у вас ясно понял - никогда я такого раньше не понимал, - что смертельно заражён Москвой и не могу долго жить без неё, без удобств и друзей, без родителей и комфорта»...
Но подружка его златокудрая не разделяла такого его настроя совсем, даже и из вежливости не поддерживала. Наоборот - страшилась его восторга и безудержной радости точно так же, как сам Мальцев страшился с некоторых пор сырлипкинских холодов, хронических неудобств и сырости. У неё настроение портилось с каждым днём - под стать самой погоде. Она становилась замкнутой, молчаливой, рассеянной раз от разу: плохо слушала своего Андрюшу, не понимала часто, о чём тот её спрашивает, говорит, невпопад на вопросы его отвечала...
В предпоследнюю их встречу она не выдержала, сказала ему:
- Вы скоро уезжаете, Андрей: совсем немножко нам с Вами гулять осталось, - после чего добавила с грустью: - Не знаю, не представляю даже, как я тут буду без Вас: я к Вам всей душой, всем сердцем своим уже прикипела.
- А хотите, я осенью приеду сюда? - жалея милую девушку, с готовностью предложил ей Мальцев, пытаясь хоть чем-то её ободрить, утешить, ублажить, успокоить; и при этом не отдавая отчёта словам, а только лишь порыву первому поддаваясь, что от щедрого его сердца шёл. - Осенью праздники будут ноябрьские несколько дней, - вот я к Вам и приеду. Хотите?
- Приезжайте, Андрей, приезжайте, конечно! Я буду Вас ждать! - пылко схватилась Наташа за брошенную ей “соломинку”. - Я каждую субботу к родителям езжу: мне из Смоленска сюда полчаса всего на автобусе, или сорок минут. На ноябрьские праздники буду здесь обязательно: стол Вам сама соберу, баню истоплю в огороде. У нас хорошая баня, новая - из сосны. В ней даже и зимою тепло и комфортно париться и мыться.
- А где я тут у вас жить буду? - лукаво поинтересовался Мальцев, чуть-чуть при этом жеманничая, за спектакль всё происходящее принимая, за пустую игру. - У конюха на конюшне? Гостиницы у вас тут нет.
- Зачем у конюха-то?! И зачем гостиница?! У нас будете жить, Андрей, у нас! У нас дом огромный, Вы его видели. Там всем места хватит - и Вам, и вашим друзьям, если Вы с ними сюда приехать вдруг пожелаете.
Дом Яковлевых действительно был большой с виду: комнат на пять, на шесть, а может и того более, - был кирпичный, на высоком фундаменте, с крохотной мансардой даже в одно окошко, верандой стеклянной, что располагалась в торце и белой тюлью была сплошь занавешена. В деревне Сыр-Липки таких добротных домов не очень-то много и было… Но приезжать и жить там несколько дней, да у чужих людей, фактически, которых он толком не знал, даже и в глаза не видел, стеснять их собой, быть им потом обязанным, - нет, это уж было слишком даже и для игры: заигрываться Андрею не следовало...
- Нет, Наташ, - всё быстро обдумав и взвесив, решительно сказал он ей, не желая подружке своей простодушной совсем уж несбыточного обещать, прохвостом последним, в случае чего, в её глазах родниковых выглядеть. - Останавливаться у Вас на постой я и не могу и не стану: про это Вы мне даже не говорите. В каждом деле незримая чёрточка есть, которую переступать не следует.
- Да почему, Андрюш?! почему?! Что за вздор такой Вы несёте?! Я же от Вас после этого не потребую ничего! И родители мои Вас под венец силком не потащат! Отдохнёте у нас несколько дней, поспите подольше, покушаете. Мы с Вами погуляем опять, по деревне не спеша пройдёмся. На ваш новый коровник сходим и поглядим, удостоверимся - не рухнул ли. И всё: уедете потом в Москву отдохнувшим. С Вами вместе поедем: я до Смоленска Вас провожу, до вокзала железнодорожного.
Но Мальцева такие доводы не убеждали: он упорно стоял на своём.
- Жить у Вас я не стану, не уговаривайте, - упрямо шёл и повторял он. - Вопрос этот не дискутируется.
Он говорил это так строго и так решительно, что Яковлева не выдержала - сдалась.
- Хорошо, - сказала она примиряющим тоном, - не хотите в нормальных условиях жить - пусть будет по-вашему. Тогда есть другой вариант: мы поселим Вас в школе у папы - в гостевом доме, где ваш командир Шитов теперь живёт. Там-то Вы жить, надеюсь, согласны? это будет удобно для Вас? приемлемо?
- Там согласен, да, там совсем другое дело: там я себя буду спокойно чувствовать, никому и ни чем не обязанным.
- Слава Богу, договорились, - просияла Наташа, счастливая. - Я непременно буду Вас осенью ждать, непременно…
3
Но даже и обещание приехать в гости на ноябрьские праздники - пустое и легкомысленное по сути своей, намерениями истинными не подкреплённое, - не облегчило их последней встречи, что на 16-ое августа аккурат пришлась - вынужденно-укороченный рабочий день в стройотряде. Агитбригада студенческая в этот вечер в клубе прощальный концерт давала, в благодарность колхозникам за приём, и Перепечину, хочешь, не хочешь, а пришлось своих подопечных на три часа раньше с объекта снять, отпустить переодеться, помыться...
Мальцев на то выступление не пошёл: и самодеятельности он никогда не любил, и Яковлева его попросила с нею пораньше встретиться. Они и встретились в условленном месте, пошли по деревне гулять, - но та их прогулка последняя сразу же не заладилась: больше утомила обоих, а радости не принесла. Наташа весь вечер молчала угрюмо, дрожала как в лихорадке, супилась и хмурилась, какая-то рассеянная была, с Мальцевым неприветливая и невнимательная. Единственное, что она спросила, предстоящего отъезда касалось, который очень её волновал.
- Андрей, - спросила она, в болезненном находясь угаре, косынкой крепдешиновой поплотнее укутываясь, - Вы 20-го августа уезжаете?
- Да. Командир уже заказал автобус на десять часов утра.
- А 19-го ещё работаете?
- Работаем... Но у нас 19-го, как я слышал, будет короткий день - потому что вечером в отряде прощальный банкет ожидается.
- А после банкета Вы в клуб на танцы придёте?
- Не знаю, Наташ, - без-печно ответил Андрей, не желавший думать про то; про сон, про отдых тогда больше думавший, ну и, конечно же, про Москву, до которой было всё ближе и ближе по времени. - Посмотрим, как всё у нас в лагере сложится. Все пойдут - и я пойду...
Но такой неопределённый ответ, через чур легкомысленный, плюс ко всему, и даже безалаберно-бесшабашный, расстроил бедную девушку окончательно, можно сказать - добил. Она ещё больше замкнулась, сильней затряслась, тяжелее прежнего задышала… А тут ещё и дождик мелкий пошёл - дрожащей Наташе на горе, Мальцеву же, наоборот, в подмогу, - что решил, вероятно, выспаться ухажёру дать, силёнки для последнего на работе рывка сэкономить. Затяжной моросящий дождь, начавшийся так некстати, скомкал и испортил вечер.
Им-то надо было бы, по всем правилам если судить задушевной любовной науки, 16-го походить-погулять подольше, после чего спокойно, без суеты, проститься в каком-нибудь укромном месте, всё самое главное и сокровенное напоследок один другому сказать, на ухо прошептать то, что за два месяца не сумели - постеснялись, поскромничали или просто забыли. А пришлось, наоборот, укорачивать последнюю по деревне прогулку и вынужденно возвращаться домой. И делать это молча, как на похоронах, без обнимания, поцелуев и слов; да ещё и в спешке…
Они и вернулись, измокшие, грустные и чуть запыхавшиеся; замерли вдвоём у калитки.
-…Ну что, Наташенька, надо нам с Вами прощаться, - как можно нежнее и ласковее сказал подружке Андрей, воцарившееся молчание прерывая и в ворот бушлата намокшего уши и голову пряча, посиневшими от холода пальцами стряхивая воду с ресниц, при этом замечая через забор свет во всех окнах в доме Яковлевых, чего прежде не было никогда, такой иллюминации яркой. - Спасибо Вам преогромнейшее за прогулки эти, за счастье неизъяснимое и тепло, которые Вы мне, сами того не ведая, здесь у вас дали. Поверьте: я совершенно искренне это Вам сейчас говорю. Без Вас мне было бы здесь в деревне очень и очень лихо. Я приехал сюда один, без товарища. К тому же - самый молодой в отряде, самый неопытный. “Зелёнка”, как в армии про таких говорят, “помазок” дешёвый, отёртый. Друга себе настоящего не завёл: какие друзья, когда у нас одни третьекурсники и рабфаковцы!... Вы мне здесь были за друга, Вы! - помогли мне в первые дни, даже и не догадываясь о том, здесь удержали и поддержали. Без Вас я, может, сломался бы, бросил всё и с позором в Москву укатил: так мне здесь по-настоящему лихо было в июле-месяце, так одиноко в отряде, тоскливо и тягостно… Спасибо Вам, дорогая Наташенька, за это за всё и низкий земной поклон! Вы - замечательная! лучшая в мире! Я и не думал даже, не подозревал, что в деревне бывают такие чудесные девушки - умные, добрые, целеустремлённые… и такие красивые одновременно!
Произнеся это махом одним, как из автомата Калашникова очередью слова из себя безостановочно выпалив, Андрей уже протянул было для пожатия руку, проститься намереваясь, но услышал в ответ жалобное:
- Не уходите, Андрей, прошу Вас, - сказанное таким тихим и упавшим голосом, от которого у него всё задрожало внутри и в горле запершило даже.
- Да нет, Наташенька, поздно уже, - едва справляясь с волнением, ответил он, ёжась от холода и дождя и ещё плотнее в ворот бушлата закутываясь. - Вон, я смотрю, и родители Вас давно дожидаются, волнуются за Вас, небось, свет во всех окнах жгут: где это она ходит, думают, грязь месит.
- Они не волнуются, Андрей, и плохого не думают ничего! - потому что знают прекрасно, что я с Вами гуляю! потому что Вы очень хороший, очень порядочный человек! И они оба знают об этом: и мама моя и папа - и за меня и за Вас спокойны! Не уходите, прошу Вас, побудьте ещё со мной! А лучше - давайте зайдём к нам, высохнем и погреемся, чаю выпьем. Ну пожалуйста!
- Да нет, Наташ, ну куда я пойду в таком затрапезном виде - родителей Ваших смешить. Что Вы?! Да и поздно уже, правда поздно. А мне завтра вставать рано, доски эти проклятые на пилораме пилить, будь они трижды неладны. У нас с работой сейчас запарка самая: скоро в Москву уезжать, а мы ещё ни крышу, ни полы не закончили; “пашем” как проклятые каждый день, про обеды и отдых забыли. Да и Вам уже спать пора: время-то уж двенадцать, наверное. Посмотрите, уже как темно; да ещё и дождь этот проклятый льёт безостановочно.
- Я не усну, Андрей, не усну: я уже недели две как не сплю по ночам - всё про Вас и про себя лежу-думаю. Пойдёмте к нам, Андрей! - упорно просила Яковлева, не слушая его совсем и даже и не понимая, наверное, у которой уже и слёзы текли из глаз вперемешку с дождевыми каплями, которая была на грани нервного срыва. - Я хоть чаем Вас напою напоследок, вареньем свеже-сваренным накормлю, конфетами! Я долго Вас не задержу, не бойтесь! Я хотя бы при свете на Вас посмотрю повнимательнее, чтоб получше запомнить Ваше лицо - и вспоминать его потом целый год, покуда Вас не будет рядом!
- Нет, Наташ, нет - надо идти, - начал уже терять терпение Мальцев, уставший, замёрзший, промокший, больше всего в ту минуту боявшийся, что ещё немножко - и дело до слёз дойдёт, настоящих, горьких, нешуточных, а то и до рёва, истерики бурной; после которой вообще непонятно будет, что делать и как себя дальше вести, которая его к Наташе верёвкой крепкой привяжет, заставит идти и пить чай у неё, просиживать там время лишнее. - До свидания.
Он уже было готовился развернуться и домой уходить поскорей, в общежитие. Чтобы спрятаться там от дождя, но главное - от
