чувствует себя мой земляк? – спросил Черкасова, увольняющийся в запас, солдат из стартового расчета.
- Это который Йонас, что ли? - спросил Алексей.
- Нет, Хасан. Мы оба из Киргизии, город Фрунзе, живем там почти рядом - наши улицы идут параллельно друг другу, я даже знаю дом, в котором он живет.
- Степан, не волнуйся, – поспешил успокоить «дембеля» Алексей, - с твоим земляком все в порядке. Сделано все во время, должно обойтись без последствий, так что езжай со спокойной душой. Его подержат немного, чтобы проверить через некоторое время еще раз кровь, но это так – на всякий случай. Да, а что я стою?! Давай-ка я сбегаю за ним! - спохватился Черкасов и побежал вверх по лестнице…
Приведя Хасана к Степану, Алексей уединился с Фимой.
- Леша, мине имеет быть в запасе - полтора часа несчастных минут, - говорил сержант, - потом будут: рельсы, шпалы и платформа; будет поезд, автобус и дорога к моей любимой Бети. Вот, - протянул он Алексею листок бумажки, - мой адрес – захочешь – напишешь. Отслужишь – заезжай в гости, двери моего дома всегда открыты для тибе и твоих друзей. Будешь в увольнении - зайди и передай мой прощальный привет Розе и Двойре. Поверь мне – они неплохие женщины, но эти чертовы жизненные события и обстоятельства сделали их такими, какие они есть! Ну, давай, друг, будь здоров! - обнял сержант Алексея. - Слушай, у мине такое впечатление, что как-будто «я тебе еще не все сказал…»! – пропел он слова, из какой-то известной песни, - О! Вспомнил! Доктор, вам объявили отпуск…!
- Да ты что?! Не может быть!
- Чтоб провалиться мне на этом самом месте! Вернулся командир из госпи-
таля, из этого самого, - повел он рукой вокруг себя, - перед строем зачитал приказ об увольнении в запас военнослужащих, отслуживших свой срок, - браво выпятил он свою грудь, - и о предоставлении отпуска, с выездом на родину, гвардии младшему сержанту Черкасову! Это первый раз на моей памяти, чтобы наш командир! Наш «волчара»! объявлял кому-то отпуск! Да
еще на первом году службы! Слушай, может ты и его избавил от «птички-вавочки»?! – рассмеялся Фима. – Вот, держи, - протянул он ему аккуратный
сверток.
- Что это? – Спросил Алексей.
- Посмотришь в палате. Давай, друг, крепись…, служи. «Послушай, -
шлепнул Фима вдруг Алексея по плечу, - и почему я в тибе такой влюбленный?», - как говорил известный мне одессит. - Заметь, влюбленный и все время в тибе?! – обняв рывком своего доктора, сержант, крепко прижал его к себе, затем, оттолкнув чуть назад, еще раз внимательно осмотрел, как бы запоминая друга, развернулся и пошел прочь по коридору…
До самого вечера Черкасов не находил себе покоя: «Неужели я скоро увижу Галку, отца, маму, братьев, друзей?! И уж дома, я с ней, черт побери, наконец-то объяснюсь, все станет на свои места, и мы опять будем вместе, на этот раз навсегда…»!
Алексей чуть ли не летал по госпиталю. Была мысль пойти отпроситься у дежурного врача, и бежать на вокзал, но вспомнил, что без записи лечащего врача в карточке – его никто из госпиталя не выпустит и проездные документы ему тоже не выпишут, а в поезд или автобус без этих проездных бумажек его тоже не посадят.
«Ладно, - решил он, - подожду еще немного – ждал больше»!
Вечером после отбоя Алексей развернул пакет, оставленный Фимой. В нем оказалась бутылка хорошего коньяку и большая плитка шоколада. Показав все это добро ребятам из палаты, в ответ он увидел сожалеюще поднятые плечи, руки, показывающие на недавно прооперированные места, и виноватые взгляды: «Не можем, - мол, - извини, парень».
«Заберу в дивизион, там с кем-нибудь бахну…»….
***
….. Автобус, притормаживая, стал выворачивать к зданию, огороженному сеткой рабицей. Подъехали к границе между Украиной и Молдовой.
Украинские пограничники заставили пассажиров выйти из автобуса, для досмотра. Досматривали все: автобус, пассажиров, их вещи. На улице висел, неподвижно застыв в воздухе, раскаленный зной. Спрятаться от солнца было негде, и пассажиры, изнывая от жары, лениво отпускали гневные реплики в адрес пограничников, не оборудовавших должным образом контрольно пропускной пункт.
Наконец все формальности были решены, и автобус тронулся в дальнейший путь.
«”Придавить”, что ли, минут пятьсот на каждый глаз? – подумал Алексей. – Так сейчас будет КПП Молдовы». – И действительно, минут через восемь, они въехали на территорию этого самого Контрольно Пропускного Пункта.
В открывшуюся дверь автобуса вошел пограничник республики Молдовы,
спросил, все ли у всех в порядке и, получив утвердительный ответ, махнул водителю рукой: «Езжай, - мол, - парень, дорога, вот она - открыта перед вами».
«Раз открыта - то поехали дальше».
Усевшись поудобнее, решил попробовать уснуть, но сон опять не шел, и не захотевший отдыхать мозг, вернулся к воспоминаниям - самой неприятной их части. Углубляться в них он не пожелал. Его мозгу, его сердцу, его душе, с ее потаенными закоулками, в углах которых до сих пор прячется обида на девушку, не хотелось ворошить это больное прошлое… Не хотелось бередить душу воспоминаниями о той самой, которой он бредил ночами и каждую свободную минуту, которая так беспардонно и безжалостно бросила его и которая нет, нет, а дает знать о сбе до сих пор.
«Его! Такого красивого, симпатичного “военнослужащего” сержанта, -возмущался он, - с его отличной боевой, политической и медицинской подготовкой» и так небрежно через бедро…?! Охо-хо! – тяжело вздохнул бывший фельдшер дивизиона, чуть не заскрипев зубами. – Ладно, проехали - такова спортивная жизнь России! - заключил Алексей, прогоняя воспоминания. Ах, ах, ах! Какие мы все обидчивые! А ты сам? А что я сам? Да, конечно, совсем ничего! А на госпрактике в Чадыр-Лунге у тебя ничего ни с кем не было? А в Херсоне с Ларисой, тоже ничего, а остальные…? Или это, как бы, так и как бы, вдруг? Сэр, - как сказал бы, синьор с берегов туманного Альбиона, на французский манер, с еврейским акцентом: пардон, но это случилось так неожиданно! Я и оглянуться не успел, а она уже прыгает на мне, как какой-нибудь дон Кихот на бедном, жалком Росинанте! – изгалялся Алексей над самим собой. – А может и у нее случилось это “так же неожиданно и совершенно случайно”?! Ну…, если бы она сказала честно, то я…, может быть, и простил бы… Ага, “может быть”?! Уж ты бы простил! Такой весь из себя благородный! – возмутился он своей двуличности и коварству. – Небось, такого бы наговорил…! И все же…, она, ведь, ничего не знала о моих невольных прегрешениях! Ты хочешь сказать, что если бы знала, то… Ну да, если бы она знала, то у нее, было бы, как бы, моральное право на этот ответный ход, а так это просто …. Ну что, просто…? Да ну тебя, затренеровал ты совсем! Гусь ты лапчатый! Сам ты - гусь лапчатый! Так, а я про кого…»?!
В общем, результатом поездки в отпуск явилась: полная информированность обо всех, оказавшихся многочисленными, амурных похождениях любимой девушки, которые уже имели место быть не за такой уж продолжительный срок пребывания его в рядах Советской Армии. По этой причине новогодние праздники оказались в дрыбадан испорченными; с девушкой состоялся разговор на повышенных томах, в конце которого, она оказалась, почему-то «духовкой со спиралью», а он, этим…, как его? А, - «сам ты пентюх и дурак»! Были мамины слезы, папина мораль, сочувствием братьев.
Информировали, конечно же, «друзья», которые, как выяснилось впослед-
ствии, набросились на освободившееся и ставшее вакантным место, «аки хищные и алчущие волки на беззащитную овечку, дабы, в конце концов, пус
тить ей кровь и погубить ее несчастную!». Информировали со смаком и
даже некоторым, не очень удачно скрываемым, злорадством.
«Ладно, парни, мы вам еще попадемся, - мысленно, говорил он с дружками, - я расквитаюсь с каждым из вас точно таким же способом! – поклялся он себе, - Тоже мне друзья называется»!
В общем, вместо отпуска получилось сплошное, «разочарованное страдание».
«Что получилось? - переспросил он себя. - Что, что? – Разочарованное страдание, вот что. Как-то звучит это все по еврейски. А чего удивляться – с кем поведешься! – вспомнил он Фиму, - Действительно - раньше мне не приходилось встречаться с таким оборотом речи. Значит, не там его ждал! – Этот оборот спрятался за поворот! - Ты хоть сам понял, что сказал? И вообще, чего ты ко мне прицепился с этим оборотом? На кой черт он мне сдался этот отпуск? – прыгали его мысли то в одну, то в другую сторону, - Так внес, хотя бы ясность в наших отношениях и убрал всю неопределенность своего статуса: то ли ты жених, то ли ты просто так, и совершенно свободен? Да пропади оно все пропадом и гори оно все синим пламенем»! – яростно сплюнув, решил Алексей.
Накрутив себя «картинками» о художествах своей девушки, Алексей вечером пошел в ресторан. Там в меру выпив, «снял» какую-то смазливую, и тоже чуть подвыпившую, девушку, с которой провел сумасшедшую ночь, какую могут провести два совершенно изголодавшихся по любви человека.
Возвращаясь обратно в часть, на автобусе «Кишинев – Херсон», пылая праведным гневом на весь женский род, он отомстил Галке во второй
раз! Отомстил прямо в автобусе, с молодой женщиной, а может быть девушкой, соседкой по креслу. Ехали ночью, затемненный автобус мягко покачивало на трассе, на поворотах чуть слышно поскрипывали тормоза, а попутчица была прехорошенькой жительницей Херсона…
В семь утра с копейками, автобус прибыл на конечный пункт назначения, и тут обнаружилось, что идти в часть ему совсем не хочется.
«Ну ее на фик эту службу, еще успеется, – Даже если я буду в части в двадцать три часа пятьдесят пять минут - я буду там все еще сегодня, а значит не опоздаю», – решил он, и, поковырявшись в своей памяти, очень быстро раскопал в ней телефон Ларисы.
- Алло, я вас слушаю, - услышал он мягкий, грудной, еще сонный голос девушки.
- Лариса, это я Алексей…
- Леша, ты?! – услышал он удивленно-обрадованный голос девушки.
- Я, - ответил Алексей, довольный тем, что его не забыли и даже обрадовались ему. – Лариса, я звоню, чтобы поздравить тебя с Новым Годом и
пожелать тебе счастья и здоровья! – очень бодро отрапортовал он в теле
фонную трубку.
- И это все?! - спросила Лариса. – А сказать это глаза! В глаза, сказать, что слабо в гортани и коленках?
- Почему слабо? Да хоть сейчас!
- Ловлю на слове.
- А что, я еще не у тебя?! Почему так медленно?! Куда приезжать…?
Минут через пятнадцать Алексей уже поднимался в квартиру Ларисы. Дверь была открыта. На грохот его солдатских сапог - она открылась еще шире и в ее проеме показалась счастливая мордашка Ларисы.
- Лешка! – бросилась девушка ему на грудь. – Ты где так долго пропадал?!
- Ну, ты же знаешь, что с ракетной «точки» вырваться почти невозможно, кстати…! – хлопнул он себя по лбу. - Меня же перевели служить под «Голую Пристань», это гораздо ближе, чем Новая Каховка - на катере переплыл и ты на месте! Теперь мы сможем видеться, если, конечно, захочешь, гораздо чаще!
Лариса, замялась, посмотрела на него, как бы пытаясь, что-то сказать, но
