караульный со смотровой вышки сообщил о дальних кострах с левобережья Липы. Дарник поднялся на вышку и точно: далеко на востоке, там, где пойменный луг переходил в лес светились с пяток костровых точек. Утром от них к Липову пожаловали трое переговорщиков на лошадях. Настелив на еще хлипкий лед больших веток, двое из них осторожно с шестами в руках перебрались на остров, потом по мостику к Дворищу. Вопрос у них к Дарнику и Карнашу был один: можно ли им там на левобережье построить свое селище и пользоваться пойменными землями. Это были беженцы из селища Глины с верховья Липы, которых арсы прижали этой осенью так сильно, что они решили прямо зимой переселиться под защиту липовского воеводы. Карнаш не скрывал своего недовольства от такого соседства, Дарник же был приятно польщен и удивлен.
Оставив переговорщиков в качестве заложников на Дворище, воевода вместе с двумя гридями, что половчее, таким же способом, как и глинцы с шестами в руках пересекли реку, сели вместе с глинцем-коноводом на их коней и поехали к стойбищу беженцев. На поляне среди дубов стояло два десятка остроконечных круглых шалашей, укрытых полостями, сшитыми из овчин и войлока. В загородках из жердей томилась весьма немногочисленная скотина, десяток саней наполовину были нагружены привезенным с собой сеном. Полусотня взрослых смотрела на приезжих с тревогой и надеждой, сотня детей – с любопытством и страхом. Увы, одним разговором о разрешении поселиться дело не обошлось – глинцам во всем требовалась самая срочная помощь, за которую они в конце переговоров предлагали сперва скотину и имущество, а под конец уже и девушек в закупы, с возможностью выкупить их через год или два.
С тяжелым чувством возвращался Рыбья Кровь в Липов. Вместо полновестных признающих его главенство подданных полторы сотни голодранцев. Как помочь, если у самих тоже недостаток и в харчах, и в фураже, да даже в простой зимней одежде? Переговорил с полусотскими, те особого сочувствия не проявили, лишь посмеялись, спрашивая, а хороши ли предлагаемые девушки. Зато с Фемелом разговор пошел другой.
– А если помогать, но по-другому. (Дарник был весь внимание.) Сам говорил, что не все липовцы тебя жалуют. Вот и ты их не жалуй. Направь к глинцам двадцать гридей с топорами и пилами, ну и с харчами конечно. Скажи, что будешь там возводить запасную крепость, куда отступишь, если Роган придет. И здесь порядок наладится и там.
Предложение ромея привело воеводу в восхищение – недаром Романия тысячу лет первая среди других стран, даже простые ее подданные вон на какие козни горазды!
Ну, а пока Липа покрывалась прочным льдом, Дарник в один из дней, переночевав с полуватагой на Короякской Заставе, предпринял дальнюю конную разведку на запад, до первого мирного городища. Там победителя арсов встретили со всем возможным почетом и гостеприимством, главное сообщили, что князь Роган уехал на съезд князей в столицу каганата и подымные подати отправил собирать вместо себя воевод. От такого известия можно было вздохнуть с облегчением и заниматься липовскими делами без особой оглядки. Договорившись о покупке двадцати саней сена и двадцати мешков зерна, воевода в хорошем настроение поскакал назад, настрого предупредив гридей молчать о князе Рогане – пусть де «пугливцы» продолжают рыть в мерзлой земле свои лесные землянки.
Через три дня в Липов прибыл обоз с сеном и зерном и прямиком отправлен был вместе с ватагой Бортя в Глины. Внешне это действительно выглядело как обустройство отдельного укрепленного селища. А полное подчинение глинцев Дарнику превращало селище в его безоговорочную вотчину. Не пришлось даже намекать о возможном отступлении сюда всей дарникской дружины, липовцы и сами легко догадались об этом и дружно заговорили, что они вовсе ни в чем не упрекают воеводу и готовы вместе и строить укрепления и до последнего защищать свое городище.
Разумеется, и самих глинцев никто не собирался кормить просто так. Все парни и молодые мужики были по чуть-чуть приставлены к воинской службе: стреляли в мишени из луков и сулицами, рубились деревянными клевцами и мечами, махали лепестками и цепами, привыкали к строевым построениям. Десять пятнадцатилеток были отправлены на прокорм и войсковое обучение на Дворище. Позже туда же отвезли и с десяток десятилеток обучать грамоте и счету, а пятеро девушек забраны были в городище в качестве жен журанцев. Также были переписаны все лошади и под страхом наказания запрещено их резать. Взамен же всему этому было организовано несколько больших загонных охот и передано пару саней заготовленной с осени вяленой рыбы. В общем все в Глинах из голода и холода, кое-как было превращено в полуголод и полухолод.
Заодно на законном основании осуществилось тайное желание Дарника. На острове и напротив на левобережье было возведено по четыре деревянных сруба, которые доверху заполнили землей и камнями. Если весной выдержат ледоход и подтопление, то вот и будет всем на удивление подвесной мостик с берега на берег.
Помимо дел хозяйских пришлось воеводе как следует вернуться и к войсковой службе. Занятый заставами и Глинами, он был немало озадачен, когда обнаружил в гарнизоне сильный разлад между разными подразделениями гридей: конники кичились своим превосходством перед лучниками, а камнеметчики перед щитниками. А тут еще и совсем посторонние новички объявились, которых «ветеранам» непременно хотелось высмеять и унизить. Во время похода из Корояка на Арс Дарник, размышляя о своем будущем войске, решил, что у него в отличие от Рогановского разделения дружины на десятки и сотни, устройство войска будет пятеричное: двадцать бойников – ватага, пять ватаг – сотня, пять сотен – хоругвь, пять хоругвей – полк. С пятью отрядами проще и ясней, а четыре-пять помощников лучше, чем десять, за которыми трудней уследить.
И вот, взявшись улаживать ссоры гридей между собой, он пришел к выводу, что необходимо их всех перемешать, чтобы в каждой ватаге кроме пешцев были и конники, и камнеметчики. Основа ватаги – десять пешцев из шести щитников и четырех лучников, при них колесница с тремя камнеметчиками, пара тяжелых конников-катафрактов и две пары легких конников. И еще сам вожак-полусотский. Итого двадцать воинов. Сотня таким образом будет состоять из полусотни пешцев, пяти колесниц, десятка катафрактов и двух десятков легких конников. Один из ватажных вожаков становится сотским, а четыре – полусотскими колесничих, пешцев, катафрактов и жураньцев. На стоянке и дома гриди подчиняются полусотскому ватаги, в бою и на учениях – полусотскому подразделения.
От своей придумки Дарник пришел в полный восторг и, дождавшись крупной потасовки между жураньцами и камнеметчиками, срочно собрал полусотских и потребовал перемешать гридей между собой, чтобы находясь бок о бок в одной ватаге они не заносились перед другими. Правда, сперва никто из помощников не понял, как они сами будут одновременно и вожаками ватаг, и вожаками подразделений. Еще с большим недоумением встретили новое распределение рядовые гриди, не желая переселяться со скарбом и наложницами в другие гридницы, но Рыбья Кровь был неумолим.
Первую неделю с новым порядком в самом деле возникла сильная путаница, кому и где заступать на стражу, кому и с кем выезжать в дозор и как потом меняться между собой. Воеводе пришлось чуть ли не каждую пару ратников разводить по их местам, пока, в конце концов, к этому не стали привыкать. Сильно помогло введение в обычные боевые игрища ватажных состязаний: перетягивание цепи, выталкивание другой ватаги из очерченного круга, бой на палках. Тут уже все в ватаге были заодно и слабые могли отлично приноровиться для борьбы с отдельными силачами.
Еще более трудным испытанием для Дарника явились дела судебные. В мороз выставлять голышом к позорному столбу никого не будешь, значит, надо что-то другое. За обычные драки, он с легким сердцем отправлял драчунов на три-четыре месяца в возчики и коноводы. За сон в охранении, разозлясь, приказал всем полусотским и десятским носить с собой увесистую палку, дабы сразу на месте огреть по хребтине соню (никакая не порка, а отеческий подзатыльник). За злое обращение с наложницами тут же на неделю отправлял грубияна на заставу (иди охладись). Более серьезным проступком он считал продажу или проигрыш в зернь доспехов и оружия. За это оружие и доспехи просто отнимались, а продавец и купец отправлялись на пару месяцев в недалекий известковый карьер добывать заряды для камнеметов, никакие оправдания, что им хватит и одного кистеня не принимались. Еще строже было с продажей оружия на сторону. Тут гридей-продавцов с напарниками определяли в известковую каменоломню на целых полгода.
Дошло дело и до смертной казни. Она было назначена одному из меченцев за покупку у десятского пешцев наградной фалеры, с которой камнеметчик вздумал потом щеголять на боевых игрищах.
– Десятского в карьер на полгода, а потом в простые ратники на год, камнеметчика с напарником повесить, – вынес решение Рыбья Кровь.
Пока сооружали виселицу на две петли, народ ходил вокруг и охал:
– Ну что он такого сделал? Похвастаться, покрасоваться захотел, за это не вешают.
По представлениям словен-русов можно было сколько угодно убивать в момент гнева и ярости, но только не на холодную голову. Поэтому и отдавали смертную казнь на откуп князьям – пускай те несут грех расчетливого убийства.
– Неужели не ясно? Чужую славу себе присвоил, – объяснял Дарник полусотским.
Фемел, улучив момент, высказал ему тишком свое мнение:
– Это правильное решение, но оно будет правильным через год-два, не сейчас.
И воевода отступил. Уже, когда на обоих осужденных накинули петли, дал знак отпустить, сменил казнь на двухлетнее изгнание. И с первым же торговым обозом камнеметчиков без оружия и доспехов отправили в короякскую сторону. По предложению ромея на обратных сторонах фалер стали выбивать отдельные номера и заносить их в приказные списки, что сделало невозможным их продажу или воровство.
Бей своих, чтоб чужие боялись – липовцев суд Дарника никак не касался, но и они уже понижали голос и чутко поводили головами при любом его появлении. Юный возраст воеводы уже никем не замечался, а его военные успехи, камнеметы с пращницами, ромейский язык, даже его укрощение трех наложниц шаг за шагом возвели его на ступень, недоступную простой зависти или неприязни – слишком явным было его первенство и исключительность. Одновременно усваивалось ровное, спокойное-улыбчивое обращение воеводы с теми, кто ничего не нарушал, гриди уже принимали как данность его поведение с арсами, пленницами, купцами и глинцами и сами старались вести себя соответственно.
– Посмотри, половина парней даже походку твою перенимают, – отмечал Фемел.
Без какого-либо указа вокруг Дарнику стали появляться и определенные воеводские приятности: два оруженосца, Селезень и Терех, посменно день и ночь находились поблизости, взяв на себя обязанность всегда обеспечить воеводе оседланного коня, наточенное оружие, изысканную еду и теплый ночлег. Гриди при всяком его появлении непременно подтягивались и замирали,
