Подо льдом / Часть 3-4

зазвонил телефон. Звонок пробежался по кирпичному дому и затих где-то на чердаке. Через десять минут телефон разразился новой трелью, с чердака спустилась девушка в длинном фартуке из прорезиненной ткани, доходившем ей до самых ног, и черных резиновых перчатках по локти. В правой руке она держала алмазный резец, на ногах были кроссовки. Под фартуком на ней была синяя спецовка, уже изрядно пропитавшаяся потом, струи лили с нее ручьями, девушка шумно дышала, нервно поправляя обруч на голове, с трудом удерживающий мокрые волосы.
– Да! ¬ Резко ответила она на звонок. – А, Антош, это ты. У меня что-то звонок сбился, думала, что это опять из школы звонят, задолбали уже!
Голос девушки был высокий и резкий, что не очень подходило к ее кукольному личику. Она долго слушала собеседника, маша резцом в ответ, как бы не соглашаясь с ним, но молчала.
– Слушай, мне кажется, что ты драматизируешь. Успокойся, ну завели дело, ну  и что? Помнишь, уже пару раз заводили дела, и что в итоге? А откуда ты все это знаешь? – голос девушки зазвучал спокойнее, она подошла к окну, смотря на свой участок, доставшийся ей от родителей, которые пять лет назад уехали в Германию на ПМЖ. – Антонина, прекрати. Мало ли кто там запросы прислал, ¬ у них все равно ничего нет. Слушай, я вот когда прилетела? А, забыла совсем, в понедельник, а сегодня что? Уже четверг! Ничего себе, так это мне скоро на работу выходить, ужас какой. Слушай, мы тут с Максом тебя вспоминали… ну да, нам тебя не хватало… Антонин, вот чтобы в следующий раз со мной поехала! Да, я по тебе тоже соскучилась, ¬ приезжай ко мне, я как раз Ксюшу доделываю, скоро буду раскрашивать!
В трубке громко зазвучал встревоженный женский голос, девушка слушала, а потом перебила.
¬– Вот и приезжай, заодно все и отвезем на дальнюю дачу, там никто не найдет. Все, давай, после работы ко мне и без возражений! Да, договорились, все, целую и жду, пока-пока!
Девушка бросила телефон на диван и подошла к стене, на которой висели фотографии в тонких рамках. Здесь были в основном дети и подростки, часто вместе с ней на футбольном поле, в парке. Но ее взгляд остановился на большой черно-белой фотографии в черной рамке. На кровати сидела в пол-оборота на пятках девушка с распущенными черными волосами, едва прикрывавшими обнаженную грудь, девушка была голая, стыдливо прижимая бедра друг к другу, руки, как бы стыдливо, лежали на бедрах, и в общем она изображала из себя монашку, готовую принять наказание от строгого отца настоятеля и матушки настоятельницы. Нельзя сказать, что девушка на фото была некрасива, у нее были правильные черты лица, красивая фигура, но что-то было в ее лице, во взгляде, неприятное, отталкивающее. Ладони на бедрах прикрывали глубокие поперечные шрамы, причем на левой ноге шрамов было больше.
Девушка поцеловала фотографию, игриво подмигнув «монашке», и почти поднялась на чердак, как в ее дверь кто-то властно постучал.
¬– Да я же уже все оплатила! Какого черта! –¬ В сердцах крикнула она и побежала на первый этаж.
Она сбежала вниз по лестнице и резко рванула на себя дверь, потом вспомнила, что закрыла ее на замок, долго копалась с ключами, ругаясь во весь голос.
– Да, что вам надо?! – крикнула она в лицо высокому мужчине, одетому в темно-серый костюм, рубашка была уже грязная на вороте, а галстук был наполовину развязан. – Что вам надо?! Я оплатила все счета, чего вы ко мне пристали?!
– Здравствуйте, Ангелина, – поздоровался мужчина бесцветным голосом.
– Здравствуйте! – резко ответила девушка. – Вы откуда, из товарищества? Так я все оплатила, платежки сбросила этому придурку председателю на вайбер!
– Вы меня не узнаете? Я отец Юли Воскресенской. Мы договоривались с вами поговорить о моей дочери две недели назад, но вы тогда были в отпуске, – ответил мужчина и незаметно выдвинул ногу в дверной проем.
Ангелина вся переменилась в лице, наглость спала, обнажив гнев и страх.
– Как вы нашли меня? – прошептала она и попыталась закрыть дверь, но мужчина оттолкнул ее, входя  в дом. Он закрыл дверь и двинулся к ней.
– Вы же знаете, что произошло с Юлей, правда? Вы знаете, кто в этом виноват, ведь так? – он схватил ее за руку.
– Не трогайте меня! Я вызову полицию! – закричала Ангелина и резанула его по лицу резцом.
Он отпустил ее, прижав ладонь к кровоточащей ране. Она чудом не задела его глаз, но из-за текущей крови он на мгновенье ослеп. Ангелина успела убежать наверх, он вслепую бросился за ней. Хлопнула дверь чердака.
Мужчина стер платком кровь и посмотрел на себя в зеркало: все лицо было залито кровью, она разрезала ему бровь и щеку справа. Он открыл шкаф и нашел там скотч. Залепив им рану, он поднялся к чердачной двери. За ней что-то двигали, Ангелина кричала, звала на помощь, но в поселке в этот день никого не было, дачники увозили детей, а в близлежащих домах уже много лет никто не жил, кроме бомжей. Он подергал дверь, замок был хлипкий, скорее всего это была простая защелка. Он ударил дверь плечом, дверь не поддалась, он ударил сильнее и вышиб ее, защелка отлетела в сторону.
– Не подходи! Не подходи! – закричала Ангелина, выставляя вперед большой резец, она отступала назад, но он не двигался на нее, а осматривал мастерскую.
Слева стояли готовые работы, зеркальные панно с вырезанными детьми, летевшими куда-то ввысь, раскрашенные яркими красками, неестественно алым цветом и бьющим в глаза синим. Картины были странные, дети не походили на счастливых, выражение их лиц было неестественным, словно восковая маска. В углу стояли стеклянные скульптуры на столе, небольшие, напоминавшие высеченный из скалы уродливый осколок, внутри которого был вырезан младенец или что-то похожее на ребенка, вбитого кем-то внутрь бездушного прозрачного осколка. Резьба была тонкая и искусная, края пещеры острые, со следами засохшей крови, а ребенок или младенец был весь в ней, черный, уродливый.
– Это же Юля, – он поднял одну из картин, на которой девочка взлетала вверх в алом пламени, вырезанная девочка действительно была похожа на Юлю, тонкая, не очень красивая и потерянная. – Это же Юля, она нарисовала точно такую же картину, да?
– Не подходи, – прошипела Ангелина, опершись спиной о деревянную балку.
¬– За что вы ее убили? – тем же бесстрастным тоном спросил мужчина.
– Убили?! – Ангелина разразилась истеричным хохотом, сильно откинув назад голову, и ударилась о балку. – Мы ее не убивали! Вот что вы с ней сделали?! Мы лишь показали путь, а она выбрала сама, сама! А почему, почему она его выбрала?! Ну же, папаша, ответь себе сам!
Вы все заботливые родители, думаете, что ваши дети счастливы от вашей заботы? А когда что-то случается, то виноваты не вы, нет, кто-то другой! Да твоя Юлька была истеричка и психопатка! И это вы ее такой сделали – вы! Родители! Да что они хорошего получили от вас? Вы их родили и посадили в клетку, в золотую клетку, как дорогое животное, как редкую птицу!
– Зачем вы это сделали? – он сделал шаг вперед, держа в руках тяжелую картину из стекла.
– Это вы, вы сделали! – заорала на него Ангелина, он сделал еще один шаг. – Не подходи, не подходи! Я тебя изрежу, как свинью!
Ангелина бросилась на него, желая резануть резцом по шее, но он успел кинуть в нее картину. Ангелина упала на пол, схватившись за живот. Картина разбилась, часть осколков вонзилось в фартук, но не достигло тела. Мужчина подбежал к ней и пнул ногой, не давая встать. Ангелина скрючилась от боли, поджав ноги к животу. Он поднял с пола самый большой кусок ее картины и подвесил его над ней. Ангелина с ужасом смотрела на него, инстинктивно защищая голову руками. Мужчина отпустил стекло, кусок острым концом пробил часть ее шеи и прорубил правую руку до кости. Ангелина хрипела на полу, но мужчина не смотрел на нее, он обошел ее мастерскую, потом взял в руки топор, которым художница отсекала куски стекла от кубов для скульптур, и стал разбивать картины, уничтожая все с черным хладнокровием. Ангелина уже перестала хрипеть, а картины все бились, покрывая пол чердака мелкими осколками.
Закончив, мужчина вернулся к ней, девушка была мертва. Он спустился на второй этаж, некоторое время просто стоял на месте, продолжая держать в руках топор. Внимание его привлекла фотография голой девушки в черной рамке, он без труда узнал в ней психотерапевта, к которой он каждую субботу возил Юлю. Так рекомендовала ему та, что лежит наверху. Психотерапевт на фото выглядела моложе, чем в жизни, хороший свет, правильный макияж, она была даже красива, без привычной надменности в лице. Он размахнулся и всадил топор в фотографию, лезвие глубоко вошло в деревянную стену.
Он спустился вниз и пошел к своей машине. На ходу он снял медицинские перчатки, открыл багажник и положил их в пакет, туда же он сложил свой костюм, рубашку, галстук, майку, носки. Он не боялся, что его кто-то увидит, он об этом не думал. Раздевшись полностью, он надел новую одежду, простой спортивный костюм, и сел в машину. Бордовая «мазда» медленно поехала по главной аллее к воротам, уже подъезжая к трассе, он остановился и снял картонки с номеров, аккуратно уложив все в багажник: играть дальше в конспирацию не было смысла, лицо его отражало спокойную уверенность человека, принявшего твердое решение.

В квартире сильно пахло лекарствами, от этого запаха начинала дуреть голова. Прихожая была вся увешана тарелками с видами городов дальних стран, какими-то безделушками в виде древних идолов, служивших, судя по всему, оберегами этого жилища. Перед входящим в квартиру открывалась обширная гостиная, уставленная мебелью, вправо уходил коридор, ведущий к спальням, кухне и ванной комнате.
Анна Сергеевна и Наташа стояли в прихожей, ожидая разрешения пройти дальше. Звякнула защелка двери дальней комнаты, из нее, словно на цыпочках, по коридору прошла бледная женщина. Она была небольшого роста, выкрашенная в иссиня-черный цвет, на фоне которого терялись светло-карие глаза. Лицо было слегка вытянутым, что придавало ей изумленный вид.
– Вы же ненадолго? – с надеждой спросила она, глядя в лица гостей. – Лера так слаба, мне кажется, что она скоро сильно заболеет.
– Не больше получаса, – сказала Анна Сергеевна.
– Хорошо, но вы ее несильно мучайте, она все равно ничего не знает. Лерочка так переживает эту трагедию, бедная Юленька, – женщина прижала ладони к лицу  и повела в комнату дочери. У самой двери она остановилась и вошла в комнату.  Лерочка, к тебе следователь и психолог, поговори с ними, ладненько?
Из комнаты ничего не послышалось, женщина вышла и жестом пригласила войти. Анна Сергеевна и Наташа вошли, женщина все еще стояла у двери, поэтому Анна Сергеевна взглядом приказала ей удалиться и закрыла дверь.
Комната была небольшая, вытянутая. В углу ближе к двери стояла кровать со вторым этажом, на которой лежали набросанные в беспорядочном хаосе одеяла и подушки, снизу был узкий диван, на нем сидела бледная девочка с такими же иссиня-черными волосами, что и у матери. У окна стоял рабочий стол, над ним висела лестница из полок, а с другой стороны одиноко стоял гимнастический шар и обруч, прислоненный к стене. По полу были раскиданы книги, тетради, мягкие игрушки и обертки от конфет. Девочка сидела неподвижно, смотря на ромбы на обоях, она смотрела сквозь