его слова, но оставил без замечаний, и снова заговорил с Арахной, надеясь сказать все, что должен был сказать еще давно.
-Я сомневался, стоит ли брать тебя. Я боялся, трусил. Но я счастлив, что ты выросла…
-Палачом? – подсказала Арахна, поднимаясь с пола. Пусть держалась она за стену, но встала сама. Теперь смотрела на Регара сверху вниз, и взгляд ее сложно было понять.
-Такой, - нашелся Регар. – Что ты выросла такой. Я не был одинок эти годы благодаря тебе.
-Что-то еще? – сухо спросила Арахна.
-Будь храброй, моя дорогая Ара…иначе всю жизнь будешь жалеть.
-Благодарю за слова, - Арахна тряхнула волосами и пошла к дверям. Мальт, ожидавший, по меньшей мере, слез с обеих сторон, истерик и отрицаний, был удивлен такой сдержанностью.
Но у дверей Арахна остановилась, и, не оборачиваясь на Регара, обращаясь будто бы к двери, сказала тихо:
-Покойся с миром, Регар. Я буду молить Девятерых, чтобы они пустили тебя к Луалу.
А сказав это, она вышла прочь. Мальт запоздало выскользнул за ней и нагнал в коридоре.
-Я думал, что ты сломаешься, - признался он. – А ты держишься.
-Во мне не остается ничего человеческого. Регар всегда говорит…говорил, что палачи – орудия, так вот, я орудие. Не более того. Если я смирюсь с этой мыслью, мне станет легче. Есть люди, что меняют мир. Есть люди, что держаться тех, кто меняют мир, а есть орудия…
-Я такое же орудие, как ты. Думаешь, принц Мирас не сгубит меня в такой же ситуации?
Арахна остановилась посреди коридора и внимательно посмотрела на Мальта, словно бы прикидывая, сможет ли она казнить и его.
-Не смотри так, мне жутко, - попросил дознаватель.
-Знаешь, когда я тебя в первый раз увидела, когда еще был жив Сколер, а ты вел себя, как снобистская сволочь, я думала, что легко казню тебя при случае. И даже сделаю это с удовольствием. Сейчас я думаю, что не смогу этого сделать.
-Если это комплимент, то очень сомнительный.
-Это не комплимент, это мое падение, как палача. Палач должен казнить любого, кто нарушит закон. А я… - Арахна махнула рукой. – Мне кажется, что я исчезаю, стираюсь.
-К Лепену пойдешь? – спросил Мальт.
Она боялась этого вопроса, чтобы не отвечать сразу, пошла по коридору. С одной стороны ей хотелось его увидеть, с другой нет. она ненавидела его, боялась и жалела, презирала и страдала. Но на фоне Регара Лепен уже отошел дальше. Или нет?
Арахна не могла ответить и, признавая это, снова остановилась и спросила:
-Не знаю. Реши за меня?
-Соблазнительно предложение, но каждый делает свой выбор. Я к тому, что мне пора идти, я не могу шататься по тюремным коридорам вечность.
-Ладно, - Арахна кивнула. – Иди, я разберусь.
И. видя его сомнение, добавила:
-Иди.
В Коллегию Палачей она вползла сама через полчаса. Не смея войти к Лепену, она понаблюдала за ним через окошечко в железной двери, и видела его опустошение. Такое же опустошение было и в ней и она, понимая, что только сделает больней и себе, и ему, не вошла.
-Явилась, - проворчал Эмис, увидев ее. А Арахна уже напрочь забыла про его существование.
***
Надо было бы извиниться перед Эмисом за то, что она оставила его на такое долгое время без какой-либо информации, одного в Коллегии и Арахна уже была готова это сделать, как вдруг поняла, что не хочется ей извиняться. И отчитываться ей тоже не хочется. Да еще и перед кем? Перед человеком, что случайно оказался в ее Коллегии в самые тяжелые дни? Не многовато ли чести? Не слишком ли много тайн ему открылось, и много увидел он падения?
-Не явилась, а пришла, - процедила Арахна, без сил опускаясь в кресло. Процедила и устыдилась. Оказалось, что быть надменной гораздо тяжелее, чем открытой. Сейчас ей хотелось, чтобы все оказалось сном, или чтобы она сама уснула. Или чтобы все вокруг исчезло, или чтобы свершилось хоть что-нибудь!
Эмис, однако, был человеком опытным. Он угадал, что Арахна не от зла, а от бед стала такой, и без труда прочел в ее лице въевшуюся усталость, поэтому решил не обижаться и сделать вид, что ничего не произошло.
-Есть хочешь? – спросил он вместо этого. – Нам сегодня принесли на троих…представляешь?
Она представляла.
-Нет, не хочу, - прошелестела Арахна. – Я не хочу есть.
Эмис не настаивал. Не хочет – не надо. Захочет – поест.
-Что с Регаром? – спросил несчастный бард. – Его отпустят?
-Нет, не отпустят, - Арахна прикрыла глаза. – Мне надо будет его казнить.
Эмис осекся. Он, конечно, полагал, что всё будет непросто. не имея даже образования и опыта работы с законниками прежде, догадывался, что не пройдет даром признание Регара, пусть и ложное, но казнить?
-Да, - подтвердила Арахна не то свои мысли, не то его сомнения, - я казню его. И его, и Лепена. И, кажется, всю свою жизнь вместе с ними.
-Но зачем? – искренне удивился Эмис. – Разве есть какая-то надобность в этом, если Лепен признался?
Арахна уже понимала, что есть. Ей тяжело было это признать, но и отрицать это было уже невозможно.
-Зачем? – недоумевал Эмис. – Почему нельзя просто…
В его мыслях и фантазиях этого «просто» было очень много, но сейчас не шла на ум ни одна идея, так был он поражен.
-Это же незаконно! – нашелся Эмис.
-Закон здесь больше не живет, - Арахна с трудом открыла глаза, которые заслезились от встречи со светом, а, может быть, выдали уже подступившие давно слезы.
Как может не жить закон, если вся их Секция – Палачи-Дознаватели-Судьи – его воплощают? Конечно, Эмис понимал, что в каждой Секции. Как и во всем, что сделано людьми, есть свои несовершенства, а как уличный бард и поэт прекрасно видел, как жестоки бывают дознаватели, хватая за неудачное слово авторов уличных песен.
Но одно дело – побить не очень-то виновного или зарвавшегося поэта, написавшего веселенький памфлет о том, что Секция Финансов уже едва-едва пролезает в двери из-за животов, которые отъели на казнокрадстве, а совсем другое – казнить невиновного человека!
Одно дело – погонять по улицам карточного шулера, коих множество плодится в трактирах, а другое – отправить Главу Палачей на казнь из-за того, что совершил совсем другой человек.
На улицах оказалось больше справедливости. Там выживал либо ловкий, либо сильный, либо удачливый. Эмис же видел Регара как человека весьма милосердного, измученного, и даже робкого… у него не укладывалась эта мысль в голове, и он поражался Арахне в эту минуту.
-И ты…- Эмис сам не узнал своего голоса, - ты сможешь это сделать?
Арахна не знала. Если бы она рассматривала себя только как человека, то ее ответ был бы – нет, ни в коем случае и «никогда» - та самая категоричная, и, как правило, очень наивная форма отрицания.
Нет, она не сможет казнить Регара, который воспитал ее. Ни в коем случае она не поднимет своей руки на человека, который дал ей все, что только мог дать. Никогда не посмеет она даже подумать об этом.
Но Регар сам воспитывал Арахну. Его слова о том, что путь закона – самый трудный путь, четкое понимание, что взбрыкни сейчас Арахна или не взбрыкни – голова Регара слетит, и слова принца о том, что только она, как палач, может дать милосердную и быструю смерть, связались с маленьким фактом от самого Регара о предательстве его родителей и о том, что он уже давно знал, что найдет свою смерть как-нибудь так, на эшафоте, отразились в ней совершенно неожиданно.
Она знала, что может. Потому что она что-то меньшее, чем человек – орудие. И что-то большее – будущее.
Ей внезапно стало понятно, почему принц Мирас оправдывает себя благом, и почему Мальт поступает точно также. просто если ты совершаешь что-то, что противоречит всей твоей сути, ты должен найти себе оправдание.
Арахна нашла его. Вернее, ей его дали и дали давно, но только сейчас она сумела взять. Она борется за мир, за будущее, за завтрашний день. За то, чтобы закон снова властвовал в Мааре, за то, чтобы не было голода, чтобы был мудрый король и чтобы дни его были долги…
И пусть она плохо представляет себе положение дел во всем королевстве, она ведь видит, как обстоят дела кругом? В той же Секции закона? Видит. И уже это разве не дает ей право к борьбе?
-Смогу, - Арахна взглянула на Эмиса, и он испытал к ней отвращение. Ко всему ее существу, ко всей ее бледности и хрупкости, которые поразили его вначале, ведь так это не вязалось с ее работой.
-Он же воспитал тебя! – Эмис, не знавший родителей, чувствовал, что утратил что-то из своей души, вместе с ее словами. Когда он был еще юнцом, то безумно завидовал тем, кто имеет отца или мать, имеет семью и крепкую крышу над головой с куском хлеба.
-И предал меня тоже он, - возразила Арахна. – Да, Эмис. Он сдал моих родителей. Он взял на себя вину, которую не должен был брать и он оставляет меня в этом мире…
Она поднялась. Откуда только взялись силы? Откуда только взялись эти угловатые движения, в которых теперь было что-то диковатое и жестокое, совершенно не подходившее к ней прежде, но сейчас…
Сейчас уже сложно было сказать, что из себя представляет Арахна. Она сама бы не могла этого сделать и не позволила бы, кажется, другим.
-Я это сделаю или любой солдат, но его голова слетит. Никто не помешает этому. Но я милосердна. Я знаю, как убить, это мой хлеб. И это мой долг.
-А пошла ты… - вдруг выдохнул Эмис и ему полегчало. – пошли вы все! Лицемеры милосердства, палачи, благородные до жути!
Арахна изумилась, но не возразила и не прервала, позволяя Эмису сказать. Возможно, в этом было и ей облегчение.
-Да, пошли вы! – подтвердил Эмис, не столкнувшись с ее словами. – Я думал, что вы здесь хоть во что-то верите, что здесь самые искренние слезы у преступников и самые верные сердца у слуг закона, но на деле – вы все прогнили. Вся ваша поганая Секция! Вы служите одному делу, но тянете в разные стороны, унижаете и не выносите друг друга, жалите при первой же возможности. Палачи! Я думал, что нет людей на свете несчастнее, как же – все их, служителей закона, презирают, а они только служат своему делу. Рабы! Есть в вас хоть что-то человеческое? Я не был знаком со Сколером и не знаю, каким был он, но Лепен оказался подлецом и сволочью, Регар несчастным человеком со слабой волей, а ты…ты, Арахна…
-Договаривай, - предложила она, когда Эмис замялся, не зная, какое подобрать слово. – Да, договаривай. Не бойся, за оскорбление палача под казнь не попадешь. Наша служба подчиняется закону и я ничего не могу сделать. Рабы…так ты нас назвал. Что ж, ты прав. Мы рабы закона. Мы его орудия. Нам нет дела до политики, нам нет…
-Тогда чего же ты в нее влезла? – спросил вдруг Эмис, мрачно усмехнувшись. – Не делай оскорбленный вид, сейчас нас здесь двое и мы оба знаем, что у тебя и Мальта есть какое-то дело. И совсем не любовное, замечу! Так что же ты, палач, влезла в это?
-Меня впутали, - Арахна не стала отрицать. – Сначала Сколер попытался придумать какую-то сказку, а потом окончательно впутал Мальт.
-А ты, конечно. Билась, отбивалась и грозилась, что расскажешь всему Дознанию? – полюбопытствовал с деланным сочувствием Эмис. – Ты, разумеется, сделала все, чтобы не влезать в интриги, но противный дознаватель ка-ак начал рассказывать, а ты…
-Прекрати!
-А не то? Казнишь? Так я уличный человек. В переводе – свободный. Смерти не боюсь.
Арахна опустила руки, которые невольно сжались у нее в кулаки, и тихо сказала:
-Прекрати, пожалуйста. Это больнее, чем ты думаешь. Ты прав. Абсолютно прав. Вина на каждом и вина ни на ком.
