воеводу – теперь уже ничто не зависело от него. Скакать самому в крепость, или стоять здесь, чтобы потом отсечь преследователей от отступающих липовцев?
– А мы чего ждем? – досадливо проговорил Белогуб. Все арсы уже и мечи достали. – Стоять! – рявкнул Рыбья Кровь. и арсы нехотя спешились.
– Надо выручать! – крикнул Меченый, подъехав к Дарнику. – Здесь уже без пользы. – Он выразительно указал на строй своих колесниц, откуда на воеводу умоляюще смотрели две дюжины камнеметчиков.
Неожиданно из ворот крепости показалась группа булгар человек в тридцать.
– Ну вот, – сердито произнес Дарник.
– Это пленные, – засмеялся Меченый.
Действительно булгары были без оружия, а сзади их сопровождали семеро конных жураньцев с пиками в руках. Подогнав пленных к стану, где их приняли камнеметчики с веревками в руках, жураньцы подскакали к Дарнику.
– Там такое, такое! – радостно проговорил забрызганный чужой кровью старшой. – Мы снова туда.
– Что такое, что? – спросил, улыбаясь, Меченый.
– Все наше. – Старшой вопросительно посмотрел на Дарника и, получив одобрительный кивок, помчался с товарищами обратно в крепость.
– Здесь за главного, – приказал воевода главному камнеметчику и вместе с арсами поскакал в крепость. Сразу за воротами пришлось спешиться – всюду лежали десятки убитых и раненых, и кони боялись ступать между ними. Кровопролитие уже закончилось, сменившись чистым грабежом. Липовцы прочесывали подряд все строения, пока одни вязали и сторожили пленных, другие выносили и складывали на землю под их охрану награбленное имущество. Невыносимы были женские крики и плач.
– Женщин собрать отдельно! – приказал воевода Белогубу.
И арсы, эти знаменитые грабители и насильники, бросилась спасать булгарок.
Опьяненные успехом липовцы во главе с неугомонным Журанем уже порывались напасть на посад и гостиные дворы. Дарник их строго предупредил, что первый, кто туда попадет, будет тут же повешен.
Навстречу Дарнику уже шли Борть с Быстряном, оба целы и невредимы, хоть и сильно забрызганы чужой кровью.
– Идем, посмотрим, – позвал командира, сияя своим щекастым лицом, Борть.
Двухъярусный воеводский дом посреди крепости был наполовину каменный, наполовину деревянный. Узкая деревянная лестница с резными перилами вела на верхний ярус. Там, в большой нарядной светлице с маленькими стеклянными окошками, толпились катафракты. Посторонившись, они пропустили Дарника с сотскими в комнату, служившую сокровищницей. Вдоль стен тянулись ряды полок с золотыми и серебряными блюдами и кубками, под ними стояли два сундука. Отдельно висели меха и украшенное золотом и драгоценными камнями оружие. В каждом из сундуков было по нескольку отделений, чтобы дирхемы не мешались с солидами, а динары с милиарисиями. Имелись также серебряные и золотые слитки и множество женских украшений.
– Пленный сказал, что здесь собраны торговые пошлины за год, их должны были вот-вот отправить в Булгар, – объяснил Быстрян.
– Сколько здесь? – спросил Дарник.
– Я думаю, тысяч на тридцать-сорок дирхемов.
Поручив Бортю с его лучниками переносить содержимое кладовой в стан, а Селезню с Терехом собирать все пергаменты и восковые свечи, Дарник с Быстряном продолжили осматривать крепость. С береговой стены открывался величественный вид на всю верстовую ширину Итиль-реки и многочисленные ладьи и лодки, направляющиеся к дальнему речному острову, то были посадские жители, в большинстве женщины и дети. Отдельно вверх по течению усиленно гребли три ладьи с четырьмя-пятью десятками булгарских ратников, спасшихся от третьей полусотни бортичей. Еще пять боевых судов были оставлены невредимыми на берегу.
– Хоть ты в погоню плыви! – усмехался Быстрян.
– А может, вниз по реке, хазар потрепать? – с серьезным видом бросил воевода.
– Ну ты вообще всех побить за один раз хочешь! Нам бы с этой добычей как-то расхлебаться. Теперь мы из-за нее у всех бельмом на глазу.
Похоже, главный сотский был прав. Помимо сокровищницы, в крепости нашлось немало и других ценностей. Дорогие ткани и одежда, меха и посуда, ковры и шубы, мед и вино, множество оружия и доспехов, целый склад железа, меди, олова и свинца. Теперь все это с трудом перетаскивалось в стан.
– Крепость поджигать будем? – спросил Белогуб, видя, что воевода собирается ехать в стан.
– Зачем? – вопрос у Дарника вырвался совершенно непроизвольно.
– Не знаю, можно и так, и так, – пожал плечами полусотский арсов.
– Тебе решать, – поддержал его Быстрян.
Для воеводы это было новое дело: взять и сжечь целую крепость.
– А может я тут вообще захочу остаться, – вывернулся он.
– Тогда надо оставлять здесь охрану, – рассудил Белогуб. – Казгарцы все здесь разнесут и подожгут, а потом на тебя все свалят.
– Тут уже нечего разносить, – Дарник еще не до конца понимал.
– А двери, столы, скамьи, все другое.
Быстрян кивком головы подтвердил правоту арса.
– Сегодня пусть твоя ватага останется, – распорядился воевода.
– Смотрите не перепейтесь здесь, – посоветовал Белогубу Быстрян.
На поле перед воротами крепости возничие Лисича собирали оружие, снимали с убитых булгар доспехи и складывали их ровными рядами. Рыбья Кровь приказал сосчитать свои и чужие потери. Дарникцам победа обошлась в тридцать убитых и столько же раненых. Потери булгар превышали полторы сотни, около сотни было взято в плен. При виде кровавого месива из рубленной человеческой плоти зашлась в истерике Саженка, да и сами липовцы, остынув от кровожадности, выглядели подавленными и удрученными. С наступлением темноты воевода приказал половину трупов булгар утопить в реке, пусть казгарцы считают, что многим из них удалось спастись на ладьях. Собственный погребальный костер тоже особого веселья не вызывал. Но уж слишком велика была добыча!
На тризне Рыбья Кровь объявил, что доля добычи всех погибших обязательно будет выделена и достанется их женам и наложницам, а если у них наследниц не окажется, то будет отдана другим вдовам ватаги, к которой убитые были приписаны. Это тоже немного скрасило общую скорбь.
С доставшимися пленницами решено было поступить по наказам Шуши: ночь пусть спокойно переночуют, а утром уже определять ей хозяина.
– А как быть с теми, кого уже успели сильничать? – не удержался от подначки Журань, чувствующий себя главным удальцом.
– Хорошо, покажи тех, кого сильничали и самих сильников, – распорядился Дарник.
– И что, повесишь их? – обеспокоился сотский.
– Да ничего не будет, ты только покажи.
Другие сотские улыбались в ожидании чего-то необычного. Ну что ж, после небольшого розыска пятеро сильников вместе со своими жертвами совету сотских были представлены.
– Запиши, все их имена, – сказал воевода мальчишке-писарю. – И имена их наложниц, и что отныне они будут всегда жить вместе и заботиться друг о друге.
Хохоту сотских не было предела.
– У меня уже есть жена! – вопил один из сильников.
– Какого лешего мне о ней заботиться? – кричал второй.
– А я получше хочу выбрать! – вторил ему третий. – Не эту!
Сотские хохотали еще пуще. Ратники, когда об этом узнали, тоже веселились от души. Так с тех пор этот закон в дарникском войске и утвердился: а что, будешь знать, как до конца битвы свою похоть распускать!
Но если что делать с пленницами было понятно, то что с пленниками не очень. Быстрян заметил, что, возможно, в посаде и в гостиных дворах найдутся булгары, которые захотят выкупить на свободу соплеменников. Дарник с готовностью согласился на это.
Среди пленных оказалось два лекаря, которые, не обращая внимания на липовцев и вооружившись ножами, мазями и повязками, принялись извлекать наконечники стрел и сулиц из раненых, не делая различия, кто перед ними словенец или булгар. Превратив одну из телег в большой стол они резали, промывали и сшивали. Привлеченный криками липовца с разрубленным коленом, Дарник пошел взглянуть, что там происходит. Дав раненому болезаглушающее снадобье и перетянув ему выше раны бедро, лекари особой пилой допилили поврежденную кость и затем зашили культю. Судя по всему, они были довольны своей работой и не сомневались, что раненый останется жить. Радовались и товарищи раненого. Один лишь воевода был в сомнении: зачем превращать человека в калеку, не лучше ли дать ему спокойно умереть?
Поняв, что дальнейшего грабежа не будет, к стану дарникцев потянулся ручеек самых отважных гостей. Сначала явились хозяева гостиных дворов с подарками и просьбами не разорять их, следом пожаловали купцы, постояльцы этих дворов – выяснить, что будет с их имуществом. Дарник заверил всех явившихся, что воюет только с воинами, все что ему надо это выдача словенских рабов и даже раздал несколько грамот, разрешающих купцам первый год торговать в Липове беспошлинно. То же самое потом повторил и переговорщикам из посада.
Сейчас его больше всего беспокоила та добыча, которую они захватили, вернее, то, как ее лучше сохранить. Двум ватагам строго было запрещено на тризне пить вино и хмельной мед и смотреть за доверху нагруженными трофеями повозками. Ночью ему даже приснился сон, как арсы воруют мешки с золотом и серебром и о двуконь уносятся в разные стороны.
8
Утром Дарника с Саженкой разбудил с лукавой ухмылкой Селезень:
– Там к тебе пришли!
У входа в стан прямо на траве расположилась толпа в несколько сотен одетых в рубище людей: половина мужчин, половина женщин и два десятка детей.
– Твои словенские рабы, – пояснил, стоявший у входа Быстрян.
– Ого! – восхитился, подходя Борть. – А чем кормить будем? Ты, кажется, говорил, чтобы с харчами их отдавали?
Пока что харчи были не самым главным, помимо вина и меда из крепости вынесли достаточное количество колбас, сыров, хлебов, овса и проса. Осмотр рабов вышел безрадостным. При подходе воеводы все они вскакивали на ноги, но смотрели испуганно и недоверчиво, мало представляя, что их дальше ждет. Народ был в основном тщедушный и некрасивый, разве что дети как дети. Дарник молчал, не решаясь что-либо им обещать.
Быстрян, отведя его в сторону, поучил уму-разуму:
– Я тебе еще в Корояке хотел сказать, когда ты своих мальчишек из Ургана привез. Нет никакого смысла освобождать рабов и везти их назад в Словению. Чем еще русы отличаются от словен: когда у словенина голод, он идет сдавать в закупы своих детей, а рус просто берется за кистень. Среди этой толпы рабов ты не найдешь ни одного руса, он непременно зарежет своего хозяина и сбежит. А эти… Словения просто освобождается от негодных для стойкой жизни людей.
– Я хочу заселить ими леса возле Липова, чтобы нам было вдосталь хлеба.
– Думаешь эти смогут хорошо землю пахать?
– Не смогут – заставлю! – сдвинул брови Дарник.
– Тогда нам нужно как можно быстрей возвращаться в Липов, чтобы успеть этим до зимы что-то построить.
Ратники между тем с нетерпением ждали дележки пленниц, многие уже даже успели присмотреть себе кой-которую. Поэтому сразу после утренней трапезы было назначено награждение лучших воинов. Перед общим строем сотские называли своих удальцов и объявляли то, чем они отличились, и воевода вручал им медные фалеры. В Остёре Дарнику успели изготовить еще несколько серебряных фалер. Одна из них досталась Жураню – именно он
