Марина

ожидая приказа. Марина смотрела на них через очки, рассматривая каждый на максимальном приближении, но все они были ей не понятны, будто бы броненосцы, выползшие из норы навстречу дикобразам, ощетинившимся иглами пусковых шахт ракетных комплексов. – А зачем столько кораблей? Разве авианосец сам не доплывет?
- Может и не доплыть, посмотри, вон какой большой корабль, - Виктор чуть повернул ее влево, где уже сквозь белую пелену показался огромный нос авианосца, корабль медленно приближался, вставая посреди своих подчиненных, гротескно огромный, неповоротливый.
- Но у него же есть самолеты, вон они, стоят на палубе. Я не понимаю, зачем строить такой корабль, который сам не может себя защитить?
- А у него другая задача. Защищать его должны вот эти крейсера, топить подводные лодки, видишь два корабля с огромными тарелками?
- Ага, они такие смешные!
- Ничего там смешного нет. Вон тот, что дальше от нас, это корабль разведчик, вот мы сейчас с тобой тут стоим, а он это знает.
- Да ладно? А зачем это ему? Что мы можем им сделать?
- Это так кажется, что ничего. А навести орудия, уточнить координаты. К таким военным комплексам нельзя приближаться ближе, чем на десять километров, могут и уничтожить.
- А разве сейчас идет война? Я вот не хочу, чтобы меня кто-то уничтожал, какое они имеют право?
- Войны нет, но война возможна всегда, чтобы ты не слышала. Иначе нет смысла существования армии. Я знаю, вас в школе другому учат.
- Ага! Больше никогда не будет войн, поэтому все мировые державы отказываются от содержания больших армий и еще какая-то чушь, я помню этот курс политологии.
- Отказываются, но не все. Это пока лишь декларации, слышали уже не раз.
- А этот корабль-разведчик сейчас нас слышит?
- Не думаю, мы ему не интересны. А второй корабль занимается другой задачей, он, наоборот, мешает другим кораблям и подводным лодкам, на нем установлен радиоволновой комплекс подавления и имитации.
- Чего? Ты попроще говори, а то забыл, с кем разговариваешь? Я этим никогда не интересовалась, у меня вообще по физике низший бал!
- А это зря, стоит подтянуть. Ты помнишь, это же рассказывают в школе, как видят корабли?
- Они слышат, - уверенно сказала Марина. – У каждого корабля свой акустический паспорт, а еще на них стоят транспондеры, вроде, я уже не помню.
- Раньше стояли, сейчас другая система, но суть та же. На торговых кораблях нельзя ничего отключить. Когда корабль плывет, то все вокруг знают, что это за корабль, куда идет, и какой груз на нем.
- А военные разве не так?
- Не совсем так. Когда нет боевых действий, они отправляют положенные сигналы, но если понадобится, то они смогут прикинуться сухогрузом или танкером с СПГ. Это очень древняя технология, но она до сих пор работает.
- А разве их не засекут со спутников? Как можно спрятать такую махину?
- Можно и прячут. Все основные системы до сих пор работают в радиодиапазоне, ничего лучше пока не придумали, а фактическую картинку пока получат, пока обработают, а кораблей уже и след простыл, важно же получить точные координаты для ракетного удара, на абордаж никто не пойдет, время морских сражений закончилось. Вот смотри, подходит такой красавец к берегу, может даже стоять от него в сотнях километров, а боевую задачу на суше выполнит.
- Но это же было раньше, сейчас вроде нечего делить, - пожала плечами Марина. – Дядя Паша говорит, что больше не будет войн, а про тебя говорит, что ты во всех видишь потенциальных врагов.
- Не во всех, а только  в тех, кто этого достоин. Понимаешь, война нужна людям. Это ты вряд ли узнаешь в школе, но, поразмыслив, поймешь.
- А зачем она нужна? Я не понимаю, почему нельзя жить мирно?
- Можно, но тогда не будет развития. Вспомни историю, все скачки развития человечества связаны с мировыми войнами. Если отбросить в сторону гуманность, то война – это стимул развиваться, стимул для научного прогресса.
- А еще это помогает разрешить экономический кризис, - сказала Марина. – Мы это проходили недавно. Нам еще сказали, что сейчас, в нашем новом мире, этого не требуется, так как экономика построена на другой системе, и еще что-то, я не вникала.
- Там и нечего вникать, потому что это лишь слова, а правда - вот перед глазами, - он показал на удалявшуюся эскадру, которую замыкали три противолодочных крейсера. – Это наш последний авианосец, а вот у наших потенциальных врагов их осталось по два, а то и по трое, но поменьше. А мы с этим надорвались, наша страна всегда болела гигантизмом. Помнишь, как объединили Кореи?
- О, это было очень и очень давно! Мы это проходили. Так они вроде опять воюют.
- Не воюют, а находятся в сложных отношениях, - ответил Виктор.
- Но почему они опять рассорились?
- Не они, их рассорили. У нас много таких регионов, куда вливаются огромные деньги, собираются толпы экспертов, созываются ассамблеи. Посмотри на Ближний Восток, на Среднюю Азию, хотели Китай развалить, пока не получилось.
- Но зачем это им?
- А иначе нельзя, что они тогда будут делать? Вот так все и получается. Кто-то решает, а кто-то должен подчиняться. Ты даже не представляешь, сколько в этом участвует людей, огромных компаний, это нельзя просто так прекратить, нельзя.
- А как же «Мирный-3»?
- А, это тебе Паша напел. Да, он в это верит, что наука объединит мир, стремление к познанию – вот истинная цель человека. Я в это  не верю.
- Я тоже так думаю, только ты дяде не говори, а то он расстроится. Я ему обычно говорю, что верю в это. А на самом деле люди как акулы, если нет рядом подходящей пищи, то они начнут рвать друг друга, - Марина задумалась, провожая взглядом эскадру, корабли таяли в слепом буране, всю свою мощь обрушившим на морскую гладь, тяжелые хлопья снега с трудом долетали до их высоты, опадая на склоне. – Нет, не так. Люди хуже. Я знаю, это так.
- Почему хуже?
- Потому, что люди готовы рвать друг друга не ради пищи, а  просто так, потому что могут. Так и папа говорил, я часто подслушивала их разговоры по ночам с мамой, а сейчас я понимаю, что он был прав. Я это видела там, в Комбинате, здесь то же самое.
- К сожалению, да. Но, пока есть мечтатели, как Павел, хоть он и не похож, но он настоящий мечтатель…
- Тогда у мира есть надежда, - закончила она. – Я читала эту книгу. Марина выключила запись и сняла очки. – Пойдем домой, я хочу есть.
- А ты звук тоже записывала?
- Конечно же нет, - соврала она.

30.

Пришла весна, но никто и не заметил ее прихода, все также дули ветры, заметая мокрым снегом улицы, день не торопился начинаться, часто прячась за угрюмым серым небом, поэтому казалось, что еще слишком рано. Уставший за зиму город не хотел просыпаться, потливая толкучка проспавших граждан, спешащих на свою бесполезную службу, не замечая, как в короткие моменты небо прояснялось, выпуская на свободу первые теплые лучи.
Старая привычка,  садиться в поздний автобус, сменилась осознанным желанием вставать пораньше, Марина приезжала в школу одна из первых, за полчаса до занятий. Что-то менялось в жизни, незаметно, малыми шагами приводя ее к новой, полной непонятных чувств и переживаний, к взрослой, но еще не лишенной детской открытости и честности жизни. Она вновь жила с дядей Виктором, Павел находился в длительной командировке, из которой он вернется ближе к лету, но зато уже полностью свободным человеком, а что будет дальше, она не думала. Наскоро собравшись утром, она убегала в школу, часто завтракая на ходу, целый день пропадая в школе, оставаясь там до самого вечера, просиживая в библиотеке или вместе с овечками на репетициях, где она заняла почетное место критика, отпуская часто язвительные комментарии в адрес актеров.
Оля так и не вернулась из Европы, по правде, оказалось, что ее родители ускорили переезд, может, поэтому они и отпустили ее на Новый год с Мариной. Они часто общались, созваниваясь почти каждый день, но все больше молчали, не зная, что сказать друг другу, расстояние стремительно разделяло их, открывая окно бесконечности одиночества, незримо следующего за подростками. Как ни старалась Марина занять себя, упорядочить свою жизнь, беря пример с дяди Виктора, но она чувствовала эту пустоту, ей хотелось чего-то, но она не могла понять что именно.
Часто в компаниях подруг, таскавших за собой как ручных собачек своих кавалеров, она скучала. Ей все пытались навязать кого-нибудь, но она так смеялась, не умея и не желая принимать нелепые ухаживания, граничащие с самолюбованием, что Сирена стала называть ее неисправимым синим чулком. Постепенно она видела, как отдаляется и от них, разница в возрасте была не столь уж большой, всего год или около того, но эта разница играла существенную роль, девушки уже перешли в ту часть взрослой жизни, которая была еще слишком далека от нее. Но ее это не сильно расстраивало, она видела, насколько они разные, но им все равно пока было весело вместе, хотя каждая предчувствовала, что скоро это время пройдет.
Самым трудным временем были выходные, она не знала, куда себя деть. В первой половине дня она пропадала на набережной, через силу заставляя себя бегать, было в этом стремлении что-то мазохистское, ей нравилось истязать себя, медленно воспитывая привычку. На второй месяц она уже на автомате одевалась и, проскальзывая в коридор, тихо уходила. В целом, она старалась не привлекать к себе внимания, дядя Виктор на неделе уезжал в короткие командировки, как он говорил, затыкать дыры, а Лена смотрела на нее с той же заботой, но не было в ее взгляде искренности, как казалось Марине. Она много раз видела, как Лена подолгу собирается, нанося на лицо атакующий грим, и пропадала до позднего вечера, а то и возвращалась утром, когда Марина уходила в школу. Эти встречи были особо неприятными, Лена с вызовом смотрела на Марину, а ей хотелось в этот момент провалиться сквозь землю. Это было почти всегда, как уезжал дядя Виктор, Марина даже хотела ему об этом сказать, один раз попыталась начать разговор, но, увидев, как стало сереть его лицо, как он старел на глазах от каждого ее слова, умолкала, глупо отшучиваясь, а он смотрел на нее и молчал, в глубине души понимая, что она хочет ему сказать.
Дома никого не было, Лена еще не вернулась, а Саня был на учебе, его усиленно готовили к поступлению на будущий год в юридическую академию. Виктор был от этого не в восторге, но, как показалось Марине, он давно бросил этот вопрос, устав спорить с женой. В школу было не надо, начались скоротечные каникулы, половину из которых она уже провела в школьной библиотеке, закрыв несколько хвостов по гуманитарным дисциплинам. Марина стояла посреди своей комнаты, медленно соображая, чем заняться. Еще было рано, чтобы идти на набережную, она бегала ближе к полудню, на улице была метель, и совсем не хотелось выходить из теплой квартиры. Достав из шкафа сундучок с косметикой, подарок овечек на день рождения, Марина поставила его на кровать и села рядом.
Краткий курс обучения make-up, беспорядочно и суетливо проведенный овечками, начисто улетучился из ее головы. Она смотрела на все это роскошество цветов, непонятных банок, корректоров, кремов, не зная, с чего начать. Схватив первую попавшуюся тушь, она стала густо красить ресницы, косо поглядывая на себя в зеркало. Пышные ресницы стали толще, сильно почернели, неестественно выделяя глаза. Вид был настолько смешной