Подо льдом / Часть 3-4

деле школы, чувствовалось, что она многое переняла от него.
– Андрей, – Наташа замялась, подбирая слова. – Почему вы хотели убить Швецову Антонину?
– Потому же, почему и убил эту Ангелину, дали же ей имя родители, издевательство какое-то, – по его лицу прокатилась волна гнева, но быстро иссякла. – Я бы и эту Швецову придушил, но не хотел делать при детях, все же они ни в чем не виноваты. Дети приходят к ним за помощью, а тут… что говорить, все есть в моих показаниях.
– Вы считаете, что Швецова и Ройзман виновны в смерти вашей дочери? – спросила его Анна Сергеевна.
– Да, но не только они. Виноваты и мы, я и жена. Мы первые виновные, ¬– ответил он.
– Почему вы считаете себя и вашу жену виновными в смерти Юли? – спросила Наташа, внимательно следя за его глазами. Он пристально посмотрел ей в глаза, заставляя не опускать их, и ответил.
– Мы не захотели помочь Юле. Отдали ее этим специалистам, вашим коллегам. Вы, наверное, другая, я хочу в это верить, все-таки эти две женщины настоящие убийцы. Я давно стал замечать изменения в поведении дочери, но жена убеждала меня, что ей помогают эти сеансы, я сам возил Юлю к этой Швецовой, сам. Доверился жене, зря, тут я с себя вины не снимаю. Мне она сразу не понравилась, но вы не знаете мою жену, она готова любого выгородить, особенно врачей, их нельзя трогать, они все святые. Совсем баба на своем православии помешалась. Что тут говорить, у нас ненормальная семейка. Юлька… я же с ней договорился, что мы попробуем, – он закрыл глаза и продолжил. – Я хотел после первого триместра перевести ее в другую школу. Еще тогда меня терзали сомнения, мне никогда не нравилась эта Ангелина, вся такая сладкая, паточная, а глаза злые, как у каннибалов. Я непросто так говорю, я видел их в Африке, когда после института работал там.
Он открыл глаза и повернулся к Анне Сергеевне.
– Ну, а что вы можете сказать, товарищ следователь, меня-то вы закроете, тут я не спорю, это справедливо. Но как быть со Швецовой? Она останется на свободе, живая?
– Я не веду ваше дело, –¬ ответила Анна Сергеевна, закуривая вторую сигарету. – У меня в разработке несколько дел, одно из них самоубийство вашей дочери. Мы его открыли по статье доведение до самоубийства, и я уверена, что госпожа Швецова пойдет по ней под суд. А дальше я не могу вам ничего обещать. Статья сложная, если у нее будут хорошие адвокаты, то все может быть.
– А в чем тогда правосудие? Где тогда справедливость? В чем справедливость? – спросил он и засмеялся. – А ее нет, она в руках, только в руках. Получается так, или я не прав?
¬– Вы не правы, – ответила Наташа. – Не надо думать, что мы хотим скорее закрыть это дело. Это неправда! Дело вашей дочери мы доведем до конца, я уверена, что все получат приговор, пускай и посмертно! – Наташа вся покраснела. – Я понимаю ваши рассуждения, и да, я принимаю их, но что если вы ошиблись? Что если вы убили невиновного человека?
¬– А вот это надо будет вам доказать, – ответил ей Андрей и усмехнулся. – Я несумашедший, мне не понравилось то, что я сделал. У меня до сих пор руки дрожат, но я видел ее взгляд, а вы не слышали, что она мне говорила. Мне не нужны другие доказательства. Вы же видели ее картину, вы ее показали моей жене? А она прислала ее мне, и тут у меня в голове щелкнуло, знаете, как озарение. Я взял билет и сразу к ней, даже домой не заезжал. Я хотел поговорить, тогда я еще не думал на нее, но был уверен, что она знает, кто может этим заниматься,  знает. Как и директор школы, мерзкая тварь, она ненавидит детей, но эта дура вряд ли способна на такую сложную схему – мозгов не хватит. А больше я ничего не знаю, ничего. Это самое горькое, я ничего не знаю о своей дочери, только воспоминания из раннего детства, когда она пошла в школу, а потом ее и дома не было: все кружки какие-то, секции, а жизни нет. И меня дома не было, выбрал легкий путь: обеспечивал всем, работал, зарабатывал… а теперь моя жизнь никому не нужна, мне первому она не нужна. Больше нечего сказать.



11.

Германия, пригород Мюнхена

Часовая стрелка уверенно перешагнула семь вечера, в это время в участке никого не было, дежурная смена выехала на небольшое происшествие в кафе, кто-то не смог вовремя подвинуться или не поделили место, отчего развязалась пьяная драка между туристами.
Андре прошелся по этажу, открывая везде окна. Вечерняя свежесть последних дней лета, еще с привкусом сладкого солнца, но уже с приятной прохладой, заполнила этаж. Дышать было легко, а голова думала гораздо лучше. Ему еще предстоял финансовый отчет, который он откладывал вот уже несколько недель. Аня с Марией-Луизой и ее мамой были на экскурсии в соседнем городе и вернутся поздно, поэтому над ним не было, надсмотрщика, каждый вечер требовавшего по телефону бросить работу и идти домой. Он мог спокойно поработать, на столе стояла кружка с чаем и бутерброды, которые еще утром сделала Аня, а он за весь день так и не заходил в столовую, чтобы вытащить их из холодильника. Если соблюдать все требования режима, выписанного врачами и так ревностно охраняемого Аней, то на работу времени не оставалось. Андре ощущал, что стареет, сначала он думал на лекарства, которые пил горстями каждый день, но вскоре пришел к выводу, что это не они, а он сам тупеет.
Он вошел в свой кабинет, оставив дверь нараспашку, и сел за стол. Разбудив компьютер, Андре меланхолически пробежался по черновику отчета, угадывая неточности, и, ощутив стойкую неприязнь к бухгалтерской работе, решил заесть ее бутербродами. Он еще не успел дожевать последний бутерброд, как его вызвала по видеосвязи фрау Мюллер.
– Добрый вечер, фрау Мюлер! – бодро поздоровался Андре.
¬– И вам, Андре, добрый вечер, – ответила она, немного не в своей манере. – А что это вы сидите на работе, неужели решили мне отчет прислать?
– Вы угадали, фрау Мюллер.
¬– Я не угадала, а знала, – ответила она, чуть вздернув нос.
– Фрау Мюллер, у вас, я смотрю, новая прическа, и цвет вам этот идет, – честно похвалил ее Андре. Фрау Мюллер действительно перекрасилась и что-то сделала с головой, не потеряв строгости начальника и в то же время приобретя недостающую ей женственность.
¬–Ах, Андре, спасибо! Вы первый, кто это заметил, – улыбнулась она. – Я даже не уловила в вашем голосе ни капли иронии.
– А это потому, что я не иронизировал. Ваше повышение определенно пошло вам на пользу.
¬–Андре, какой вы льстец! – она рассмеялась и погрозила ему пальцем. – Но это вам не поможет, я из вас все равно все вытрясу, что положено.
¬– Я знаю, и не надеялся на поблажки. Они мне и не нужны. Отчет будет готов через полчаса, может через час.
¬– Да бог с ним с отчетом, ¬ махнула на него рукой фрау Мюллер. ¬ Вот вы мне скажите, что там за жуть в квартале мигрантов? Что ни неделя, так два-три дела, и все насилие или поножовщина! Кошмар какой-то!
– Я с вами полностью согласен, но что мы можем поделать? Вы же видели запрос на введение в квартале мигрантов комендантского часа?
– Да, и я его попыталась продвинуть дальше, но никто не хочет обострения ситуации, нашлись люди, кто усмотрел в этом нарушение прав мигрантов и прочую чушь! – гневно воскликнула фрау Мюллер. – Андре, вы даже не представляете, с кем мне приходится бороться! Пока они там думают о толерантности, волна насилия пройдет и по всему городу, а тогда уже будет поздно и весь город придется взять в кольцо, армию будем призывать. Идиотизм, нет слов!
– Уже, фрау Мюллер. К сожалению, волна постепенно перекатывается в город. Я вам подготовил еще запросы, добавил обоснования, статистики.
– Присылайте-присылайте! –¬ оживилась фрау Мюллер. ¬– И чем больше, тем лучше! Это прозвучит цинично, но делайте упор на изнасилования и насилие над детьми. Придется немного измазаться в грязи, но что поделаешь, по-другому, видимо, никого не убедить.
– Согласен, если бы все было иначе, и не надо было бы никому ничего объяснять, – начал Андре.
¬– То это была бы другая планета, на которой бы не было людей, – закончила фрау Мюллер. Я хорошо упомню ваш тезис, Андре. Он у меня на стене висит в рамке.
– О, как приятно, – расхохотался Андре.
¬ – Да, пока еще можно смеяться, а вот потом будет не до смеха, – улыбнулась фрау Мюллер. – Так, с вас запросы и отчет. Сегодня у нас что? А сегодня у нас уже 30 августа, а мне все нужно к 1 сентября, вы меня поняли?
– Конечно, я так и думал, что вам это нужно очень срочно.
¬– Именно. Еще один вопрос, по поводу этих бедных девочек. Вы же не закрыли еще дело?
– Нет, конечно, нет. Мы пока еще изучаем данные на сервере этого психотерапевта, я сделал запрос нашим русским коллегам, у нас, по-видимому, общее дело.
¬– Да, я видела ваш запрос и даю добро. Вы можете передать нашим русским коллегам все, что посчитаете нужным по этому делу. Я хочу, чтобы эту мразь осудили, пускай и посмертно! – глаза у фрау Мюллер вспыхнули от гнева.
– Вы уверены, что этот господин Крамер причастен? Вы думаете так?
– Да, мне достаточно доказательств, которые вы мне уже передали. Я навела справки у коллег, так вот я уверена. Это не первое такое дело, подобные группы находили и у нас, просто в прессе не говорили об этом. Есть негласное табу на освещение таких дел, чтобы не спровоцировать людей, понимаете?
– Нет, не понимаю, – покачал головой Андре, – нельзя такое умалчивать, нельзя.
¬– Вот и я так думаю! Вы видели, что написала наша пресса по поводу самоубийства девочек и убийства этого Крамера? Вы читали, как они все это показали, как выставили жестоким убийцей отца одной из этих бедных девочек? Я как подумаю о них, так мне плохо становится, а они такое пишут!
– Да, читал, но он не родной отец Марии.
– Но нет, родной! – твердо сказала Фрау Мюллер. – Пускай и не биологический, но то, что он совершил ¬ это лучшее доказательство! Вы не подумайте, что я оправдываю убийство, -это тяжкое преступление, но я его не осуждаю! Понимаете, какая юридическая коллизия?
¬– Фрау Мюллер, мы с вами думаем одинаково. Могу сказать, что большинство в нашем участке думают также.
¬– Вот и хорошо. Я видела ваше предложение, не запрашивать у России перевода отца Марии в русскую тюрьму. Суд будет только через неделю, но в любом случае, я уверена, больше пяти лет ему не дадут, а наши тюрьмы гораздо лучше, чем российские. Я специально изучила этот вопрос.
¬– Спасибо, фрау Мюллер. Так будет правильнее, – кивнул Андре.
¬– Еще одно, это не приказ, а просьба. Надо поменять риторику в СМИ. Мне не нравится то, как они освещают это дело. Может вы попросите вашу подругу Амалию сделать хорошее журналистское расследование? Я бы попросила русских помочь и объединила бы дела, должен получиться неплохой материал, а? Как думаете?
– Отличная идея, более того, Амалия сама уже занялась этим делом, но я ей не давал материалы до вашего распоряжения.
– Передайте информации столько, сколько посчитаете нужным. Надеюсь, что ее материал не превратиться в смакование подробностей суицидов, я бы хотела увидеть анализ того, кто и как это делал и почему! Мне самой хочется понять, почему они это делали с детьми?
– И мне, но пока я не нахожу никакого рационального объяснения, – вздохнул Андре.
– А это потому, что его нет! – фрау Мюллер стукнула ладонью по столу. – Это больные люди, понимаете, Андре, больные! Если хотите, то это маньяки, самые настоящие маньяки. И я считаю,