Зря ты, ну выбросилась дурочка, чего людей-то гонять?
Анна Сергеевна долго смотрела на него, а потом сказала: «Сволочь ты. Выполняй приказ, быстро, я сказала!».
6
Германия, пригород Мюнхена, суббота
– Пап, а ты надолго? – Аня поймала Андре у двери, он уже собирался выходить.
– Не знаю, не думаю, что на весь день, – ответил он. – А что ты задумала?
– Да так, – Аня замялась, стреляя в него глазами из-под чуть опущенных век, трепетно подергивая ресницами. Удивительно, как она изменилась за последний месяц, взрослея прямо на глазах.
– Мы решили с Марией-Луизой пойти вечером на спектакль, но там можно только с разрешения родителей, ты пойдешь? А то меня не пустят.
– А что за пьеса?
– Современная, там какой-то код вместо названия, мы с Марией-Луизой пока его не разгадали. Я почитала, там не будет секса, так пару раз кто-то голый по сцене побегает… Видишь я подготовилась, не так, как в прошлый раз, я критику почитала, отзывы. Там вполне пристойно.
– Да уж, прошлый ваш выбор был так себе, – усмехнулся Андре, вспомнив спектакль, на который его потащила Аня и Амалия, купившись на яркую афишу и хвалебные статьи, а на деле оказалась замаскированная порнография. Аня первая попросила уйти, ей было и смешно и тошно смотреть на актеров, демонстративно выставлявших свои причиндалы зрителю, под громкие, усиленные звуковой аппаратурой стоны. Смысла в спектакле особо не было, да и секс был заурядный, без художественной эстетики эротики.
– Пойдем? – с надеждой спросила Аня.
– Пойдем, если буду задерживаться, то мы с Тоби подъедем прямо к театру. Амалия же Тоби тоже позвала?
– Конечно, она не должна одна ходить, так она сказала, – Аня заморгала, завораживая его взмахами пышных ресниц, определенно, она их накрасила, да и губы подвела.
Андре засмеялся и щелкнул ее по носу. Аня возмутилась, но ненадолго, звонко поцеловав его в щеку.
¬ – Я буду ждать, не задерживайся, хорошо? – пропела она, в новой школе они с Марией-Луизой решили заняться вокалом, теперь она дома часто пела, доставая этим Андре и Амалию.
– Я постараюсь, – вздохнул он.
– Да ладно, найдешь ты этих грабителей! – уверенно сказала Аня.
– Грабителей? ¬ Удивился он.
– Ну да, Тоби сказал Амалии, что вы занимаетесь кражей. Ага, он соврал, да? Да? – запрыгала на месте Аня.
– Лучше бы это была кража, – ответил Андре. – Не говори Амалии, а то она станет допрашивать Тоби.
– Конечно же, я не скажу, я же не дурочка, – пропела Аня, вальсируя на месте, приподнимая полы пижамы, словно это было бальное платье.
– Ты иди переодевайся, а то весь день в пижаме ходишь, – заметил он.
– Вот ты уйдешь, я и переоденусь, – пропела Аня. – Пока-пока!
– Пока, – ответил он ей по-русски и вышел из квартиры. Стоя у закрытой двери, он старался сразу же не переключаться на работу, сохраняя перед собой образ Ани, маленькой прелестницы, невинно строящей ему глазки. Но действительность насильно вторглась в его сознание, он стал думать о деле. Спустившись вниз, он уже проработал в голове план допроса, нет, это не мог быть допрос, он хотел поговорить с родителями бедных девочек. Сердце больно кольнуло, но быстро успокоилось, он принял большую дозу лекарства, еще вчера согласовав ее со своим лечащим врачом.
– Привет, – Тоби махнул Андре, он стоял у машины и курил.
– Привет, ты опять куришь? – спросил Андре, пожимая его руку.
– Да, опять, – кивнул Тоби. – Я вот все думаю, какой надо быть тварью, чтобы довести ребенка до самоубийства? Вот что это за люди? Они хуже нацистов!
– Не надо об этом думать, мы должны смотреть на все беспристрастно, а то не сможем закончить дело, – сказал Андре. – А так да, ты прав –¬ это не люди.
¬ – А я не могу смотреть беспристрастно, – ледяным голосом сказал Тоби. – Я всю ночь не спал, думал. Честное слово Андре, если я найду этого урода, я его убью, пусть меня посадят.
Тоби сказал это так спокойно и уверенно, что Андре побледнел, с силой сжал его плечо, заставив посмотреть в глаза.
¬– Если я еще раз это от тебя услышу и почувствую, что ты об этом думаешь, я тебя отстраню от дела.
– Можешь меня за это возненавидеть, но я буду прав, – твердо сказал Андре.
– Я знаю, ты будешь прав, – его глаза смотрели с глубоким отчаяньем. – Вот только кому, нужна эта правда?
– Так, Тоби. Соберись, – Андре тряхнул его за плечи. ¬– Если ты не готов, я один буду говорить с родителями жертв, а ты подождешь меня в машине. Нечего их пугать своей рожей, понял?
– Все нормально, я успокоюсь, – Тоби докурил и пошел к урне возле подъезда.
Вернулся он уже с другим выражением лица, спокойным, глаза смотрели вежливо, но не было в них его обычного дружелюбия. Тоби сел за руль, Андре тоже сел в машину. До апарт-отеля они ехали молча. Андре не хотелось дергать его, он следил за ходом своих мыслей, трудно было выстроить верный план расследования. Определенно, девочки не могли без внешнего воздействия решиться на такой поступок – это было главное и определяющее положение. Он не даст делу закрыться, как суицид, без возбуждении дела о склонению к суициду.
В апарт-отеле их уже ждали, им разрешили поговорить в столовой, завтрак закончился полчаса назад, и гости отеля небольшими группками уходили на прогулку. Андре и Тоби сели за небольшой стол, девушки-официантки еще убирали со столов тарелки, наводя порядок.
Вскоре они остались одни. Тоби встал и прошелся по столовой, разглядывая картины и фотографии на стенах. Сюжеты были просты: охота древних баварцев, праздники урожая, заливные луга с толстыми коровами. В столовую вошли две женщины и мужчина. Тоби узнал их, это была мать девочки со станции, девочку звали Ксения, а мужчина с женщиной были родителями второй девочки, причем мужчина был ее отчимом. Девочку звали Марией, они были чем-то похожи с Ксенией, не внешне, Тоби вспоминал выражения их лица на фотографиях, которые ему передали родители.
Андре встал и подошел к вошедшим. Он коротко представился, сказав, что они имеют право не отвечать на их вопросы до приезда сотрудника посольства.
– Ничего, нам нечего скрывать, – медленно, с некоторой оттяжкой, ответила мать Ксении. ¬ Я буду переводить, все же не зря я пять лет училась в инязе.
Они сели за стол, Андре сел напротив них, ничего не выкладывая на стол, это будет беседа, без составления протоколов и других бумаг. Тоби сел рядом, быстро поздоровавшись с ними. Они узнали его, грустно кивнув.
¬– Давайте, мы для начала представимся, – начала беседу мать Ксении. – Меня зовут Ларисой, я мать Ксении Приваловой. А это мама Маши Рогачевой, ее зовут Оксана, и ее муж Роман, он неродной отец Маши, но я знаю, что он старался им стать. Не буду скрывать, мы знаем друг друга очень давно, я училась с Оксаной в одном вузе, Оксанка пошла на другую специальность, она по славянским языкам, а я… Вместе заканчивали, вместе жили. Смешно, родили почти одновременно, сейчас об этом подумала, и смешно стало. Все вместе, все… все потеряли.
Лариса затряслась от начавшегося плача, но резко, словно по команде, остановилась, замерев, как статуя. Глаза ее блуждали по столу, она смотрела на руки Андре, Тоби, боясь поднять голову и посмотреть им в глаза.
– Задавайте ваши вопросы, – сказала Лариса.
Тоби замешкался, но начал первый, в горле сильно першило, от этого голос был не его.
– Вы знали о том, что у девочек есть шрамы? У Ксении на левой руке, а Марии на ягодице? Вы знаете, что значит этот символ?
– Да, я знала, и Оксана тоже узнала недавно, – медленно ответила Лариса. – Ксюша долго скрывала, но я увидела этот шрам у нее в прошлом месяце, он сильно гноился, я застала ее в ванной, когда раньше пришла с работы. Я не знаю, что это значит, но я так испугалась, что потащила ее к психологу, мне посоветовала его школьный психолог. Я рассказала об этом Оксане, она увидела такой же шрам у Маши.
Оксана что-то быстро стала говорить по-русски, ее муж гладил ее по спине, но Оксана все усиливала темп речи, пока не зарыдала.
¬– Я не буду все переводить, ¬ сказала Лариса. – Оксана добавила, что Маша очень испугалась, когда она зашла к ней в ванную, когда Маша мылась. Маша пыталась убедить Оксану, что это ничего не значит, но у Ксюши был такой же шрам, который она сделала сама, я выбила это признание из дочери!
Лариса подняла голову и посмотрела в глаза Тоби, а потом Андре, взгляд ее был жесткий и требовательный.
– Я выбила из нее признание. Она мне сказала, что они просто играют, что это просто игра. Я отвела ее в этот кризисный центр, не знаю, как он называется в Германии, там работают с трудными подростками, есть психологи, психотерапевты. Мы отправились к психотерапевту, которого нам посоветовала школьный психолог. Она провела шесть сеансов, я не была там, просто сдавала дочь и уезжала на работу. Там с ней работали весь день, а я покупала все эти таблетки, что нам выписывали. Оксана тоже отвела Машу к ней, нам казалось, что девочки успокоились, они стали послушнее. Мы решили, что надо уехать на несколько недель в Баварию, мы каждое лето приезжаем сюда, девочкам здесь всегда нравилось. Теперь я понимаю, что не стоило этого делать.
– Вы можете дать информацию об этом психотерапевте? – спросил Андре.
– Да, конечно, но это разве имеет значение? – удивилась Лариса.
– Не знаю, мы запросим у наших российских коллег характеристику, все имеет значение, – ответил Андре. – У вас в сумочке был транквилизатор, вы купили его здесь. Кто вам выписал рецепт?
– А, вы про эти таблетки, ¬– Лариса порылась в сумочке и кинула на стол пустую пачку.¬ Я их выпила уже все, ничего не чувствую. Мы здесь сходили на прием к психотерапевту, нам посоветовала наш доктор, чтобы не терять частоту сеансов. И Ксюша, и Маша ходили к нему, он и выписал нам эти таблетки, сказал, что это хорошее средство, девочки и вправду повеселели.
Оксана глухо зарыдала, прижавшись к мужу. Лариса сжала в кулак пустую пачку и спросила.
– Вы думаете, что эти таблетки убили наших девочек?
– Я не могу этого знать, мы должны получить результаты экспертизы, ответил Андре. – Мы хотели бы поговорить с этим специалистом, у вас есть его карточка?
¬– Да, конечно, ¬ Лариса стала рыться в сумке и вытащила визитку, она была на русском языке.
– Он эмигрант, поэтому нам его и посоветовали, чтобы не было языкового барьера, девочки плохо говорили по-немецки, хотя у них был всегда высший балл, но для общения этого недостаточно.
Она протянула визитку Андре, Тоби достал телефон и сфотографировал ее. На визитке было написано простым шрифтом на белой бумаге, без украшений или логотипов: «Максим Крамер, психолог, психотерапевт». Ниже под чертой был адрес и телефон.
¬– Вы можете оставить ее себе, – ¬ сказала Лариса.
– Это он дал вам эту визитку? Спросил Тоби, взяв кусок бумаги в руки, он придирчиво рассматривал визитку.
– Нет, ее дала нам наш психотерапевт из кризисного центра, –¬ ответила Лариса. –¬ У меня есть и ее визитка, могу дать, если хотите.
¬– Будьте добры, –¬ кивнул Андре.
Лариса вытащила из кошелька визитку. Это была такая же белая визитка, шрифт и расположение текста совпадали, это был один и тот же макет. Даже бумага была точно такой же. На визитке было написано: «Швецова Антонина Анатольевна, психолог, психотерапевт». Ниже был адрес, телефон.
– Вам не кажется странным, что эти визитки одинаковые? – спросил Тоби, держа обе
