твердо сказал Роман, глаза его вспыхнули от гнева. Он захлопнул дверь, закрыв ее на замок.
¬ – Я сейчас вызову полицию, вас арестуют, – насмешливо улыбнулся Крамер. – Даю вам еще один шанс просто уйти, я ничего никому не скажу.
Он взял в руки свой телефон и сделал вид, что сейчас наберет экстренную службу.
¬– Вы, вы же знали, что она это сделает, знали, да? – стал задыхаться Роман, рука сильнее сжала телефон в кармане так, что затрещал корпус.
– Я ничего не знал, не знаю и не могу знать. Ваша приемная дочь психопатка и шизофреничка, ищите проблемы в ее матери, она такая же, поверьте мне, я это вижу сразу, – ответил психотерапевт, открыто смеясь над ним. – Пошел вон, придурок!
Роман вытащил телефон и отправил пустое сообщение Goron23. Еще не успел придти ответ в Телеграмме о доставке, как у психотерапевта пискнул телефон, он машинально взглянул в экран и побледнел, резко вскочив с кресла. Роман бросился на него, ощутив дикий прилив силы, ярость била из него, руки отбросили тяжелый дубовый стол, который бы он вряд ли сам смог поднять, но сейчас он не ощутил его веса. Крамер, который был сильнее его, отбился, но Роман настиг его у двери, ударил по ногам, пока тот открывал замок, и стал бить его головой о ручку двери, пока его руки не стали липкими, а по пальцам не потекло что-то горячее. Роман отшатнулся назад, с ужасом глядя на свои окровавленные руки, у двери лежал труп психотерапевта с кровавым месивом вместо лица. Романа вырвало, он с отвращением отодвинул труп и выбежал за дверь, корчась от боли в животе, шатаясь, как пьяный, он с трудом спустился вниз на улицу, и сел на тротуаре, обхватив голову руками. Прохожие в ужасе пробегали мимо него, кто-то вызвал полицию.
– Роман, Роман, – позвал его Тоби, подергав за плечо, он прибыл на место через пятнадцать минут после вызова полиции. Наверху уже находилось два полицейских, охранявших место преступления.
Роман поднял голову и, будто бы, не узнал Тоби. Тоби помог ему встать, мужчину била лихорадка. Роман долго смотрел на свои руки, а потом протянул их вперед, чтобы Тоби надел на него наручники.
¬ – Я убил его, – сказал Роман по-русски. – Арестуйте меня, я его убил.
Тоби не понял, что он сказал, но надел наручники. Весь вид этого человека, его поведение указывало на то, что он убийца или присутствовал при убийстве. Тоби посадил его в полицейскую машину, а сам остался ждать Андре, который должен был приехать с минуты на минуту. Тоби закурил, морщась от долгих затяжек. Роман постучал в окно, попросив дать ему покурить. Тоби сел на водительское место и открыл ему окно.
– Спасибо, – сказал Роман, принимая от Тоби сигарету и зажигалку. – А вы знаете, я ведь хотел с ним просто поговорить, я тогда еще не знал, что это он и был. Ах да, простите, вы меня не понимаете, а я забыл все английские слова, как отрезало.
Роман отвернулся к окну, жадно куря. Тоби отдал ему всю пачку и свою зажигалку. Роман тут же прикурил от выкуренной до фильтра сигареты новую. Андре припарковался рядом с ними. Он не стал подниматься наверх, сразу сел на заднее сиденье к Роману.
– А, господин комиссар, – кивнул ему Роман, продолжая говорить по-русски.
– Добрый вечер, Роман, – ответил ему Андре по-русски.
– О, вы говорите по-русски и помните, как меня зовут, – Роман уважительно покачал головой и посмотрел Андре прямо в глаза. – Я убил человека, вы меня понимаете?
¬ Да, я понимаю, – ответил Андре, несколько раз проговаривая про себя все, что говорил Роман, чтобы правильно понять, перевести. Тоби слушал с интересом, смотря на них в зеркало заднего вида.
– Нет, не так, – Роман затряс головой. – Это не человек – это тварь! Понимаете? Это он заставил нашу Машеньку сделать это! И Ксюшу… бедные, глупые девочки… опять неправда… это мы дураки, мы! Это я сейчас понимаю, обложили детей заботой, задушили их, понимаете – мы их сами задушили. Я говорил Оксане, много раз говорил, что девочке нужна свобода, а она меня не слушала. А я же не родной отец, но люблю Машу как родную дочь. Она меня не любила, но мы нормально общались, я и никогда не требовал от нее любви, все же чужой человек. А я ее любил, как родную. У меня своих детей нет, не сложилось, знаете, так бывает. А у вас есть дети? – Роман вопросительно посмотрел на Андре, пытась понять, понял ли он его. Андре ответил не сразу.
– Да, у меня есть дочь. Она приемная, немного младше вашей дочери, – ответил Андре, он верно понял речь этого человека, опуская речевые конструкции, выхватывая самую суть.
– Спасибо, что назвали ее моей дочерью, спасибо! Тогда вы меня поймете, уверен, что поймете! Эта тварь, я проверил, я понял по его глазам, а потом я отправил ему сообщение от Маши, я же соврал вам, я нашел телефон, просто хотел сам разобраться. Так вот это он, вы это проверите, легко. Телефон Маши остался там, и его тоже. Вы все поймете,¬ это он, это они! Найдите, найдите всех этих уродов! Вы же понимаете меня, понимаете?
– Да, я вас отлично понимаю, – медленно сказал Андре и пожал его руку. – Я вас понимаю, понимаю ваш поступок. Я не знаю, как бы поступил сам на вашем месте, но вы совершили убийство.
¬ – Да-да, я этого и не отрицаю, – закивал Роман. – Спасибо, господин комиссар! Расскажите все, что я сказал, вашему другу, я уверен, что он поймет меня, я вижу это по его глазам.
– Андре коротко перевел Тоби их разговор, Тоби грустно кивнул и протянул Роману свою руку, тот пожал ее и улыбнулся.
– Скажите, а вы верите в справедливость?
– Да, – ответил Андре и перевел его вопрос Тоби. Тоби кивнул в знак согласия.
– То, что я сделал – справедливо. Нет такого закона, который бы мог наказать этого человека,
– сказал Роман. Андре перевел. – Теперь я должен понести наказание – и это тоже справедливо.
Андре перевел, Тоби замотал головой, но промолчал.
– Ваш коллега, Тоби, не согласен? – спросил Роман.
– Надо оформлять явку с повинной, пусть проведут экспертизу. Это было совершенно в состоянии аффекта, я уверен! – запальчиво воскликнул Тоби. – Так будет справедливо!
Андре перевел его речь Роману, мужчина грустно улыбнулся и пожал плечами.
¬– Я не знаю, делайте так, как должны, – ответил он.
Домой Андре приехал поздно ночью. Вместе с Тоби они долго осматривали место преступления, Андре приказал изъять всю документацию, сервера. Эксперты-криминалисты работали медленно, описывая каждое изъятое дело, составляя реестр оборудования. Один из экспертов продемонстрировал Андре и Тоби работающий приватный чат в Телеграмме, он очень радовался, что телефоны были не заблокированные, что значительно упрощало дело. Тоби еще остался с бригадой, решив сам закончить оформление дела.
Андре вошел на кухню, ему оставили ужин в холодильнике. Он поставил его в микроволновку, потом долго умывался, микроволновка давно закончила работу, а он все стоял в ванне. Андре с трудом ел, заталкивая в себя еду. Закончив, он составил посуду в раковине и ушел к себе.
Закрыв комнату на ключ, Андре подошел к сейфу и открыл его. В глубине в металлическом ящике лежал черный «браунинг», блестевший вороненой сталью. Андре вытащил обойму, выщелкав на стол пять патронов. Он долго рассматривал каждый, откладывая в сторону. Потом разобрал пистолет и стал его чистить и смазывать, хотя тот в этом и не нуждался. Андре работал не торопясь, тщательно вычищая старую смазку и затирая новую. Наконец, пистолет был очищен и собран. Андре проверил его, пощелкав механизмом – все работало идеально. Собрав обойму, он вложил ее в пистолет, дослал патрон в патронник и выщелкнул его. Вытащив обойму, он вложил патрон в обойму и убрал ее в ящик.
На дне ящика лежали еще две гильзы. Андре бережно, как драгоценность вытащил их и поставил перед собой на стол под лампу. Он долго смотрел на гильзы, не заметив, как правая рука сама по себе схватила пистолет, сильно сжимая рукоять. Он вновь ощутил то жгучее чувство, когда пришел с этим пистолетом к тому, кого ненавидел больше всех на свете. Два выстрела: один в шею, а второй, когда этот наркоторговец хрипел на полу, Андре отправил в голову… конечно, это не вернуло Катю, храбрую, бесценную, в одиночку выводившую на свет всю грязь их общины, тщетно бьющуюся о пороги ведомств, писавшую разгромные статьи, которые не были никому интересны. Андре тогда был уже комиссаром, но ничего не мог сделать,¬ это была не его земля, не его дело, как ему говорили. И только тогда, когда он пришел к нему и пристрелил убийцу Кати, только тогда Андре понял, как сильно ее любил.
Он никогда не сомневался в правильности своего решения. Дело об убийстве Кати вели другие люди, они передали ему много информации, но ее все равно не хватало, чтобы произвести арест. Мигранты молчали, не желая впутываться в это дело, но некоторые, зная его еще по работе инспектором, подкидывали крупицы информации. Он провел собственное расследование, быстро, четко, и сам вынес приговор, не веря в справедливость закона, которому служил. Он не хотел этой справедливости, он в нее перестал верить.
Через два месяца после убийства Кати, он смог оформить опекунство на Аню, они тогда сразу же уехали в Баварию, чтобы начать новую жизнь, и у них получилось. Все, что было там, в Саксонии, осталось там. Никто и не заподозрил его в убийстве, дело так и не закрыли, положив на полку – слишком много было вариантов и мало желания отрабатывать дело.
Андре положил пистолет в ящик, взял в руки гильзы, он опять захотел их выбросить, но не стал, бережно положив их к пистолету. Заперев сейф, Андре встал и взял из шкафа фотоальбом. Он сел за стол, подальше отодвинув от себя ноутбук, и стал листать его страницы. Здесь была Катя и маленькая Аня. А еще он, вместе с ними. Он и Катя не были любовниками, они просто дружили, искренне, сейчас он уже и не мог вспомнить, как так получилось, что он, хмурый инспектор так подружился с молодой журналисткой и правозащитницей, хотя есть ли в этом разница? Его тогда склоняло начальство, говоря, что не стоит дружить с мигрантами из бывшего СССР, много говорили всякого, но все же он стал комиссаром. Андре усмехнулся, вспоминая старую жизнь. Вот, на фотографии Катя, она улыбается, светло-русые волосы распущены по плечам, а голубые глаза горят радостью и любовью. Она одета в простое летнее платье, руки открыты, как она красива в этот момент, а рядом стоит Аня, еще совсем маленькая, ей в сентябре первый раз в школу. Она тянет ручки к фотографу, тянется к нему, безудержно смеясь… это была их последняя фотография, через две недели Катю убили…
Андре вскочил и с силой стукнул кулаком о стол. Что за подлая жизнь, что за дрянь он принимает, он теперь даже не может заплакать, не может, в груди только ледяной холод и больше ничего! Он никогда не мог спокойно смотреть на эту фотографию, а теперь! Он перестал быть человеком, они превратили его в подобие человека, в бездушную куклу!
В дверь кабинета постучали.
– Пап, открой, – тихо попросила Аня.
Он открыл, впустив ее. Аня обняла его и, увидев фотоальбом, бросилась к столу. Аня листала страницы, упав на стул, и плакала, то и дело смотря на него мутным взглядом. И как она чувствовала, когда ему плохо? Это было уже не в первый раз, когда она вот так просто приходила ночью в его кабинет, посидеть с ним, может вспомнить маму, а чаще посидеть и помолчать вместе.
10
На втором этаже
Помогли сайту Реклама Праздники |