шире и в ее проеме показалась счастливая мордашка Ларисы.
   - Лешка! – бросилась девушка ему на грудь. – Ты где так долго пропадал?!
   - Ну, ты же знаешь, что с  ракетной «точки» вырваться почти невозможно, кстати…! – хлопнул  он себя по лбу. - Меня же перевели  служить  под  «Голую Пристань», это гораздо ближе,  чем Новая Каховка - на катере переплыл и ты на месте! Теперь  мы сможем  видеться, если, конечно, захочешь, гораздо чаще!
   Лариса, замялась, посмотрела на него, как бы пытаясь, что-то сказать,  но