сказала Алина. – Она просила передать, чтобы ты не думал, что это она на тебя жалобу написала, а ее родители. Денис, я не поняла, а что за жалоба?
– Да, ерунда. Ее родители на меня заяву написали, что я избил Дашу. Неважно, как Даша?
¬ – Сказала, что хорошо, чтобы мы не волновались. Она звонила от соседки, просила не звонить на этот номер. А еще сказала, что много узнала и все поняла. Просила, чтобы мы Соню нашли, а то она боится за нее.
¬– Я понял, найдем, не переживай. Если еще раз позвонит, передай привет от меня, скажи, что с ее родителями разберемся, пусть не переживает. Ты на собеседование идешь?
– Да, вот только собралась, и Даша позвонила. Ты думаешь, у нее все правда хорошо? – с надеждой прошептала Алина.
– Да, она бы не стала нам врать, – уверенно ответил Денис. – Все, давай иди, потом расскажешь, как прошло.
– Хорошо, я тебе позвоню, ¬– Алина улыбнулась и добавила уже не шепотом. – Я так рада, что Даша позвонила и у нее все хорошо, прямо гора с плеч упала!
– И у меня, все, пока, – Денис убрал телефон и вернулся к Анне. – Алина звонила, ей позвонила Даша Смирнова. Вроде все нормально, переживает. Просила за Соней присмотреть.
– Хорошо, присмотрим. Я думаю, что после поедем к ней. Мне тут звонила эта директриса Фролова, оказывается, она перепутала, и их психолог вернется только к концу недели из отпуска.
– Я так и думал, а еще может и не вернуться. Вот давай посчитаем: Даша Смирнова и Соня Некрасова, а еще Юля Воскресенская, и все они из одной школы.
– Я тебе больше скажу, в начале прошлого года в другом районе, по другую сторону шоссе, выбросился из окна пацан. Его отец до сих пор ходит ко мне, приносит новые данные по группам смерти. Так вот мальчик тоже был из этой школы, из 11 Д.
– Да? А его случайно не Олегом зовут? – спросил Денис. – Отца этого мальчика?
– Олег Булдаков, а сына его звали Алексей, жалко парнишку, да и их семью жалко. Олег так помешался, хочет найти этих ублюдков. Ты его знаешь?
– Ха, вот уж совпадения, не может быть, – Денис цокнул языком, незаметно для себя переняв эту привычку у Петра Ильича – Этот Олег был в той кальянной, где бойня была, помнишь?
¬– Помню, а что он там делал? – настороженно спросила Анна.
– Походу выслеживал этих кураторов. Пока предварительная версия такая. Плохо то, что у него нашли переточенный травмат с патронами, – ответил Денис. ¬ Но мы его пока к делу не пришили, лежит в вещдоках как неопознанный. Ствол чистый, никто из него не стрелял.
– Денис, Олег нормальный человек, я за него ручаюсь. Я уверена, он бы не смог никого убить, жаль, что выслеживал не тех.
– Откуда знаешь?
– Те, кто занимается всерьез этой игрой, кальян дуть не будут, у них наркотик серьезнее, им вряд ли нужен допинг, – ¬ ответила Анна Сергеевна. – Они живут этой властью, это их жизнь, они питаются их жизнями. Звучит слишком, но я уверена, что это люди одержимые.
¬– Я тоже так думаю, а в кальянной были просто лохи, но, кто знает что в действительности могут натворить такие придурки, – сказал Денис. – Нам не пора еще?
– Наверное, пора, ¬ Анна Сергеевна сверилась с часами на руке. – Идем, не думаю, что нас пригласят попить чай.
Квартира № 137 находилась на пятнадцатом этаже. Денис с Анной Сергеевной поднялись на этаж, но не пошли сразу в квартиру. Они постояли на балконе, всматриваясь в окна соседнего дома, Денис долго смотрел вниз, а потом сказал: «Она могла бы и отсюда прыгнуть, но не сделала этого, почему? Может ей помешали?».
– Может быть, но вряд ли, тогда бы она не стала прыгать, – ответила Анна – Достаточно одного вопроса или даже взгляда, чтобы сбить эту установку. Мне так сказал один профессор, я к нему ходила на консультации на Потешную улицу.
– Психиатор? – спросил Денис.
– Да, настоящий психиатор, который хотел лечить больных, а не делать их безопасными. Знаешь, как он говорил: «Путь к излечению очень долог и почти невозможен, потому что больному не даст его пройти общество». Вот так, он считал, что больные, как и другие люди, должны жить в социуме, работать, чувствовать себя полезными, тогда и сознание перестраивается. Я это на всю жизнь запомнила, лучше любых наших методичек и курсов.
– Да, – Денис еще раз посмотрел вниз. – Тогда получается, что она не хотела делать этого дома?
– Вполне возможно, а может ей дали указание сделать это с двадцатого этажа. Мы сможем точно сказать, если ее мать отдаст нам телефон девочки или планшет, – ответила Анна Сергеевна.
Они ушли с балкона и пошли к квартире. Денис один раз постучал, за дверью кто-то вскочил и моментально открыл ее, не спрашивая.
– Заходите, пожалуйста, – поспешно сказала мать девочки, высокая светловолосая женщина, дочь была очень на нее похожа. Женщина суетливо провела их на небольшую кухню, квартира была небольшая, как и остальные в этом доме, но здесь было две изолированные комнаты, по размеру напоминавшие скорее карцер-люкс.
Они сели за стол, мать девочки села напротив них, блестя лихорадочными глазами. Потом она резко вскочила и убежала в комнату. Она вернулась через несколько минут, в руках у нее был ноутбук, на котором лежал телефон.
– Вот, я еще хотела найти зарядку, но не знаю, куда ее Юленька задевала. Возьмите, может вы там найдете что-то, возьмите, пожалуйста!
– Большое спасибо, – Денис достал бланки и стал оформлять прием вещдоков. – Мы вам их вернем, когда закончим следственные мероприятия.
¬– Нет, не надо! – женщина замотала головой. – Юля сложила их на столе, она будто бы готовилась к этому, а я боялась войти в ее комнату. Ведь это оттуда она этого набралась? Все зло от них! Не возвращайте это в наш дом, сожгите! – голос ее поменялся, речь стала нарочито неграмотна, словно в ней резко проснулись «деревенские корни», которые современная церковь приписывала всем ныне живущим, даже тем, чьи поколения уже больше века никогда не жили в деревне.
– Расскажите, пожалуйста, о вашей дочери, – попросила Анна Сергеевна. – У нас, конечно, есть ваши показании, но нам бы хотелось узнать, какой она была.
– Хорошо, – женщина задумалась. – Какой она была? Получается, что я не знала, какой она была.
Ее слова прозвучали так спокойно, исчез навязанный церковью деревенский говорок. В лице матери отразилась такая грусть и понимание собственного ничтожества, что оно все перекосилось, слезы закапали из глаз, но она продолжил ровным голосом.
– Юля была талантливым ребенком. У каждого родителя ребенок талантливый. Сейчас я понимаю, что это мы хотели наработать в ней талант. Я за эти дни много чего прочитала, многое увидела иначе. Мой муж, да что о нем говорить, его работа важнее, – она вздохнула. – С детства мы отдавали Юлю в разные секции, она у нас и плаваньем занималась, но быстро сдалась, здоровье слабое, потом была художественная школа, мне казалось, что она очень хорошо рисует, но Юля сама ушла оттуда, она так объяснила это мне, я хорошо помню, даже не стала с ней спорить: «Мама, я рисую мертвые вещи, я не художник, я не вижу жизни». Это было два года назад, потом я увидела у нее первый шрам на ноге и запаниковала. А что я могла сделать? Но вот недавно Юля опять взялась за кисть, она любила рисовать красками, у нее в комнате даже мольберт стоит. Хотите посмотреть ее комнату?
– Да, конечно, – сказала Анна Сергеевна.
Женщина встала и повела их в комнату дочери. Небольшая, с окном на всю стену, чистая аккуратная комната с кроватью по одной стороне и шкафом с рабочим столом на другой. Возле кровати стоял мольберт, а на стенах висели полки с книгами, вазочками статуэтками. В комнате не было ни одной мягкой игрушки. Денис пробежался по корешкам книг, здесь был и Достоевский, и Хокинг, Стивен Кинг. Было видно, что книги не просто так стояли на полках, вид у них был довольно потрепанный.
На мольберте была нарисована девочка, лица ее не было видно, она словно воспарила над землей, кружась в ярком свечении, как легкое одеяние окутывающим ее тело, а вместо солнца чернел круг с вписанным в него крестом, концы креста выходили за границы круга, а под кругом неровным мазком была жирная линия, с уходящим вниз перпендикулярным отрезком на правом конце. Этот отрезок уходил в самую землю, на которой художник нарисовал черные цветы на зеленых стеблях. Небо было голубое с кроваво-красными облаками.
– Юленька хорошо училась, но ей это не нравилось. Она делала все только потому, что мы наседали на нее, заставляли, а она не хотела. Но мы делали это для ее будущего, чтобы она многого достигла в жизни! Вот только зачем? ¬ Женщина вздохнула и показала рукой на картину.
– Я нашла ее две недели назад, а может раньше, а может и позже. Простите, у меня все в голове перемешалось. Я сделала фотографию и сразу же побежала к нашему психотерапевту, я стала водить туда Юленьку после того, как она сделала первый шрам на ноге. Нам посоветовала ее школьный психолог Ангелина, она нам очень помогла!
– Вы сказали, что решили отвести вашу дочь к психотерапевту по рекомендации школьного психолога после того, как Юля сделала себе первое шрамирование, верно? – спросила ее Анна Сергеевна, женщина кивнула в знак согласия. – Хорошо, а вы знали, что ваша дочь продолжила травмировать себя? Вы видели ее шрамы?
¬– Да, я сначала так пугалась, даже угрожала ей, а потом мы вместе лечили эти порезы, они очень долго заживали, сильно гноились. Наш психотерапевт успокоила меня, она объяснила, что так ребенок стирает из себя отрицательные эмоции, через боль перерождаясь. Она очень хорошая, после того, как мы стали ходить к ней, Юля стала лучше учиться.
– Но продолжила себя травмировать? – спросил Денис, разглядывая картину. Он отошел и сделал фотографию картины.
– Да, наверное, – женщина задумалась. – Да, вы правы, так и было.
– Получается, что этот психотерапевт не очень и помогла, – заключил Денис. ¬ Простите, если я обидел вас.
– Нет-нет, что вы, ¬ торопливо ответила женщина. – Я раньше об этом не думала.
– Вы можете передать нам контакты этого специалиста? Также нам потребуется разрешение от вас и вашего мужа об изъятии истории болезни вашей дочери, – сказала Анна Сергеевна.
– Да, конечно есть, –¬ женщина выбежала из комнаты и вернулась с простой белой визиткой. – Вот, держите.
Анна Сергеевна взяла визитку и прочитала: ¬Швецова Антонина Анатольевна. Психотерапевт.
– Да, это она. Я согласие напишу, но муж, скорее всего, откажется, – сказала женщина.
¬– Тогда мы затребуем дело через суд, – сказал Денис. – Это вам для информации.
– Делайте как посчитаете нужным. А когда нам вернут тело нашей дочери? Мы бы хотели ее похоронить?
– Как только проведут все необходимые экспертизы, –¬ ответила Анна Сергеевна и показала на черное солнце на картине. – Вы узнаете этот знак? Это же пыталась ваша дочь вырезать у себя на бедре?
– Да, точно, ¬ женщина охнула. – А я дура не видела, так радовалась, что дочь вновь рисует!
– Вы знаете, что это за символ? – спросил ее Денис.
– Нет, я побоялась спросить у нашего психотерапевта, Антонина Анатольевна очень строгая, я боюсь с ней разговаривать.
– Вот как? – удивилась Анна Сергеевна и переглянулась с Денисом. – Хорошо, если вы еще что-нибудь вспомните, позвоните, пожалуйста, мой телефон у вас есть?
¬– Да-да, и ваш, Денис. Я постараюсь вспомнить, вы мне сейчас на многое открыли глаза, – закивала женщина. – Я
Помогли сайту Реклама Праздники |