обидеть офицера, Алексей пошел за ними в ресторан, где «отцы командиры» покормили его вкусным ужином и даже налили граммов сто
коньяку.
- Только никому, ни-ни, - предупредил его один из старших лейтенантов.
- За что это вас решили определить на гауптвахту? – через некоторое время спросил капитан.
Алексей вкратце рассказал об обстоятельствах дела.
- М-мда, – хмыкнул офицер, стараясь скрыть возмущение поступком командира.
- Быва-ает. – нейтрально сказал второй.
- А почему меня не посадили на «губу»? – спросил Алексей, ловко орудуя вилкой. – Почему вернули?
- Так наши жены взбунтовались, - невольно хихикнул капитан, - дети болеют, лечить их некому, позвонили командиру полка, ну и вот едем обратно с
вами, - подмигнул он фельдшеру…
На следующее утро, к Алексею подошел водитель командирского газика сержант Алдоненко: - Ну что, доктор, поехали? – спросил он.
- Куда?
- Как куда? На губу, конечно. Что забыл, дружище?
- Так меня вчера сам батя отправил обратно, - растерялся Алексей.
- Плохо ты знаешь нашего командира. Он, если вцепится, то не отстанет, пока не добьется своего! У него, брат, бульдожья хватка, даром, что кликуха «волчара», а так чистый бульдог!
- А командир полка ему, что не указ?
- Устава не знаешь. Не имеет права командир полка отменять приказание командира дивизиона в отношении наказания своего подчиненного, если в этом нет ничего противозаконного и преступного.
- Черт побери! – выругался Алексей. – Поехали! – Сплюнул он. – Сейчас
только перекушу немного. А сопровождающий кто?
- Сам себя и сопроводишь, - хихикнул Алдоненко.
- Это же нарушение устава! – возмутился Алексей. – Самому себя сдавать на гауптвахту? Черт знает что!
- Вот тут ты, доктор, прав на все сто…
В Херсоне, в полку, куда он прибыл к десяти часам, повторился вчерашний день. Дежурный по части, которому он доложился о прибытии на гауптвахту, видимо уже предупрежденный кем-то, сочувственно хлопнул его по плечу: - Зря прокатился, младший сержант. Давай-ка, ноги в руки и в дивизион. Там женщины такой шум подняли, что не приведи Господи! Давай, давай, - заторопил он Алексея, - дуй отсюда - некогда мне тобой заниматься.
В десять пятнадцать он уже был свободен.
«И что делать? – размышлял он. В дивизион возвращаться не было ника-
кой охоты, во всяком случае, так вот немедленно. – Позвонить “военнослужащей” Розе? Может она захочет еще раз «поучиться» расстегивать “военнообязанные бруки”? Конечно, захочет! И Двойра, тоже будет не против!».
Переправившись в «Голую пристань», Алексей нашел телефон автомат и позвонил Розе.
- Леша это ви…? Как мне приятно слышать ваш голос! Как я хочу быть сейчас рядом з вами! Леша, ми и Двойра очень разочарованно скучаем без вам! Но мине и мою работу сегодня проверает комиссия… - …Двойра? Двора в командировке в Херсоне! Ой, Леша, извините - мине зовет начальство, позвоните, пожалуйста, позже….
- Черт побери! Последнее время - какая-то сплошная невезуха! Не то, что заняться любовью - на губу себя посадить и то не могу! – возмущался Черкасов, - Придется ехать в дивизион…
Доехав до конечной остановки в Чернянке, Алексей, выйдя из автобуса, остановился в раздумье: «Может нанести дружественный визит Галине Валерьевне? А с какой стати ты решил, что у тебя с ней просто дружеские отношения? Ну, с моей стороны - на все сто. Как-то не вдохновляет эта дама на любовные подвиги, уж больно серьезная. А вот с ее…. Мне кажется - она рассматривает «нам» как объект для разрешения проблемы устройства личной жизни…. Фу, Леха! Ты стал таким циничным после разрыва с Галкой…! Так ото ж я и кажу, шо постольку поскольку безусловно, но потому шо шож», - согласился он с собой любимой поговоркой старшины дивизиона.
Утром следующего дня он стоял у крыльца, ожидая Алдоненко, чтобы ехать с ним в Голую Пристань, потом далее в Херсон, в полк и на гауптвахту. Накануне вечером, на выходе из квартиры старшего лейтенанта технического дивизиона, где Алексей делал уколы его ребенку, он, нос к носу, столкнулся со своим командиром. Козырнув, фельдшер боком прошмыгнул мимо него и услышал мощное: - Стоять, младший сержант!
Алексей остановился.
- Вы…, почему не на гауптвахте? - тяжело бросаясь словами, как ядрами в стену осажденной крепости, спросил подполковник.
- Дежурный по части приказал мне возвращаться в дивизион.
- Завтра утром опять поедете в Херсон, все по тому же поводу, - мрачно пробасил офицер, - можете идти…
И вот Черкасов стоит и ждет. Ждет. Алдоненко нет. Он злится. Сегодня был бы третий день его «сидения» на губе, и завтра бы он уже был на свободе. А так - сплошная нервотрепка и неопределенность – опять могут отправить обратно.
«И будешь ты кататься до конца службы туда и сюда! - усмехнулся Алексей. - Ну и хрен на него! – сплюнул он на пол, - Буду кататься! Что- то ты часто стал употреблять не джентльменские выражения! Смотри, как бы тебе
не уподобиться мерзавцу Колпакову»! – в который раз предупредил он себя.
- Леха, - окликнул его кто-то сзади. Оглянулся, увидел подходящего к нему Колю Нечипуренко. Он, ставший после отъезда «стариков» старослужащим, то есть, «дедом», подходил, с каким-то бледным, странно болезненным лицом, с закушенной верхней губой; шел, как пьяный. Покачиваясь из стороны в сторону, он тяжело переставлял ноги.
- Леха, идем, перевяжешь мне пальцы, - как-то коротко и не совсем обычно, сказал он.
- Колянь, вот ключи от санчасти, - протянул Алексей солдату связку, не замечая его болезненного состояния, - попроси кого-нибудь пусть перевяжут, а я жду машину – на губу никак не доеду.
- Леш, мне на пилораме пальцы обрезало, – сказал солдат, освобождая левую руку из захвата правой, которой зажимал пальцы, чтобы сдерживать льющуюся из раны кровь и, все больше бледнея, стал валиться на землю…
- Ты что?! – вскрикнул Алексей, едва успев подхватить падающего солда-
та. – Дневальный! – во все горло закричал он. – Дневальный!
Из казармы выбежал солдат и, увидев всего в крови Нечипуренко, бросился к ним.
Расстегнув ремень, Алексей скрутил его, положил в локтевой сгиб и прижал предплечье к плечевой кости.
- Держи покрепче, - приказал он дневальному - и полез в карман за платком. Расправив его, перетянул Николаю руку на плече, закрутил импровизированный жгут рукоятью штык-ножа, позаимствованным у дневального, и, усадив солдата на сцепленные руки, как в кресло, вдвоем, понесли его в санчасть.
В кабинете, Алексей дал Ничипуренко понюхать нашатырный спирт, распорол рукав бушлата, стащил его с Николая, закатав рукав гимнастерки, наложил кровеостанавливающий жгут. Случайно бросив взгляд на дневального, увидел, что лицо солдата позеленело, лоб покрылся испариной. Алексею стало ясно, что тот сейчас грохнется в обморок. Выхватив ватку из пальцев Николая, дал понюхать ее дневальному. Подождав пока солдат очухается, отправил его из санчасти и занялся пальцами пострадавшего.
Указательный и средний пальцы висели на тонкой кожице. Алексею ничего не оставалось, как перерезать ее и перебинтовать остатки пальцев, что он и сделал, предварительно введя в плечо пострадавшему дозу обезболивающего.
- Как себя чувствуешь? – спросил фельдшер Николая, переводя последние закрепляющие витки бинта с кисти на предплечье.
- Ничего, терпимо, - отвечал солдат, - Леха…, - хотел он о чем-то спросить фельдшера, но тут дверь санчасти распахнулась, и дневальный, открывший ее, с порога закричал: Доктор! На позиции горит капитан!
- Ёоперный театр! – выругался «доктор», хватая санитарную сумку, - Коля
лежать! Дневальный, в углу носилки, хватай их и вперед, за мной!
Прибежав на позицию, благо, все происшедшее оказалось почти сразу при
входе на нее, Алексей увидел катающегося по земле офицера и воинов, пытавшихся шапками сбить с него пламя.
- Снимайте бушлаты! – прокричал фельдшер солдатам. – Подбежав к ка-питану, выхватил из рук рядового, успевшего снять ватник, и бросил его на офицера. - Еще один! – командовал он, плотно, закутывая офицера в бушлат, чтобы прекратить доступ воздуха к пламени….
Когда огонь потушили, Алексей посмотрев на потерявшего сознание, капитана, определил, что у того болевой шок. Доставая из сумки шприц-тюбик с обезболивающим средством, приказал сержанту обеспечить его бортовой машиной. Подоспел дневальный с носилками.
- Матрас из караульного помещения! - прокричал он сержанту, - Лучше – два!
Подогнали машину, загрузили в нее носилки с капитаном: - К казарме! - приказал он водителю, залезая в кузов машины. – Закройте борт!
Николай, баюкая руку, уже ждал на крыльце.
- В кабину! – крикнул ему Алексей, - А ты, гони, но помягче, - бросил он водителю…
Вернулись из города уже поздним вечером. Умывшись, пошли, с водителем ужинать. В столовой, за столом, ковырялись ложками в мисках, два связиста.
- Леха, как они? – живо поинтересовались сослуживцы.
- Состояние Коли Нечипуренко – нормальное, – усаживаясь за стол, отвечал Алексей, - потеря пальцев, конечно, расстроила его, а так, в общем-то, как будто бы и ничего. А капитан…, капитан, парни, в тяжелом состоянии… Врачи сказали - жить будет, но со службой..., со службой - не знаю. Кстати, как получилось, что он загорелся?
- Как получилось, как получилось? Так и получилось – выжигали краску из бидона. Капитану показалось, что горит слабенько – он возьми и плесни еще бензинчика из канистры, а тот тут же и вернулся, но уже горящим и на капитана. Волчара гребаный! – выругался один из связистов на командира дивизиона. – «Сегодня же, выжечь краску из всех бидонов!», - передразнил он, довольно удачно имитируя голос и манеру офицера. - Вот и выжгли! Их уже, эти бидоны, давно выбрасывать надо, а он - «выжечь»! Да еще тебя на губу отправлял. Хорошо - не успел уехать! А если б успел?! Считай, - два, трупа в дивизионе было бы! Как пить было бы – пацаны-то совсем растерялись!
- Тише ты, - цыкнул на него второй связист, увидев входящего в зал дежурного офицера.
- Ну что, Черкасов, как там наши? – спросил, подошедший к ним, старший лейтенант.
- Да вот, как раз рассказываю ребятам…
Когда офицер, удовлетворив свое любопытство, отошел, один из связистов сообщил Алексею, что командир полка, которому подполковник доложил о чрезвычайном происшествии, так «отчехвостил» его, что у того теперь, наверняка и надолго, отбило охоту трогать медицинскую службу.
- …ох, и дал он ему прикурить! Чего он только ему не наговорил: «Безмозглыйый идиот!», - было самым мягким словом, в его «хвалебной» речи, которой он «воспевал» подполковника! – «А если бы фельдшер успел уехать, мать, твою так перетак …?! В общем, судя по всему, он должен оставить тебя в покое... А наш…, наш волчара, - давился смехом связист - в ответ, лишь мычит и блеет: «Виноват, товарищ гвардии полковник… Я об этом не подумал, товарищ гвардии полковник…!». Поделом ему, пусть почувствует себя в нашей шкуре…!
На следующее утро Алексей, выполняя приказание командира по продолжению борьбы с крысиным воинством, посетив своих больных, был опять в Санэпидстанции.
- …заложили вы в норы отраву,
