Подо льдом / Часть 3-4

суеты.

Папа долго шел с работы,
Был он хмур, устал и зол,
У него свои заботы,
Не случился разговор.

Никто со мною не играет,
Книжки не читает мне,
Обещают, обещают,
Отдохнут, придут ко мне.

Долго-долго ждал субботы,
Чтоб никто не шел работать,
Чтобы были дома все,
Те, кто лучше всех на свете,
Кто сильнее и умнее,
Кто красивее, светлее,
Кто всегда был близок мне,
Те, кого на белом свете,
Больше всех так любят дети!

Все два дня сидел я дома,
В гостях были незнакомые,
Мамы с папою друзья,
Им теперь не до меня.

Я слонялся по квартире,
Я просил со мной играть,
Но они мне отвечали,
Иди спать, иди читать.

Не умею я еще
Книжки сам себе читать,
Не умею, не хочу,
Сам с собой во всё играть.

Один дядя сел со мной,
Он такой большой, смешной,
Стали поезд запускать,
В игры разные играть.
А потом он стал со мною
Книжки разные читать,
Рассказал стихи, частушки,
Научил их распевать.

Я так сильно разыгрался,
Что не мог совсем уснуть,
Маму-папу я пытался
Растрясти, перевернуть.
Вот, какой хороший дядя,
Мне с ним очень хорошо,
Пусть приходит он почаще,
Поиграем мы еще.

Папа зол, и мама тоже,
Они так устали от гостей,
Папа говорит все строже,
Зол от моих глупостей.

Грустно, очень одиноко
В моей комнате большой,
И игрушки встали боком,
Плачет ветер за стеной.

Он такой же, как и я,
У него были друзья,
Только все вдруг потерялись,
Убежали от меня.

Я готов отдать игрушки,
Книжки, мультики, хлопушки,
Поезда, машинки, санки,
Все конфеты, все баранки…

Мама, папа, вы навеки
Мои лучшие друзья!
Мне сейчас так одиноко,
Мама, пап, а как же я?

Она закончила, быстро оглядев всех и спрятавшись в телефоне. Все молчали, одна из девочек всхлипывала, с силой сжимая чехол телефона.
– Ты же это про себя написала, этот мальчик ты? – спросил Киру Денис.
– Да, это я, – неожиданно громко и твердо ответила девочка. – Теперь я всё умею сама и мне никто не нужен!
– Кир, а прочитай еще что-нибудь, пожалуйста, – попросила ее бледная блондинка напротив, судорожно сжимающая чехол от телефона. – Пожалуйста.
Кира вздохнула, мотнув головой, стала читать:

Мир паролей, мести боли,
Злобы, страсти, лжи, любви.
Мир порочен, грязен, прочен,
Низок, светел, чист, один.
Деньги мусор, деньги сила,
Деньги страсть, любовь и жизнь,
Бесконечен, обескровлен, обесцвечен лик святых.

Похоть – жить животной страстью,
Верить… жить – жить во тьме добра,
Совершать во благо, мерить
Жизнь чужую именем творца.
Разделять, кромсать, ничтожить
Всё во прах, всё делать тлен,
Верить, жить, молиться богу,
Совершать добро во вред.

Дай мне силы, если есть ты
Над моею головой.
Дай мне знак, дай мне шанс поверить,
Что ты всё еще живой!
Мертво всё вокруг, шевелясь,
Вера ложью говорит,
Дай мне силы, дай мне веру
Этот ужас пережить!

Девочка напротив разрыдалась, уронив измятый чехол на пол. Сидевшие рядом стали утешать, пытались успокоить, но она плакала всё сильнее.
– Да прекрати ты! – не выдержал один парень, невысокий полный с растрепанными волосами. – Подожди, я сейчас.
Он выбежал за дверь и тут же вернулся, бросившись к директору.
– А актовый зал закрыт?
– Нет, Митя, а что ты хотел? – спросила его директор.
– Ну, мне надо, – замялся парень.
– Хорошо, беги.
– Я скоро, одну минуту! – крикнул парень и убежал.
– Чего это с ним, – удивилась рыжая девочка.
¬– Что-то задумал, – загадочно сказал долговязый парень, он убрал свой телефон, отключив трансляцию.
– Кира, а у тебя все стихи такие? – спросила Алина.
– Все, я же сказала, что они злые, – ответила Кира, голос ее поменялся, она стала говорить увереннее. – Маша, ну, не плачь, я не хотела тебя расстроить.
– Это не ты, не ты! – воскликнула бледная блондинка, продолжая реветь, она уже слабо подвывала, теряя силы.
Вбежал запыхавшийся Митя, в руках у него была гитара. Он поспешно сел, задыхаясь от бега, быстро настроил ее и приготовился играть.
– Это Маша, –¬ шепнула ему рыжая девочка.
– Я знаю, – ответил парень и покраснел. – Маш, это для тебя, я вчера ее придумал, не знаю, как получилось, но я хочу, чтобы тебе понравилось.
– А как называется? – слабо спросила Маша, с надеждой посмотрев на него.
– Лето в феврале, – на ходу придумал парень. – Да, лето в феврале.
Он заиграл. Мелодия строилась на жестком квадрате аккордов, сначала простая, состоящая из двух-трех нот, звучавших тихо, постепенно расправляясь, звуча отчетливее, звонче. Парень шумно дышал, но не сбивался, смотря только на гриф и правую руку, полностью погрузившись в игру. Мелодия изменилась, не теряя зажатости в квадрате аккордов, она рванула вперед, заполняя класс, звеня, играя, разбуженная, страстная, чтобы в одно мгновенье умолкнуть и тихо спеть самое начало, но не засыпая, не успокаиваясь, а радуясь, улыбаясь. И Маша улыбалась, восторженно смотря на парня.
– Это твоя мелодия, я дарю её тебе, только не плачь, пожалуйста, – смущенно проговорил парень.
– Ты мне потом ее покажешь, я хочу ее на пианино подобрать! – радостно воскликнула Маша.
Дети загалдели, поздравляя Митю, подшучивая над ним, как он покраснел, смотря на Машу, даже Кира смеялась, забыв про свои стихи. Директор кивнула Денису, и они вышли. Пройдя по коридору в конец этажа, она остановилась у окна.
– Денис, вы представитель закона, поэтому я скажу вам, а вы уже решите, стоит ли это делать более гласным, – сказала она. – Это немногие, кого я пригласила. У нас здесь есть бесплатный интернет, wi-fi по всей школе. Мы просматриваем логи, не следим за каждым, только отмечаем некоторые ресурсы. Я попросила нашего админа проверить реестр вашего фонда, где вы отмечаете адреса ресурсов и страницы этих групп. Так вот ребята эти попались, Кира так сразу же, она даже не стесняется. Мне медсестра доложила, что у нее порезы на руках, она сказала, что порезалась ножом дома.
– Родителям говорили об этом?
– Нет, пока нет. Мне трудно найти с ними общий язык, поэтому я поговорила с Кирой, она мне честно всё рассказала. Вы правы, верно пишете у себя на сайте, иногда достаточно просто выслушать ребенка, просто выслушать и не ругать сразу, а попытаться понять.
– А эта Маша тоже?
– Маша тоже, но пока без порезов. Они с Кирой в разных группах были, слава богу, их закрыли наконец-то. Маша не идет на контакт, она много болела, боится разговаривать. Надеюсь, они подружатся с Митей, оба любят музыку. Кстати, Митя и Ромка, этот тот, кто вел трансляцию, дрищ, как он себя называет, они прошли дальше всех, вырезав кита, они были в одной группе, но сами одумались и пришли ко мне, всё рассказали. Я как-то пыталась объяснить это родительскому комитету, но они всё неверно поняли, притащили попов, и дети совсем замкнулись.
¬– А для кого вел трансляцию Рома?
– Для тех, кто не пришел. Они создали отдельный чат, меня туда не пускают, но я про него знаю. Вот так вот, вокруг нас кипит жизнь, которую мы не замечаем, –¬ ответила директор. – Может пора всем чай попить? Я видела, Алина принесла кучу пирогов.
¬– Пора, пироги она сама печет, такая мастерица, –¬ улыбнулся Денис.
– Превосходно, идемте со мной, я приготовила чашки и тарелки, они в моем кабинете.
– Хорошо,¬ они стали спускаться по лестнице вниз. – А как ваши учителя, дети им разве не рассказывают о своих проблемах?
– Нет, они им не доверяют. У нас новый состав, все гонятся за показателями, чтобы премия была, сами понимаете, времена изменились.
– Тогда Кира права.
– Вы про этот стих? – директор задумалась. Они подошли к ее кабинету и она выдала Денису поднос с чашками и тарелками, а сама взяла два чайника, пачку пакетированного чая и пакет с конфетами. – Честно, не хочется в это верить.
¬– А что может наша вера?
– Ничего и всё, как и было всегда, – грустно улыбнулась директор.

8.

Германия, пригород Мюнхена

Улицы были пустынны, магазины закрыты, в офисных зданиях не горел свет, а у входа стояли хмурые охранники, медленно куря. Тяжело проехала военная патрульная машина с тонированными стеклами, окно пассажирского сиденья было приоткрыто, и можно было разглядеть ствол автоматической винтовки, смотревший в крышу автомобиля. Патруль проехал, и всё смолкло. На автобусной остановке появилась группа подростков, они громко о чем-то спорили, указывая руками в сторону парка у реки, по которому, идя вдоль русла, можно было быстро дойти до жилых кварталов новой части города. Несколько ребят, прокричав ругательства, ушли в парк. Два охранника, докурив, остались ждать, хмуро посмеиваясь. Через пять минут подростков из парка вывел патруль из четырех солдат и одного офицера. Патруль довел их до остановки, подростки стояли смирно, со злобой глядя на военных, старавшихся им доброжелательно улыбаться. Офицер долго объяснял школьникам о правилах поведения при комендантском часе, взывал к их благоразумию, но всё чаще еле слышно от подростков слышалось безальтернативное scheise, офицер будто бы не слышал этого, а солдаты утвердительно кивали. Автобуса не было десять минут, и за это время военные и подростки сумели найти общий язык, понимая, что никто из них не виноват в этой ситуации. Пришел пустой автобус, и школьники сели в него, на прощание помахав военным, девочки даже покраснели, хотя еще недавно они громко возмущались, когда их вывели из парка эти ребята в форме и с винтовками за спиной. Охранники усмехнулись и, кивнув патрулю, ушли обходить пустую территорию офисного и торгового центра. Патруль пошел по улице вниз, в сторону старой ГЭС, из которой уже давно сделали общественное пространство для выставок современного искусства.
Из ниоткуда возникла боевая машина пехоты, с хищно ощерившимися стволами пулеметов, рев двигателя разорвал туман тишины, заставив задрожать стекла в брошенных автомобилях и на первых этажах зданий, стоявших у дороги, вглядывавшихся потускневшими глазницами витрин в вымерший город. Боевая машина скрылась из виду, не соблюдая никаких правил, идя посреди дороги в сторону туннеля. С другой стороны проплыла полицейская машина с включенными спецсигналами, но без сирены. Откуда-то прилетел вой сирены, случайный звук, и всё снова стихло, погрузившись в тягучую тишину.
Андре и Тоби сидели посреди сквера, прислушиваясь к неспокойному сну города. В школах и техникумах объявили каникулы, те, кто смог, увезли детей к родственникам, друзьям в другие города, земли. В четырех городах был объявлен комендантский час, три из них были в Баварии, а четвертый на границе. Вся страна напряглась, с подозрением смотря на тех, с кем еще недавно жили бок о бок, к кому ходили в магазины, работали вместе на заводах и фабриках. Больше всего досталось турецкой общине, вспомнились старые обиды, начались погромы, столкновения, с которыми полиция уже не могла справиться, поэтому канцлер при безоговорочной поддержке парламента издал указ о привлечении армии для наведения порядка. Многие обрадовались, даже в их участке нашлись такие люди, большинство же настороженно относилось к военным, ставшими на это время главными, по факту руководя полицией. В этом были, конечно, положительные стороны, мародерство пресекалось на корню, все затаились, закрылись притоны, пропали с улицы бегунки, разносящие закладки синтетических наркотиков. Все ждали, чего? Никто не мог сказать, просто ждали, изредка выходя из дома, чтобы дойти до магазина и закупиться,