начал читать куплеты, софиты вырвали его фигуру из мрака сцены, диджей подсветили синим пламенем.
Растут цветы в неволе, и розы на дерьме,
Свободней ветра в поле лишь голова в петле,
Урочище презренных нижайших из людей
Собралось в этом зале, ты подпевай быстрей!
Твой день, твоя свобода, твой мир, твои мечты
Не принесут год к году заслуженной хвалы.
Не станет вдруг тот чище, кто предал всех и вся,
Не будет в жизни счастья, умрут твои друзья!
Когда настанет вечер, когда придет пора,
Вернутся домой дети другими со двора,
Не школа, не родители, ни спорт и не футбол,
Взрастят в сердцах презрение, а честный разговор.
Увидят светлы очи, какой в стране п..,
Узнают с малых лет, что с детства им конец,
Что будущее, планы – всё предрешено,
И выйдет чистый… рваный …в открытое окно.
Нет в жизни этой счастья, нет в жизни этой света,
Задолбленные мантры не подлежат запрету!
Ты можешь, ты способен! Попробуй, всё придёт.
Ты должен – ты виновен!
Ты раб, ты тварь, ты скот!
Удел живых – свобода, удел рабов – мечта,
Вбивай в себя год за годом все мертвые слова,
Что ты рожден бессмертным, что жизнь твоя ничто,
Пред райским благоденствием,
Живи, страдай – ты чмо!
Лишь вечером, во мраке, вставая еле-еле,
Как таракан под шкафом, вылазишь ты из щели,
Смотри, крути усами, твой мир когда темно,
Но знай, одно движенье, и ты уж пьян в говно.
Наркотики твой друг, твой самый честный враг,
Они лечат твои испуг, сгущают в мыслях мрак.
Жить с ними хорошо, пока набита кровь,
И иногда ты чувствуешь, как сучится любовь.
Секунда, час, мгновенье, и счастья больше нет,
Твоя забота новая, достать себе ответ,
Ты болен, ты безволен, твоя душа кипит
И требует по новой залить в нее нефрит,
Расплавленный богами в убогих казанах,
Ты ищешь. Ты на взводе, тобою движет страх.
Я… я сам такой, урод я,
Забытый и босой, убогий, благородный, уродливый, хромой.
Я смутно помню детство, я смутно помню жизнь,
Что гибла по соседству, кривлялась и кружилась.
Спиды, пивасик, кола – вот школа наша, мать,
В утром поиск бога, но всем на него насрать.
Я знаю, бог на небе, он видит, он грозит,
Пугают адом греки, все учат нас как жить.
Чего бояться ада? Я вырос в нем, живу,
Бояться надо рая, там точно я помру.
Все те сады и птицы, вся лживая любовь,
Страшней хорошей виселицы, страшнее ментовских побоев.
Ты можешь им молиться, кому? Сам выбирай, дурак!
Их нет, всё это небылицы, глушащий мысли мрак!
Вставай и выходи из дома, ломай, круши, мочи!
Всё это тебе знакомо, не знаешь, что сказать – кричи!
Твой день – вечерний сумрак,
Твой дом – твои шаги,
Твоя любовь – Мадонна,
Твой ум – от всех дверей ключи!
Взгляни! Вокруг не пусто, везде твои друзья,
Ломай судьбу, упорствуй – так дальше жить нельзя!
Зал запел припев, а чтец на сцене, выдав из себя это воззвание, устало схватился за стойку микрофона, уставившись безумным взглядом в зал. Зал продолжал петь, раскачиваясь под музыку, но парень на сцене вдруг замахал руками кому-то впереди под потолком, музыка резко стихла, а в клубе включили свет. Теперь стало отчетливо видно, что в ряду зрителей появилась брешь, многие отступили назад или вдавили впереди стоявших в сцену, стараясь уйти подальше и остаться здесь. На полу лежало три девушки и два парня, еще четверо парней стояли на коленях, упираясь руками в пол, и их рвало. Один свалился в свою рвоту и затих.
В зал вбежали охранники, оттесняя ничего не понимающих зрителей, еще опьяненных многочасовым концертом, не верящие, что сейчас может происходить такое. Все ждали продолжения, пока по громкой связи не стали объявлять, что концерт окончен. Охранники оттеснили зрителей подальше от лежащих на полу, теперь уже все лежали ничком, кто-то поджимал под себя ноги, скрючившись от судорог, постепенно и они затихли. Администратор клуба просил никого не уходить, его голос звучал пугающе, гулко отдаваясь в замершем каменном мешке. Молодые парни и девушки стояли и смотрели на лежащих на полу, ожидая, что они встанут, очнутся. Над ними колдовали охранники, какие-то люди в джинсах и футболках, кто-то нервно объяснял ситуацию скорой, еле сдерживаясь, чтобы не наорать на оператора. Понимание происходящего настигло молодых ребят, по очереди, как цепная реакция, закричали девушки, некоторые только догадались достать телефоны, чтобы потом выложить видео в инсту, но не решались начать съемку, пугливо озираясь, но не в силах убрать назад заветную игрушку.
Яркий свет, отраженный в блестящем потолке, большой зал, разделенный на зоны, небольшая сцена, пустая, безмолвная, окруженная танцполом, островки барных стоек и столиков VIP-загона, на некоторых из них еще оставались тарелки с недоеденной жареной картошкой и шашлыком, бокалы с пивом. Больше не было ощущения праздника, клуб стал безликим, лишенным своего лица, прятавшегося под маску теневого освещения, вспышек софитов и стробоскопов, внутреннего чувства торжества, обладания билетом на закрытую вечеринку в тайное место. Клуб делают его посетители, молодые ребята, папики с накаченными девками, голь перекатная, на последние деньги наскребшая копеек на билет, отказав себе в обедах в школьной или институтской тошниловке, трезвые и не очень, усердно готовившиеся у ближайшего магазина, счастливые, с горящими глазами, хмурые, с желанием подраться, влюбленные, оскорбленные, дерзкие, красивые и не очень, но равные на танцполе, презирающие VIP-загон, смелые в речах, готовые на поступки, опьяненные музыкой, шатким братством этих нескольких часов, живые, искренние… Теперь это лишь помещение, подготовленное по всем правилам, пустое и безмолвное, лишь редкие шаги экспертов, щелканье затворов фотокамер и слепящие вспышки, быстрые переговоры по рации, треск, жужжание, голоса из рации, доносящиеся откуда-то из другого мира.
Петр Ильич стоял у самой сцены и смотрел на то место, где еще несколько часов назад лежали полумертвые ребята. Он никогда не был в таких заведениях, и для него всё было новым. Маргарита в шутку его укоряла, что он мало водил ее на танцы. Он вспомнил себя, вот таким же молодым, как и эти ребята, одетым по-идиотски, да и ведущим себя не лучше, напоминая во время танца электромонтажника, схватившегося не за тот провод. Маргарита говорила, что он очень смешно танцует, ей это очень нравилось, она ценила в мужчинах умение рассмешить, а Петр Ильич и не пытался этого делать, просто был смешон сам по себе. Как давно это было, в голове не укладывается, в прошлом веке и другом государстве, всё новое, непохожее, а проблемы те же. Раньше травились паленой водкой или другой дрянью, найденной, добытой по случаю, а теперь синтетика. Как быстро поменялся мир, поменялась страна, переходя от дешевого дрянного пойла к клеям, героину, разбодяженному чем попало, в лучшем случае мелом, к синтетике, к дизайнерским наркотикам, и имя им Легион. Неизменным оставалось желание молодежи забыться, уйти от реальности, спрятаться, убежать, хотя бы на несколько часов.
К нему подошел полицейский и руководитель группы экспертов.
– Ребят всех домой отпустили, толку мало, – сказал полицейский. – Все данные переписали, пусть в себя придут.
– Понятно, кто-нибудь знал их? – спросил Петр Ильич, машинально показывая на заблеванный пол, где еще недавно лежали полумертвые парни и девушки.
– Нет, они пришли своей группой, – ответил полицейский. – Менеджер клуба показал камеры, все так и было. Они держались в стороне от всех, по мне, все уже были на взводе.
– Мы думаем, что они приняли это вещество не здесь, – сказал эксперт. – Или, что может быть тоже вероятно, догнались уже в клубе.
– Вполне возможно, – кивнул Петр Ильич, – что можете сказать по характеру отравления?
– Слишком много вариантов, точно можно сказать, что это синтетика, бармен подтвердил, что ребята много пили, в основном текилу и абсент. Остальное после анализа.
К ним подошел менеджер клуба, это был невысокий худой мужчина с абсолютно лысой головой, полированной, как диско-шар под потолком.
– У нас чистое заведение, мы наркоту не держим. Можете посмотреть в участке, наши ребята сами задерживали этих уродов, – сказал менеджер, глядя на Петра Ильича.
– Проверим, если у вас есть копии заявлений, то подготовьте, – сказал Петр Ильич, менеджер кивнул в знак согласия.
– Вы знаете, как они приехали, может на такси или на каршеринге?
– Часть на такси, но было и две машины: один Range Rover и Mazda CX5, на ней девушки приехали. Они у нас на стоянке.
– Надо осмотреть, – сказал Петр Ильич эксперту, а потом посмотрел на менеджера клуба. – Чьи еще машины на стоянке?
– Наши, моя, звукача, повара, много наших.
– Давайте ключи, – скомандовал Петр Ильич. – Пусть каждый владелец подойдет, будет присутствовать при досмотре.
– Не вопрос, я за своих ребят уверен, – сказал менеджер. – И еще, бармен вспомнил, что пару ребят знает хорошо, они часто ходят к нам в клуб. Один из них хвастался, что если захочет, то купит весь этот клуб и закроет его на хер. Они вроде в МГИМО учатся, по понтам похоже.
– Проверим. Вот что, пусть все, кто что-то вспомнит, набросают пока показания, потом с каждым поговорим, – сказал Петр Ильич. – Спешить всё равно некуда, уже утро.
– Никто и не спешит. Мы готовы на всяческое содействие, нам нельзя портить репутацию. В нашем клубе не было подобных инцидентов, мы даже пьяных, которые буйные, вежливо провожаем, ребята на такси сажают. У нас всё чисто, – спокойно сказал менеджер клуба.
– Проверим, всё проверим и найдем, – Петр Ильич жестом позвал полицейского за собой. – Идемте, вскроем машины.
Он взял со сцены свою куртку и сумку, менеджер клуба пошел вперед, на ходу отдавая приказания своей помощнице, бледной брюнетке, испуганно глядевшей на полицейских и грозную фигуру Петра Ильича, одетого в парадный мундир. Петра Ильича подняли с постели, он, не раздумывая, надел с вечера приготовленную женой форму, идеально выглаженную, намереваясь после сразу же поехать на собрание. Он не испытывал трепета к парадной форме, считая, что форма нужна для работы, а торговать мордой не его дело.
Они вышли на стоянку через служебный вход. На скромном клочке асфальта ютилось семь машин, среди них возвышался Range Rover Sport до рейсталинговой версии, черный, мощный, а рядом стояла симпатичная коралловая Mazda, которая в свете фонарей горела ярким красным цветом. Через несколько минут прибежал другой эксперт с пакетом личных вещей одного из пострадавших. Там был ключ от Range Rover, машина тут же узнала хозяина и мигнула аварийкой.
– Давайте понятых, – скомандовал Петр Ильич, посмотрев на менеджера клуба, тот быстро кому-то позвонил, и к ним выбежали три человека и бледная брюнетка, закутавшаяся в длинную шубу.
Эксперты открыли машину, внутри был беспорядок, валялись пакеты из бургерной, пустые стаканы из-под кофе, еще какой-то мусор. На заднем сиденье лежали брошенные как попало пальто и куртки.
– Давайте начнем с бардачка, – предложил Петр Ильич, морщась от увиденного бардака.
Эксперт надел перчатки и зашел со стороны пассажирского сиденья. Сев внутрь, он аккуратно открыл бардачок и, не роясь, тут же вытащил пакетик с белыми таблетками. Пакетик был скомкан и открыт, будто бы у того, кто убирал его на место, дрожали руки. Эксперт вытащил из бардачка еще один пакетик, плотно
Помогли сайту Реклама Праздники |