ГВАРДИИ МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ

теперь все растерямши, расстроимши,  распереживамши, вдруг он насовсем потерямши! И вспомнить, где это случимши… тоже никак ни…
    - Никак не получимши, - продолжил за него Алексей, - А вы не ошибшись? Неужели вы наклонимши, а нож  вот так вот, сразу и выпамши? –  начал поддразнивать он солдата. Дневальный энергично закивал головой.  
    - А я знаю, что с ним случимши. Знаю, как он упамши  и куда  завалимши.  Ой! А что это там у вас за тумбочкой стоит к стеночке привалимши? Это, случайно, не штык-нож там к ней притулимши?  И как же это он туда зава-
лимши?
   Солдат, наклонившись, поднял нож,  вложил его в ножны. – Спасибо, товарищ гвардии сержант, - сказал он, виновато опустив глаза. – Мы бы вас очень попросимши, чтобы вы никому об этом не обмолвимши –  мы  это, больше, ну, никогда у нас это больше не повторимши.
   - Хорошо, но это первый и последний раз, понял? Ладно, все - ты его не терял, а я его не видел, - добродушно подмигнул  он  солдату и  весело зашагал  в  кубрик  к кровати.
   Утром за завтраком, в столовой,  Вениамин, возмущенно рассказал Алексею, что солдат, каким-то образом, нашел нож, и теперь ни в какую не признается, что он у него куда-то пропадал.  Дескать, «и не терямши мы его вовсе, он, как повисши  в ножнах на ремне, так и висит, никуда его не покидавши». Ну да ладно, хрен с ним, все равно я ему вставил и объяснил,  чем это может кончиться...  Да,  кстати, как у тебя  сложилось с Людмилой?
   - Все было хоккей.  «Мед и сладость в подвале счастья»  все оказались там, где ты и говорил, и нашел я их довольно быстро.  
   - Да ну? – не поверил Вениамин.
   - А что “ну”? Ты говоришь так, как будто бы она больше никому никогда этого не позволяла. Но мне от души жалко мужа этой симпатичной шлюшки...
   - А чего это ты так?! – возмущенно вскинулся Вениамин. -  Сбросывся,
стало трошки полёгше и ты сразу став добродитильным?  - говорил он, мешая украинские и русские слова. – Ты дывы,  якы мы уси правильни…! А ты знаешь, шо вин пье як последний алкоголик, а як напьеться то к`идается на нее, как бешеная собака и с ножом и с косой! Избивает и ее, и детей! Как тебе такое?!  
   - Да ты что?! – изумился Алексей.
   -  Мисяцами ни бувае дома, как тоби такэ?! Дэсь с чужими жинк`ами  шушорится!
   - Да, - задумчиво произнес Алексей, - я могу понять и это, но зачем же крутить сразу с двумя?
   - З ким это, з двома?! – запальчиво спросил Вениамин.
   - Сашк`о какой-то. Она сама говорила, что он пошустрее меня.
   - Ото, за свою шустрость ему и дал`ы от ворот поворот. Було одно свиданья и то такэ - без усяких последствий. А ты! Э-эх! – безнадежно махнул он рукой. – На хрена я тебя с ней познакомил?! Така гарна жин`очка!
   - Веня, извини! – умоляюще приложил руки к груди  Черкасов. – Прости, Бога ради! Я ж не знал!
   - Не знаешь, а чего тада так плохо судишь о чоловике! – зло, дернув пле -
чом, отвернулся Вениамин.
   - Веня! Понимаешь, меня самого кинули через бедро, и я…, я, наверное,  поэтому, так и повел себя по отношению  к ней. Ну, пойми, я же не знал, что у нее все так плохо!
     - Да ну тебя! – отмахнулся Вениамин…
     На следующую ночь, все опять было здорово.  Людмила была еще ласковее и ненасытнее. Она страстно и взахлеб целовала солдата;  жарко  обнимая его,  шептала в ухо слова любви;  потом вдруг расплакавшись, ничком бросилась на землю, сотрясаясь в рыданиях.  Алексею пришлось долго успокаивать ее, но она, так же неожиданно остановилась, и со всей силой охватившего, отчего-то ее,  отчаяния, бросилась в его объятия.  Алексей, был ошарашен таким напором и такой неожиданной, как будто последний раз в жизни, страстью. Что-то было здесь не так, но думать и обсуждать это, было, как-то, не ко времени, и он, отвечая на ее ласки, тоже показал себя  нежным, внима-
тельным и опытным любовником.
    Расстались тяжело:  - Я больше не приду, - тяжело прошептала Людмила, после того, как все случилось. - Спасибо тебе за ласку, спасибо за любовь, и прощай, - сказала она, последний раз, внимательно, как бы запоминая, посмотрела на Алексея; затем осторожно прижалась к его груди, так же осторожно отстранилась, медленно повернулась кругом, и вдруг,  опрометью, громко стуча каблуками по деревянному настилу моста, бросилась прочь…
   «…может  так  и к лучшему? – думал  Алексей, сидя  в  кабинете. – Уж  
больно это, как-то все, неожиданно и трагично… Ей нужно, что-нибудь постоянное и основательное, достойное ее. А я, что?  Я скоро уезжаю и  мне это совершенно не нужно. Зачем морочить женщине голову. Приучишь, а потом ей будет еще тяжелее.  Так что нечего дергать женщину за ее  больные струны и ронять ей в душу надежду на что-то большее... Да, пожалуй,  так  будет лучше….  И, потом…, потом,  она не умеет делать того, что так здорово делают Роза и Двойра», -  криво усмехнувшись, сделал он  для себя неожиданный вывод.  Вот взял бы и научил! Фу, какой ты стал циничный и развратный!  Таковым  меня сделали наши «верные»  девушки»! - разозлился  вдруг он .
   На второй день приезда на свое постоянное место службы, оба подразделения части собрали в «Красном уголке» технического дивизиона.
   Во главе стола сидел майор особого отдела полка,  его стального цвета, ничего не выражающие глаза и зловещий шрам, тянущийся от угла  рта к подбородку, невольно рисовал в голове картину рукопашного боя, в котором ему порвали рот.  Картина, надо сказать,  получилась довольно зловещая. Рядом с ним восседал  незнакомый мужчина, одетый в гражданский, хорошо облегающий  мощные плечи костюм. По другую сторону особиста сидели командиры огневого и технического дивизионов.
   Рассевшись на табуретки, солдаты с интересом рассматривали незнакомого мужчину и гадали - кто он и чем вызван не запланированный сбор.
   - Сейчас, - поднявшись на ноги,  загрохотал голосом, как ветер надорванной  жестью на крыше старого дома,  командир огневого дивизиона Колпаков, - товарищ из контрразведки, продемонстрирует нам наше «рьяное»,  -  усмехнулся он, - и «бдительное» отношение к службе и хранению военной и государственной тайны.
   Поднялся человек в гражданском. Ни слова не говоря, он что-то вставил в небольшой аппарат, установленный на столе, попросил выключить свет и на  белом экране, вывешенном на стене, появился весь, как на ладони, их огневой  дивизион, со всеми установками, ракетами на них, радарами, и всеми прочими, военными прибамбасами, что были на позиции.
   - «У-у! – раздался возмущенный ропот личного состава дивизионов. – Ни хрена себе»! «Это кто же так ловко смог снять дивизион»?!
   Снимали сверху. Алексей вспомнил, что слева, от позиции, за  бруствером, вдоль дороги на село, стояли  десятка два, высоких, толстых  деревьев акации: «Наверняка, снимали  с одного из них», -  подумал он.
   Снимали тщательно, не пропуская ни одной мелочи. На экране бесшумно сновали солдаты, сержанты, офицеры…: « О, Господи! А это что такое»?  – увидел он свою собственную физиономию…
   Весело помахав, кому-то рукой, он вдруг, обо что-то зацепился и, комично полетев вперед,  растянулся  во весь свой рост.
   - А это, - тут же громко и популярно объяснил  всем присутствующим в зале и персонально ему, Черкасову,  командир, - наш фельдшер! Фельдшер изволят гулять, так иху мать! - иронизировал он, - Его, понимашь  ли, снимают шпионы,  а он,  «глядь такая», летит кувырком на ровном месте, позоря всю нашу Советскую Армию! Это о чем  же подумают в том гребаном Пентагоне, посмотрев на такого солдата?! Растянулся, как корова! Ему, пое…, - не успев закончить, он вдруг  замолчал, увидев, на экране себя!
    Стоя  во весь свой, действительно гвардейский  рост,  он  скупо, но весьма
энергично водил кулаком  перед самым носом, стоящего перед ним навытяжку  сержанта  и что-то «доходчиво» объяснял  ему при  помощи отборного  и очень круто замешанного мата, который без труда читался на его губах. Кто-то, из сидящих, в зале хихикнул, кто-то прыснул в кулак.
   - Ничего смешного нет, - проскрипел особист полка, включая свет, - эту пленку, - скупо бросал слова контрразведчик, - отобрали у шпиона, при переходе  государственной границы с сопредельной страной в прибалтике.  Как вам это?!  - мрачно оглядел он всех присутствующих. - И ты, подполковник!  - сделал  он  небольшую  паузу, сурово посмотрев на командира, отчего тот съежился и стал похож на провинившегося мальчишку,  -  Прежде  чем дрю-
чить почем зря своих подчиненных, сам должен был обеспечить надежную охрану дивизиона, впрочем,  об этом мы с тобой и командиром технического
звена полка поговорим отдельно. Личный состав обеих дивизионов призываю к вниманию и бдительности! Бдительность, бдительность и еще раз бдительность!  Как видите слова: «Враг не дремлет!» - не пустой звук.  Смотрите за каждым проходящим мимо человеком, в том числе и женщинами, как они ведут себя, как смотрят в сторону дивизиона, не кажется ли вам подозрительным их поведение… - Особист, мрачно оглядел личный состав: - Все. Еще раз – бдительность и внимание. Свободны, - скомандовал он…
    Солдаты, поднимаясь на ноги, задвигали табуретками, затопали сапогами, двигаясь на выход: «Вот это да! Лихой парень!» - восхищался кто-то дерзостью шпиона. «Да уж, что лихой, то лихой!» - согласился кто-то с ним. «А чего лихого-то?  - возразил им кто-то, - У нас что, снаружи есть охранение, какое?  Подошел вечером, а то и днем, взобрался на дерево и снимай себе, что надо. Надо пару - тройку потаенных мест по брустверу оборудовать, а так и
дурак снять на пленку может»!
    «А ведь и правда, - согласился с рассуждающим Алексей, - надо, что-то оборудовать, чтобы наблюдать за тем, что творится за дивизионом».
    «По военному это называется, оборудовать позицию по периметру обваловки, парой-тройкой  секретов, - подсказали папины гены, - твою погранзаставу и следовую полосу! Я бы этого вашего подполковника Колпакова  в три шеи гнал бы из армии! Никакого соображения!  Да и особисты  поздновато «захрюкали», спохватились  лишь, когда шпиона поймали! А раньше где соображалка была? По лесу гуляла?  Бордельеро  какое-то ».  
   «Да, пап`а, - охотно согласился  с ним Алексей, - настоящее бордельеро»…

  ***
    Тут Алексей, почувствовал, что Морфей и Гипнос, нашли, наконец,  для него время и, заставив  его, с риском вывихнуть нижнюю челюсть, отчаянно зевать и клевать носом, настойчиво склоняли его ко сну. Устроившись поудобнее в кресле, он смежил веки, и, решив не сопротивляться  Богам  отдохновения, отдался в  их власть и заснул себе в сласть.
 Проснулся  от неожиданного толчка в бок: «А, - вскрикнул он, отчаянно стараясь разодрать накрепко слипшиеся веки.
   - Еще одна украинская таможня, - сказала жена.
    Автобус, из-за особенностей пролегания границы,  и рельефа местности, дважды пересекал украинскую и молдавскую границу, а второй раз, перед молдавской,  еще и приднестровскую.
   Всех попросили выйти из автобуса и приготовить вещи к досмотру.
   Вышли. Ни крыши над головой, ни деревца, в тени которого можно было бы спрятаться от жарких палящих лучей солнца, вообще ничего такого, что давало хотя бы маломальскую тень. Через пятнадцать минут стояния под безжалостно палящим светилом, жене стало плохо.
   - Ребята, - обратился к пограничникам Алексей, - жене плохо, дайте, пожалуйста, стакан воды.
   - Возьми там, - кивнул на открытую дверь один из пограничников.
   Алексей вошел в комнату, в ней