творить что-то такое, что разозлит его, однако, Арахна пока держала себя в руках.
-Король мертв, я всхожу на трон, подписываю мирный договор с Яром и начинаю восстановление Маары и превращение ее из выгребной ямы хотя бы во что-то устойчивое.
-Мирный договор…- Мальт взглянул на принца Мираса. Тот покачал головой:
-Не думаете же вы, что одна Маара нуждается в небольшом потрясении?
И вот тут Мальт осекся. Он не вникал именно в политическую составляющую, ему дали список дел, выдали ключи и открыли двери на уровне физического взаимодействия, сообщив, что он должен привлечь того и этого, скрыть об этом и другом, залезть в архив, создать пару-тройку-пятерку жертв по ложному обвинению в покушении на жизнь герцога Торвуда, чтобы не вызывать подозрений у толпы.
А еще, в день самого убийства герцога Торвуда принц Мирас решил покончить с некоторой частью самых опасных врагов, которые могли поспособствовать удержанию власти и трона за его старшим братом. Особенно это касалось всей Финансовой Секции. Тот, кто держит казну – диктует условия. Именно на запас монет принц Мирас рассчитывал нанести первый по-настоящему сильный удар.
Принц Мирас раздосадовался на это изумление. Оно еще раз показало ему, как глупы его соратники, как мелко они мыслят и как он, на самом деле, одинок в своем холодном величии и в своей жертве. Да, в жертве. Принц Мирас полагал себя именно жертвой, отдавшей себя, свою душу, свою совесть, свою жизнь и все свои чувства на благо народа, который отчаянно желал спасти. Но он не хотел быть молчаливой жертвой. Ему хотелось поклонения перед его могучим решением и натурой, а тут…
Его масштаб даже не могли оценить!
Это крепко испортило его высочеству настроение, и он огрубел:
-Народ должен видеть, что один закон не отменяет прежний, что заговор – это всегда заговор. А вина ведет к каре! Нельзя убить герцога Торвуда, а потом отпустить того, кто признался в том, что участвовал в заговоре против него – это тень, клеймо на власть!
-Но он не виновен! – вскочила Арахна. И Мальт вскочил следом:
-Виновен, но не в заговоре.
-А докажи это толпе, - прищурился принц Мирас. – Глава Коллегии…неважно даже, какой Коллегии, но состоящей в Секции Закона первым делом, будучи пойман, сознался в том, что виновен! Это скандал! Это Законник? Заговорщик? Глава Коллегии? Никто не поверит теперь в его невиновность. Если бы он хотя бы отрицал свою вину…так он сознался. Его ошибка! Его провал, а за провал нужно платить.
-Глупость не преступление! – попыталась воззвать Арахна.
-Преступлением будет милосердие, - отозвался принц Мирас спокойно. – Регар думал относительно защиты своей воспитанницы, но он не подумал о Мааре. Тот, кто служит закону, не имеет права на глупость. Мы обязаны показать правосудие, потому что народ должен видеть, что даже в случае выгодной нам смерти, мы караем преступление. Это горечь, но это долг.
Арахна, словно бы ища защиты, взглянула на Мальта. Он покачал головою, угадывая ее еще незаданный вопрос:
-Нет, ничего не выйдет. Ты не послушала меня, но теперь видишь, что я был прав.
-Придется казнить, - нельзя было понять, серьезно говорит принц Мирас или нет, притворна ли его горечь? – Тебе и придется, Арахна.
-Я не могу…
-Можешь, - не согласился принц. – его казнят все равно, но ты профессионал. Твой долг – карать. Так покарай с милосердством.
-Я не могу! Он вырастил меня!
-Он преступник. В глазах народа и закона. И ты присягала закону. Это приказ. Казни!
Арахна не упала в обморок, хотя очень надеялась на это. Ее сознание оставалась очень ясным, она осознавала каждое слово и каждое движение свое и чужое. Ей хотелось закричать, но крика не было и только тихое шипение сорвалось с губ и, неуверенное, затихло, истаяло. Она попыталась заплакать, но и слезы кончились.
-А что за второго палача будете просить? – полюбопытствовал Мирас. – дело абсурдное!
-Нет, - Арахна тряхнула головою. – Он…его я покараю.
Это из-за него Регар умрет. Это из-за него она должна теперь пойти против всего своего существа! Как же легко ненавидеть кого-то, чтобы оправдать себя!
-Единственное, из уважения к заслугам ваших родителей, - принц Мирас поколебался, затем притянул к себе лист бумаги, - я дозволю проститься с обоими перед казнью.
Арахна не отреагировала, пока принц писал что-то на лист, не взяла протянутый им подписанный документ, и его пришлось взять Мальту, и даже не попрощалась должным образом с его высочеством, когда дознаватель потащил ее за собою прочь.
Светало. Серый болезненный рассвет отдавался холодом еще большим, чем ночной воздух. Зимний сезон был все ближе, но что толку жалеть о погоде, когда в сердце, в уме и душе зима уже прочно поселилась, захватила и выжгла все, что можно было выжечь, сцепила серебром все, до чего только дотянулась?
От рассвета стало больно глазам. Арахна не чувствовала ни холода, ни усталости, ни жажды, ни голода. Притупилось все ощущение мира, пропало, и неизвестно было – вернется ли? А если и вернется, то зачем? Нести новую боль? Куда дальше? Куда хуже?
Мальт не говорил с нею, понимая, как это безнадежно. Вместо этого он вел ее в тюрьму, где ожидал, прекрасно все понимая, и ужасаясь открывшемуся предательству Лепена, свои часы Регар. Единственное, о чем жалел бывший Глава Коллегии, что участь кары выпадет Арахне (не Эмису же?), а после свершившегося он опасался уже за ее рассудок. Прежде Регар берег ее, и не отпускал даже на работу в холод или непогоду, отправляя других.
Он берег Арахну с первого дня, как она оказалась в Коллегии Палачей на его попечении, и долгое время девочка даже не знала, что это за Коллегия такая, потому что другие палачи и Регар разговаривали тихо-тихо, по углам прятали и закрывали предметы, списки, что могли бы навести ее на догадку, испугать или поранить. И вот теперь…
Регар винил себя во всем и, когда лязгнула железная дверь, впуская двух посетителей, выдохнул в испуге:
-О, нет…
Ему почудилось, что Арахна арестована, но через мгновение он сообразил, что она просто явилась в компании Мальта-дознавателя, который вошел в камеру следом за ней и закрыл за собою дверь, что-то бросив дежурному.
И первая мысль Регара: она больна. Она очень больна.
Не бывает у тех, кто здоров такого лица, таких глаз, таких угловатых и резких движений. Сам он тоже выглядел ужасно, что больно резануло по взгляду Арахны и заставило ее соскользнуть в ужасе по стене на пол, однако, у него был официальный к этому повод, и ему полагалось иметь дурной вид.
Арахна не замечала присутствие Мальта, и Регар решил, что так надо. Тот же мирно и покорно устроился в углу, не выдавая себя.
-Моя дорогая…- Регар попытался вложить в это «дорогая» все, что было в его уме, в его не умевшем подавать нежность сердце, всю горечь, все страдание не из-за себя, а из-за того, что ей выпала тяжелая участь, которую он с радостью бы снял с нее, если бы только мог.
Она взглянула. Иногда во взгляде содержится больше, чем в памфлете самого талантливого поэта. Она взглянула: прощая и прощаясь.
-Так надо, - прошептал Регар. Взглядом он был более красноречив и убеждал ее быть сильной столько, сколько она сможет. – Я виноват.
-Я должна…- Арахна нервно облизнула пересохшие и растрескавшиеся губы, - я должна!
-Мне жаль, что это выпало именно тебе.
-Всё Лепен! – с ненавистью выкрикнула Арахна, разрушая тюремную скорбь. Мальт вздрогнул от ее крика и попросил:
-Держи себя в руках.
Регар неожиданно поддержал его:
-Он не виноват. Я заслуживаю, моя дорогая, заслуживаю всего.
И даже больше…
Регар прикрыл глаза. Есть вещи, которые тяжелее всего рассказать, но все-таки надо. Он откладывал долго один разговор, сначала надеясь, что Арахна окрепнет, потом повзрослеет, а потом понадеялся, что никогда не придется ему говорить об этом. Но сейчас это был его козырь. Лучше пусть она ненавидит его, так ей будет легче казнить, так она не возненавидит совсем уж сильно Лепена.
-Твои родители были заговорщиками.
-Я знаю! – Арахна взмолилась, - Регар, я все знаю, не терзайся…ты не должен был…
Регар повернулся к Мальту, в котором видел теперь поддержку.
-Вы, господин-дознаватель, знаете ли, что стало с предыдущими заговорщиками?
-Конечно знаю, - Мальт знал об этом как дознаватель, как заговорщик и как человек, который жил в те годы и питался слухами, восхищаясь и Дознанием, и заговором. – Их рассекретили и казнили.
-Рассекретил, - Регар перевел взгляд на Арахну, но, увидев ее глаза, стал смотреть нарочно в пустоту. Одно дело решиться стать подлецом, вытащив самый страшный секрет из своих мыслей, а другое – увидеть разочарование в глазах единственного близкого тебе живого существа, на которое и без этого много свалилось.
В мире больше не остается и светлого пятна, но Арахна все еще ищет что-то, надеясь на то, что спятила и ей послышалось.
Регару приходится быть сильнее своей души, что протестует и предлагает молчать. Все для того, чтобы ей стало легче его покарать, ведь Регар знает свои грехи, а она нет.
-Твои родители, Ара, были прекрасными людьми, но отчаянными. Они боролись. Они скрывали свою борьбу ото всех, даже от меня, пока им не понадобилась моя помощь. И тогда твой отец рассказал мне, предложил последовать вместе. Но я струсил. Я всегда был трусом. Предать их, предать всех их казалось мне правильным решением. Метался, конечно, и даже к отцу твоему ходил…
Регар осекся. В памяти поднялась картина: холод подступающего межсезонья, тонкий плащ, который совсем не греет – это еще ничего. потом жестокие слова:
-Мало того, что ты отказался мне помочь, теперь еще пытаешься и отвернуть меня от моего дела!
И хлопок с гневом закрытой двери. Вот и все. Так ушла его надежда.
-Жить хотелось сильнее, продолжал Регар, как будто бы не о себе, поражаясь тому, что сказать оказалось легко, надо было лишь начать. Сейчас он видел себя еще молодого, со стороны и не верил, что мог поступить так. – Я дал показания. Без меня, конечно, уже были подозрения, но я внес свой вклад. Моя трусость внесла. Поэтому я спас тебя от Сиротской Коллегии.
Арахна не сводила с лица Регара взгляд. Ей хотелось вцепиться в него и заставить замолчать, отвешивать пощечины, царапаться…
Но она не могла пошевелиться и просто смотрела.
-Если бы не Лепен что-то настигло бы меня все равно. Это расплата. Всему она настает в свое время.
Регар прикрыл глаза, чтобы не выдать слез. ему удалось. Он заставил себя упасть в ее глазах.
Мальт не знал, что именно ему делать. Он, конечно, не считал Регара святым, но как относиться к нему сейчас…и что делать с оцепенелой Арахной подсказки не было. Но пока он решал об этом, Арахна справилась сама. Спросила бесцветно:
-Скажешь чего напоследок?
-Скажу, - согласился Регар. – Скажу, что горд тобой. Скажу, что ты не должна себя корить, что каждый выбирает свою жизнь. Живи так, чтобы не было стыдно перед законом и перед народом. Живи и постарайся простить себе все, потому что нет твоей вины. Еще скажу, что мне жаль оставлять тебя в такой ситуации и так скоро, так страшно. Меня не страшит смерть, но страшит твое будущее… ты остаешься одна.
-Нет, не одна, - возразил Мальт со вздохом, и когда Регар взглянул на него, добавил, - интересные вы люди! Сами создаете себе проблемы и на эшафот, а нам, живым, выгребать!
Регар кивнул, осмысливая
