ГВАРДИИ МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ

обидеть офицера, Алексей пошел за ними в ресторан, где  «отцы командиры» покормили его вкусным ужином и даже налили  граммов сто
коньяку.
    - Только никому,  ни-ни, - предупредил его один из старших лейтенантов.
    - За что это вас решили определить на гауптвахту? – через некоторое время  спросил капитан.
   Алексей вкратце рассказал об обстоятельствах дела.
    - М-мда, – хмыкнул офицер, стараясь скрыть возмущение поступком командира.
   - Быва-ает. – нейтрально сказал второй.
   - А почему меня не посадили на «губу»? – спросил Алексей, ловко орудуя вилкой. – Почему вернули?
  - Так наши жены взбунтовались, - невольно хихикнул  капитан, - дети болеют, лечить их некому, позвонили командиру полка, ну и вот едем обратно с
вами, - подмигнул он фельдшеру…
     На следующее утро, к Алексею подошел водитель командирского газика сержант Алдоненко: - Ну что, доктор, поехали? – спросил он.
    - Куда?
    - Как куда? На губу, конечно.  Что забыл, дружище?
    - Так меня вчера сам батя отправил обратно, - растерялся Алексей.
    - Плохо ты знаешь нашего командира. Он, если вцепится, то не отстанет,  пока не добьется своего! У него, брат, бульдожья хватка, даром, что кликуха «волчара», а так чистый бульдог!
   - А командир полка ему, что не указ?
   - Устава не знаешь. Не имеет права командир полка отменять приказание командира дивизиона в отношении наказания своего подчиненного, если в этом нет ничего противозаконного и преступного.
   - Черт побери! – выругался Алексей. – Поехали! – Сплюнул он. –  Сейчас
только перекушу немного. А сопровождающий кто?
   - Сам себя и сопроводишь, - хихикнул Алдоненко.
   - Это же нарушение устава! – возмутился Алексей. – Самому себя сдавать на гауптвахту?  Черт знает что!
   - Вот тут ты, доктор,  прав на все сто…
   В Херсоне, в полку, куда он прибыл к десяти часам, повторился вчерашний день. Дежурный по части, которому он доложился о прибытии на гауптвахту, видимо уже предупрежденный кем-то, сочувственно хлопнул его по плечу: - Зря прокатился, младший сержант.  Давай-ка, ноги в руки и в дивизион. Там женщины такой шум подняли,  что не  приведи Господи!  Давай,  давай, - заторопил  он Алексея, - дуй отсюда - некогда мне  тобой заниматься.
    В десять пятнадцать он уже был свободен.
    «И что делать? – размышлял он. В дивизион возвращаться не было ника-
кой охоты, во всяком случае, так вот немедленно. – Позвонить “военнослужащей”  Розе?  Может  она захочет еще раз «поучиться»  расстегивать “военнообязанные  бруки”?  Конечно, захочет!  И Двойра, тоже будет не против!».
   Переправившись в «Голую пристань», Алексей нашел телефон автомат и позвонил Розе.
   - Леша это ви…?  Как мне приятно слышать ваш голос!  Как  я  хочу  быть сейчас  рядом з вами!  Леша, ми и Двойра очень разочарованно скучаем без вам! Но мине и мою работу сегодня проверает комиссия…  - …Двойра?  Двора  в  командировке в Херсоне!  Ой, Леша, извините - мине зовет начальство, позвоните, пожалуйста, позже….
    - Черт побери!  Последнее  время - какая-то  сплошная  невезуха!  Не то, что заняться любовью - на губу себя  посадить и то не могу! – возмущался Черкасов, -  Придется ехать в дивизион…
     Доехав  до конечной  остановки  в Чернянке,  Алексей,  выйдя  из  автобуса,  остановился в раздумье: «Может нанести дружественный визит Галине Валерьевне?  А с какой стати ты решил, что у тебя с ней просто дружеские отношения? Ну, с моей стороны - на все сто. Как-то не вдохновляет эта дама на любовные подвиги, уж больно серьезная. А вот с ее….  Мне кажется - она рассматривает «нам» как объект для разрешения проблемы  устройства  личной  жизни…. Фу, Леха! Ты  стал таким циничным после разрыва с Галкой…!  Так ото ж я и кажу, шо постольку поскольку безусловно, но потому шо шож», - согласился он с собой любимой поговоркой старшины дивизиона.
    Утром следующего дня он стоял у крыльца, ожидая Алдоненко, чтобы ехать с ним в Голую Пристань, потом далее в Херсон, в полк и на гауптвахту. Накануне вечером, на выходе из квартиры старшего лейтенанта технического дивизиона, где Алексей  делал уколы его ребенку, он,  нос к носу, столкнулся со своим  командиром.  Козырнув, фельдшер боком прошмыгнул мимо него и услышал мощное: - Стоять,  младший сержант!
    Алексей остановился.
    - Вы…, почему не на гауптвахте? - тяжело бросаясь словами, как ядрами в стену осажденной  крепости, спросил подполковник.
  - Дежурный по части приказал мне возвращаться в дивизион.
  - Завтра  утром  опять поедете  в Херсон, все по тому же поводу, - мрачно пробасил офицер, - можете идти…
   И вот Черкасов стоит и ждет. Ждет. Алдоненко нет. Он злится. Сегодня был бы  третий  день его «сидения» на губе, и завтра  бы  он  уже  был на свободе. А так - сплошная нервотрепка и неопределенность – опять могут отправить обратно.
     «И будешь ты кататься до конца службы туда и сюда! - усмехнулся Алексей. - Ну и хрен на него! – сплюнул он на пол, - Буду кататься! Что- то ты часто стал употреблять не джентльменские выражения! Смотри, как бы тебе

не уподобиться мерзавцу Колпакову»! – в который раз предупредил он себя.
    - Леха, - окликнул его кто-то сзади. Оглянулся,  увидел подходящего к нему Колю Нечипуренко. Он, ставший после отъезда «стариков»  старослужащим, то есть, «дедом»,  подходил,  с каким-то бледным, странно болезненным лицом, с закушенной верхней губой; шел, как пьяный.  Покачиваясь из стороны в сторону, он тяжело переставлял ноги.
    - Леха,  идем, перевяжешь мне пальцы, - как-то коротко и не совсем обычно,  сказал он.
    - Колянь, вот  ключи  от  санчасти, - протянул Алексей солдату связку, не замечая его болезненного состояния, - попроси кого-нибудь пусть перевяжут, а я жду машину – на губу никак не доеду.
    - Леш, мне  на  пилораме  пальцы  обрезало, – сказал  солдат,  освобождая  левую руку из захвата правой, которой зажимал пальцы, чтобы сдерживать льющуюся из раны кровь и, все больше  бледнея, стал валиться на землю…
    - Ты что?! – вскрикнул Алексей, едва успев подхватить падающего  солда-
та. – Дневальный! – во все горло закричал он. – Дневальный!
    Из казармы выбежал солдат и, увидев всего в крови Нечипуренко, бросился к ним.
   Расстегнув ремень, Алексей скрутил его, положил в локтевой сгиб и прижал предплечье к плечевой кости.
   - Держи покрепче, - приказал он дневальному - и полез в карман за платком. Расправив его, перетянул Николаю руку на плече, закрутил импровизированный жгут рукоятью штык-ножа, позаимствованным у дневального, и,  усадив солдата на сцепленные руки, как в кресло, вдвоем, понесли  его в санчасть.
     В кабинете, Алексей дал Ничипуренко понюхать нашатырный спирт, распорол рукав бушлата, стащил его с Николая,  закатав рукав гимнастерки, наложил кровеостанавливающий жгут.  Случайно бросив взгляд  на дневального, увидел, что лицо солдата  позеленело,  лоб покрылся испариной.  Алексею стало ясно, что тот сейчас грохнется в обморок.  Выхватив ватку из пальцев Николая, дал понюхать ее дневальному. Подождав  пока солдат  очухается, отправил его из  санчасти и занялся пальцами пострадавшего.
   Указательный и средний  пальцы висели на тонкой кожице. Алексею ничего не оставалось, как перерезать ее и перебинтовать остатки пальцев, что он и сделал, предварительно введя в плечо пострадавшему дозу обезболивающего.
    - Как  себя чувствуешь? – спросил фельдшер Николая, переводя последние  закрепляющие витки бинта с кисти на предплечье.
   - Ничего, терпимо, - отвечал солдат, -  Леха…, - хотел он о чем-то спросить фельдшера, но тут дверь санчасти распахнулась, и дневальный, открывший ее,  с порога закричал:  Доктор! На позиции горит капитан!
   - Ёоперный  театр! – выругался «доктор», хватая санитарную сумку, - Коля
лежать! Дневальный, в углу носилки, хватай их и вперед, за мной!
   Прибежав на позицию, благо, все происшедшее оказалось почти сразу при
входе на нее, Алексей увидел катающегося по земле офицера и воинов, пытавшихся шапками сбить с него пламя.
   - Снимайте  бушлаты! – прокричал  фельдшер  солдатам. – Подбежав к  ка-питану, выхватил  из  рук  рядового, успевшего снять  ватник,  и  бросил его на офицера. - Еще один! – командовал он, плотно, закутывая офицера в бушлат, чтобы прекратить доступ воздуха к пламени….
    Когда огонь потушили, Алексей посмотрев на потерявшего сознание, капитана, определил, что у того болевой шок.  Доставая из сумки шприц-тюбик  с обезболивающим средством, приказал сержанту обеспечить его бортовой машиной. Подоспел дневальный с носилками.
    - Матрас из караульного помещения!  - прокричал он сержанту, - Лучше – два!
    Подогнали машину, загрузили в нее носилки с капитаном: - К казарме! - приказал он водителю, залезая в кузов машины. – Закройте борт!
   Николай, баюкая руку, уже ждал на крыльце.
   - В кабину! – крикнул  ему Алексей, - А ты, гони, но помягче, - бросил  он водителю…
    Вернулись из  города  уже  поздним  вечером. Умывшись, пошли, с водителем ужинать. В столовой, за столом, ковырялись ложками в мисках,  два связиста.
   - Леха, как они? – живо поинтересовались сослуживцы.
   - Состояние Коли Нечипуренко – нормальное, –  усаживаясь за стол, отвечал Алексей, - потеря пальцев, конечно, расстроила его, а так,  в общем-то, как будто бы и ничего. А капитан…, капитан, парни, в тяжелом состоянии… Врачи сказали - жить будет, но со службой..., со службой - не знаю.  Кстати, как получилось, что он загорелся?
    - Как получилось, как получилось? Так и получилось – выжигали краску из бидона.  Капитану показалось, что горит слабенько – он  возьми и плесни еще  бензинчика из канистры, а тот тут же и вернулся,  но уже горящим и на капитана. Волчара  гребаный! – выругался один из связистов на командира дивизиона. – «Сегодня же, выжечь краску из  всех бидонов!», - передразнил он, довольно удачно имитируя  голос и манеру офицера. - Вот и выжгли! Их уже, эти бидоны, давно выбрасывать надо, а он  - «выжечь»!  Да  еще  тебя  на  губу  отправлял.  Хорошо - не успел уехать! А если б успел?! Считай, - два, трупа в  дивизионе было бы! Как пить было бы – пацаны-то совсем растерялись!
    - Тише ты, - цыкнул на него второй связист,  увидев входящего в зал дежурного офицера.
     - Ну что, Черкасов, как там наши? – спросил, подошедший к ним, старший лейтенант.
   - Да вот, как раз рассказываю ребятам…
    Когда офицер, удовлетворив свое любопытство, отошел, один из связистов сообщил Алексею,  что  командир  полка, которому подполковник  доложил  о чрезвычайном происшествии, так «отчехвостил»  его, что у того теперь, наверняка и надолго,  отбило  охоту  трогать медицинскую службу.
    - …ох, и дал он ему прикурить! Чего он только ему не наговорил: «Безмозглыйый  идиот!», - было самым мягким словом, в его «хвалебной» речи, которой он «воспевал» подполковника! – «А если бы фельдшер успел уехать, мать, твою так перетак …?!  В общем, судя  по всему, он должен  оставить тебя в покое... А наш…, наш волчара, - давился смехом связист - в ответ, лишь мычит и блеет: «Виноват, товарищ гвардии полковник… Я об этом не подумал, товарищ гвардии полковник…!».  Поделом ему, пусть почувствует себя в нашей шкуре…!
    На следующее утро Алексей, выполняя приказание командира по продолжению борьбы с крысиным воинством,  посетив своих больных, был опять в Санэпидстанции.
     - …заложили вы в норы отраву,