Подо льдом / Часть 3-4

ревновать?
– Даже в мыслях не было. Я вот честно, сейчас хочу только спать. Я, безусловно, весь горю от любви к тебе, но на это моих сил не хватит.
– Вот как? – Алина тихо засмеялась. – У меня тоже нет сил, вот сейчас перекушу
что-нибудь и спать лягу, глаза просто слипаются.
– Ты расскажи, как там на работе?
– Да что на работе, всё нормально, –¬ ответила Алина. – Меня стали без вопросов отпускать, хорошо, что мы офис рядом с работой сняли, пару остановок на автобусе. А в фонде, у-у-у! Я и не думала, что будет столько работы, хорошо, что девочки помогают. Мила так всех организовала, мне иногда кажется, что она в школу не ходит, сразу в офис бежит. А наши парни такую программку сделали, мы теперь столько материалов выкачиваем из сети, я уже с первого взгляда вижу, по паре предложений угадываю. Олег сказал, что это здорово, но вот нам жизни не хватит всё это просмотреть. Он прав, как начнешь разбирать, так уже и ночь настает, а еще надо денег найти, чтобы аренду оплатить, на сервер новый, на старом уже места нет, а на ребят вешать это не хочу, они и так много своих денег вложили в это.
– Ничего страшного, им нравится. Наташка собиралась завтра заехать, у них с Шамилем завал, они ему легенду делают, а еще на нее сбросили предварительные личностные портреты на подозреваемых делать, она их называет психомордами.
– Она говорила, жаловалась, что не делитесь информацией, приходится Шамиля напрягать, чтобы он в базу залазил, но я тебе этого не говорила, – поспешно добавила Алина.
– Да ладно, итак всё сами знаем. Шамиль получил добро у Константина Павловича на это. Просто у нас появился новый начальник, генерала хотят выше поднять, вот осваивается его заместитель, а он думает, что всё как-то само родится, должно само делаться – это слова Петра Ильича.
– Я догадалась, это его лексикон. Он еще не подрался с новым руководством? – с тревогой спросила Алина.
– Ты знаешь, нет. Как не странно, этот заместитель, мы его прозвали колобком, так вот колобок прислушивается к Петру Ильичу, все его затеи подписал. Ты не представляешь, как обрадовался Константин Павлович, теперь Петр Ильич сам ходит к новому начальнику, похоже, они сдружились.
– Это здорово. А почему колобок? Ты мне о нем ничего не рассказывал! – возмутилась Алина.
– Да, мы с начала года почти и не разговаривали, дома почти не бываем. Ты еще не устала от своего фонда?
– Устала, но бросать не буду, надо перетерпеть, – Алина долго зевала. – Давай, кончай быстрее и домой, а то дома холодно без тебя.
– Не томи, мне надо собраться, а то расслабился с тобой, – Денис уже подъехал к кордону из красных и белых пластиковых блоков, припарковавшись в крайнем ряду.
– Мне пора, спокойной ночи.
– Спасибо, я всё равно буду тебя ждать, ты же знаешь, – сказала Алина и добавила шепотом. – Я тебя люблю, ты там сильно не переживай, попробуешь?
– Попробую, – вздохнул Денис. – Пока.
Он отменил вызов, взял телефон и вышел из машины. С неба посыпался снег, мокрый, горящий в огнях фонарей и фар. Он слепил, забивался в глаза, нос, рот, возникший из ниоткуда, будто бы кто-то резко открыл кузов самосвала, вываливая на грязь дороги ледяной саван. Денис зажмурился, плотнее натягивая шапку, с трудом отгоняя от себя эти мысли, но снег не давал ему покоя. Он видел впереди тела, укрытые белой тканью, видел, как спецтехника растаскивает машины, бережно, словно эти покореженные трагедией безмолвные железяки могли рассыпаться. Денис вдруг подумал, может ли машина испытывать боль, может ли она страдать? Глядя на эти покореженные автомобили, созданные человеком для себя, но внезапно ставшими убийцами, молотами, под которыми распадаются человеческие тела, разрываются судьбы. Не хватало глаз, что бы увидеть всю картину, ему стало не хватать воздуха, мозг настойчиво оценивал представшую перед ним трагедию, а ведь он не перешел даже первичного кордона, выхватывая в этом слепящем хороводе снежного савана черные факты. Всё стало теперь только белым, горевшим желтым и красным пламенем, и черным, быстро скрывающимся за снежным слоем.
Денис прошел вперед, никем не замеченный. Резкие вспышки фотокамер превратились в нестройный ритм, странную мелодию, делавшую акценты не на свою долю. В голове смутно зазвучала музыка, наложение какой-то симфонии на гул автомобилей на встречной полосе, замедлявших ход, чтобы лучше рассмотреть сквозь ограждение место аварии, испить чашу сладостного созерцания смерти, а в довершении сумбура вместо музыки мелодию резал нестройный ритм двигателей спецтехники, скрипы лебедок и яркие вспышки, вместо цимбал. Он подошел к группе экспертов и инспекторов, что-то обсуждавших, рисуя предварительную карту происшествия на планшете, и представился. Они хмуро посмотрели на него, один из инспекторов кивнул ему, и они отошли в сторону.
– Мимо проезжали? – без вступления спросил Дениса инспектор.
– Да, руководство просило осмотреться, – ответил Денис. – Что здесь произошло?
– Одним словом не скажешь, – инспектор смахнул с капюшона налипший снег, лицо его почти не было видно за капюшоном и надвинутой на глаза фуражкой, полосы на плаще ярко светились, и в этом снежном сумраке ничего больше не было видно. – Два лихача спровоцировали аварию. Видите, здесь начали снимать дорогу, место узкое, а эти в догонялки играют. Пока непонятно кто кого первый толкнул, но Порш ударил вон тот Picasso, видите, его вбило в каток?
– Да, кто-нибудь выжил?
– Нет, там никого не осталось, – инспектор достал сигарету и закурил, долго затягиваясь. – Одна женщина, видимо мать, и трое детей. Тела еще собирают, эксперты пока не разрешают оттаскивать машину на стоянку.
– Я вижу, – кивнул Денис, уставившись на сплющенную машину, стоявшую рядом с катком. Возле нее работали люди в белых костюмах, аккуратно разрезая искореженный кузов, что-то вытаскивая и укладывая в мешки. Денису стало дурно, и он резко отвернулся.
– Второй лихач влетел под фуру, там было двое мужчин, все мертвы. Водитель фуры живой, но голову сильно разбил, его увезли уже в больницу. А та, – инспектор докурил и махнул рукой в сторону эвакуаторов, на которые грузили искореженные машины. – Трое насмерть, влетели на полном ходу под фуру, остальные с ушибами, всех отправили в больницу. В общей сложности семнадцать машин.
– А где второй лихач? – спросил Денис.
– Уехал, по камерам вроде ушел на Новоригу, пока всё, – ответил инспектор. – Остальное потом, надо здесь закончить.
– Номера лихачей есть?
– Да, есть записи в регистраторов, но здесь и так всё понятно. Подойдите к вон тому инспектору, – он показал на невысокого инспектора в таком же желтом плаще. – Он вам передаст данные по машинам. Запрос мы уже отправили, но… – он замялся.
– Что но? – недоуменно спросил Денис.
– Не для протокола, – инспектор кивнул Денису, тот кивнул в ответ, что понял. – Мне наши передали, что план «Перехват» еще не объявили, кто-то дает удрать этому уроду.
– Ничего, по камерам отследим, – сказал Денис. – Найдем.
– Как знать, камеры же они что, работают и работают, пока их не отключили, – сказал инспектор и добавил, незаметно кивнув на двоих инспекторов в желтых плащах, стоявших отдельно от всех к ним спиной. – Это не наши, СБ-шники.
– Понял, – сказал Денис. – И давно приехали?
– Полчаса назад. Езжайте домой, вам здесь делать больше нечего. Если дело возьмете, то получите все отчеты.
– Я дело беру, – медленно проговорил Денис.
– Вот и хорошо, главное – не заройте! – инспектор чуть повысил голос. – Извини, нервы.
Он взглянул на растерзанный Picasso и выматерился.
– Не зарою, – Денис протянул ему руку, он пожал и кивнул на невысокого инспектора.
– Все контакты у него. До встречи, ты же будешь снимать показания? Ничего, что на «ты»?
– Ничего. Ты не представился.
– Злобин Евгений Викторович, – ответил инспектор, – до сих пор капитан, пожизненно.
Инспектор кивнул и ушел следить за погрузкой. Денис проводил его взглядом и пошел к невысокому инспектору.
Через полчаса он вернулся к съезду, теперь здесь стояло уже две машины ДПС, инспектора были другие. Они долго читали его удостоверение, а по их лицам и позам Денис понял, что это были не инспекторы. Его отпустили, перед этим долго допрашивая с кем он разговаривал и почему его сюда направили.
Когда он приехал домой, Алина уже спала. На столе стоял ужин, еще теплый пирог с яблоками. Денис улыбнулся, инстинкт хозяйки не дал ей оставить его голодным, в холодильнике всегда было заготовлено тесто, Алина не позволяла себе расслабляться. Он старался не шуметь, но чайник предательски гудел, взрывал внутри пузырьки воздуха, а хотелось выпить горячего чаю, согреться. Алина вышла из комнаты, не говоря ни слова, налила ему кружку чая и села рядом, прижавшись к нему. Пока он пил чай, она отщипывала кусочки с его тарелки и молчала. И тут Денис почувствовал такую благодарность за это, что она сидит рядом, борясь со сном, и не расспрашивает, никогда не расспрашивает о его работе.
– Ты самая лучшая, – сказал он, поцеловав Алину.
– Я знаю, – тихо ответила она. – Пойдем, у нас есть еще время поспать.
Она собрала грязную посуду и увела его в спальню, разрешив бросить одежду на пол. Они легли, и Денис моментально уснул. Алина некоторое время смотрела на него и незаметно уснула.

2.

Свет в клубе погас, погружая разгоряченную публику во мрак. Весело завизжали девушки, засвистели парни, плотнее прижимаясь к своим спутницам, те же, кто пришел один, стояли на месте, ловя медленно нарастающий из глубины сотен киловатт звука бит. Ритм заполнил танцпол, давя на живот, глуша уши, отзываясь приятной дрожью в позвоночнике, ногах. Кто-то узнал песню и стал скандировать, поддерживаемый другими. Их голоса потонули в звуках резаной мелодии, знакомой каждому, кто пришел на этот концерт. Зал взорвался, парни и девушки пели хором, скандируя несложный припев:

Вечер злится, столица веселится,
Придется потесниться небесной колеснице!
Эта ночь не смолкнет до утра,
Разбудим мы пораньше бога Ра!
Мир весь наш никому ты не продашь,
Время пустое, здоровье дорогое.
Власти нам твердят – будь покорен, брат!
Выдай всё в казну и пошел в п..!

Зал раскачивался в ритме четкого бита, усиленного низкими басами, ребята взялись за руки, волной прокатываясь по залу, в тот момент они были единым целым, четко, без ошибок, повторяя припев. На сцену вышел хедлайнер рэп-фестиваля, высокий худой парень, одетый в простую белую футболку с отпечатанным средним пальцем в известном международном жесте, поношенных синих джинсах и белых кедах. Волосы его были всклокочены, взгляд безумен, а худые руки сильно сжимали микрофон, рот ощерился в злобной усмешке. Он двигался вместе со зрителями, диджей справа от него выкрутасничал на вертушке, добавляя новые звуки, семплируя крылатые выражения политиков, уже давно ставшие мемами в интернете. Бит изменился, зал перестал петь, ожидая, когда их герой начнет читать свой рэп, петь свою музыку. Каждый в зале знал текст наизусть, готовый вступить в любой момент, но было в голосе поэта московских улиц, понаехавшего из депрессивной глубинки, что-то завораживающее, честное, что нельзя было повторить ради искусства. Парень на сцене каркнул, как ворона, и, выждав короткий проигрыш, переходивший в бридж,