крови, уже стояла на краю луга, улыбаясь, что-то шепча, маня к себе. Она увидела их глаза, пустые, неподвижные, как у тех манекенов в городе мечты. Поставив лисичку на песок, Сансира подняла свой посох, размахнулась и, что есть силы, ударила по первому попавшемуся манекену. Это была её мать, манекен треснул и рассыпался, как старая фарфоровая чашка, а из осколков вырвался бешенный вихрь, превратившийся в десять теней. Сансира ударила по остальным манекенам, разбивая их вдребезги. Солнце стекло на землю, но темно не стало, небо светилось само по себе странным голубоватым свечением. Сансира побежала к пристани, не оглядываясь, точно по следу лисички, а за ней бежали бешенные тени вдоль дорожки из песка, бьющиеся невидимую преграду.
У пристани уже стояли тени матери, отца и брата. Они радостно смотрели на Сансиру, блестя любящими глазами, которые угасали, их время проходило, и тени медленно растворялись в этом голубом свечении. Фигура в белой одежде оказалась длинноволосым старцем без лица. Он показал Сансире на весы, большие, с двумя медными чашами на коромысле. Чаши были пусты. Сансира верно поняла его и положила на левую чашу свою сумку, но этого оказалось мало, чтобы перевесить правую пустую чашу. Тень брата показывала на карманы куртки, она сунула руку в один и достала оттуда мешочек с монетами, во втором лежал мешочек побольше и тяжелее. Старец без лица жестом приказал ей открыть их и высыпать монетки на чашу. В первом мешочке было ровно двести монеток, а во втором пятьсот. Чаша дрогнула и чуть перевесила пустую чашу.
Вода зашумела, и со дна реки поднялась лодка, ударившись о пристань. Тень брата подхватила её, схватив верёвку. Лисичка уже запрыгнула в лодку и ждала Сансиру, застывшую на месте. Ей хотелось в последний раз обнять отца, мать, брата, но старец запретил ей, и тени отца и матери отошли подальше, когда Сансира попыталась приблизиться к ним. Старец вытащил из сумки белое полотенце с цветами и отдал его Сансире.
Она залезла в лодку, и села на лавку. Вёсел не было, ничего не было, кроме худого ковша для вычерпывания воды Тень брата кинула в лодку верёвку и радостно замахала сестре. На пристани стояли мама, отец и брат, Сансира видела только их тени, но по угасающим глазам она видела их живыми, видела своим сердцем. Сансире показалось, что она услышала голос мамы, подсказывавшей, что надо сделать. Она бросила цветы в воду, осторожно, по одному, и лодка поплыла против течения вверх по мутной воде, а Сансира всё смотрела назад, уже не различая тени родных, давно уже растворившихся в голубом свечении. Река быстро несла её куда-то вверх против всех законов, выносила её из этого страшного подземелья в её мир, к людям. Сансира ничего этого не видела, она легла на дно лодки, обняла лисичку, и они заснули, крепко, без сновидений.
Лиза долго не хотела ложиться спать. Она была под впечатлением от сказки мамы, до конца не понимая, что с ней произошло. Она лежала в кровати в ночной рубашке мамы, тонкой, недлинной, и слушала, как Варвара на кухне домывает посуду. Алексей поужинал с ними, ушёл собираться в командировку, рано утром он улетал в какую-то тьмутаракань. Он был молчалив и немного суров, ему не нравилось что-то, но он молчал, с интересом слушая рассказ Лизы о том, как мама умеет рассказывать сказки.
– Ты почему не спишь? – спросила Варвара, входя в спальню.
– Жду тебя, – ответила Лиза и зевнула, наблюдая за мамой, прикрывшей окно, уже начинал дуть сильный ветер.
Варвара сняла домашний костюм и убрала его в шкаф. Лиза села и принялась заплетать косичку.
– Давай я тебе заплету, – предложила Варвара и села рядом с ней.
– Мне жарко, – прошептала Лиза.
– Так сними её, – Варвара помогла ей снять ночную рубашку и заплела тугую косу, уложив на подушку.
– Ляг рядом, –¬ Лиза протянула к ней руки.
Варвара легла и обняла Лизу, горячую, задумавшуюся. Она погладила её по животу, по бёдрам, успокаивая, Лиза медленно засыпала, прижимая ладони матери к своей груди.
– Мама, а ты же можешь мне показать тот мир, о котором рассказывала? – спросила Лиза.
¬– Могу, но не буду, – прошептала Варвара. – Пока не буду.
– Но почему? –¬ Лиза села и обиженно посмотрела на неё.
– Сейчас поймёшь, – Варвара села и встала на колени, выпрямившись. Лиза сделала то же самое, придвинувшись к ней. – Не бойся.
Варвара погладила дочь по голове, по лицу, расцеловала её. Лиза улыбалась, жмурясь от ласк, как ненароком касаются их груди, боясь, что вот-вот её накроет это подлое затмение. Варвара прикоснулась губами к губам Лизы, почти незаметно, и вдохнула холодный ветер, вырвавшийся из груди. Лиза застыла, сердце замедлилось и будто бы вовсе остановилось, стало невыносимо темно, а она летела куда-то вниз, ей было страшно, хотелось закричать, но она не могла, онемела, давясь запертым криком.
Очнулась она на подушке, мама гладила её по лицу, Лиза была одета в ночную рубашку и накрыта простынёй, она подрагивала от холода.
– Тебе рано, ты поняла это? – спросила Варвара.
¬– Да, – прошептала Лиза. –¬ Но я хочу это узнать.
– Ты сначала роди, – улыбнулась Варвара, поправила на себе ночную рубашку и легла. Лиза схватила ее ладонь, сцепившись пальцами, и легла на бок, лицом к ней.
– Мама, я тебя люблю, – прошептала Лиза, засыпая.
– И я тебя люблю, – прошептала в ответ Варвара, нежно поцеловав дочку. Она долго смотрела, как засыпает Лиза, пока не уснула сама.
Варвара проснулась посреди ночи от толчков Лизы. Она ёрзала по кровати во сне, переваливаясь то на один бок, то на другой, простыня и ночная рубашка была брошена на пол, Лиза бредила, плакала, замирала, рвала на себе трусы, с силой хватаясь за промежность. Варвара погладила её, прошептала нежные слова, и Лиза успокоилась, прижавшись к ней. Варвара гладила её до самого утра, то засыпая, то просыпаясь, когда Лиза начинала ёрзать, тихо плакать от боли. И Варвара плакала, неожиданно для себя увидев свою болезнь на другом человеке, на самом любимом, которому ты бы никогда не пожелала этого, даже в порыве страшного гнева.
Лиза успокоилась под утро, повернулась к ней спиной, положив её руку себе на живот и придвинулась ближе, ища тепло у мамы.
49. Столкновение
Волна ласково погладила левый борт лодки, щёлкнула по носу и скрылась под водой. Яркое солнце катилось к закату, казалось, что неторопливо, но пройдёт час, другой, и оно резко скроется, и озеро погрузится вечерние сумерки. Тогда лучше держаться ближе к берегу, чтобы не уплыть далеко от базы. Рыбак, не размотавший ни одной удочки, не бросивший небольшую браконьерскую сеточку, за которую не наказывали, улов всегда был невелик, тем более, что бросать сеть в этом месте смысла не имело, спал, схватившись руками за вёсла, уложенные в лодку. Уже становилось прохладно, он подмёрз, но продолжал спать, ветер был приятен и успокаивал болевшее сердце. Над его головой в вышине пролетели три чайки, молча, обычно они приветствовали его, зная, что если он что-то поймал, то угостит и их. Птицы видели, что рыбак спал, это видело и озеро, не тревожа его сон понапрасну, а воrруг небольшой лодки была вода, с трудом проглядывалась полоска берега, прятавшаяся за тонкий низкий туман, то появлявшийся, то уходивший обратно в воду, позади виднелись горы, одетые в плотные кучевые облака, ожидавшие команды, как полк отдохнувших солдат, готовый к новому бою.
Рыбак приоткрыл глаза, солнце было ещё высоко, можно подремать. Он вздохнул, вновь и вновь возвращаясь к новостям о сестре, о её семье, погибшей далеко от дома. Он понимал, почему они уехали, не выбирая для себя этого пути. Он был гораздо старше её, сыновья давно разбежались, один уехал в Астрахань и живёт там со своей семьей, а младший – в Бишкеке. Не на что жаловаться, они с женой не хотели никуда уезжать. Он вспомнил сестру, её мужа, красивого сына Чингиза и любимую племянницу Сансиру, Аллах не дал им с женой дочери, и они любили Сансиру как родную дочь. Жена верила, что она жива, не зря же её не нашли, он ругал жену, но получалось это плохо, фальшиво, а сам сбегал на озеро рыбачить каждые выходные, где мог спокойно отдать волю чувствам, без свидетелей. Жена всё понимала и не трогала его.
Озеро вдруг закипело, со дна поднялась волна, а вместе с ней стремительно вырывался наружу кислород, будто бы его кто-то выпустил из огромного резервуара. Рыбак схватился за борта лодки, пытаясь удержать сильную качку, со страхом, перемешанном с удивлением и интересом, смотря на разыгравшуюся стихию. Струи кислорода взболтали воду, выталкивая ввысь потоки белой пены, выраставшей перед небольшой лодкой искрящимся в лучах заходящего солнца великаном, готовым вот-вот поглотить рыбака с его утлым судёнышком. Великан застыл, приобретая отчётливые очертания, сглаживая углы, превращаясь в прекрасную лилию. Лилия вздрогнула и взорвалась, накрыв всё вокруг белой ударной волной. Рыбак зажмурился, захлебываясь от потока пены, насыщенной кислородом, а когда открыл глаза, то увидел затихающее озеро, ещё бурлившее, возмущавшееся, а рядом, совсем рядом, в десятке метров от него старую лодку, ещё меньше, чем его. Лодка была странная, измазанная какой-то липкой пахучей грязью, с кусками гнилой тины на борту, обмотавшейся вокруг носа.
Рыбак вставил вёсла и что есть сил поплыл к лодке, уже отплывшей от него ещё на десять метров. Озеро само несло лодку к берегу. Подплыв совсем близко, стукнувшись бортом о борт, рыбак сцепил обе лодки крюком, а верёвку крепко привязал к скамье. В лодке лежала девушка, свернувшись калачиком и обнимая лисичку. Они спали, спали так глубоко, что вода в лодке, доходившая почти до лица девушки, не способна была их пробудить. Девушка держала лисичку выше, чтобы зверёк не захлебнулся. На ней был очень странный наряд, восставший из древности: кожаная куртка, грубо сшитая, такую носили охотники, кожаные штаны, крепкие, в порезах, но не порванные, сапоги из грубой кожи с кожаной подошвой, голова лежала на сложенной в несколько раз шляпе.
Рыбак принялся быстро вычёрпывать воду из лодки, перейти в неё он не решался, лодка была хилая на вид, а переносить девушку тоже было опасно, он мог опрокинут лодку, тогда утонут все вместе. Он работал и часто посматривал на лицо девушки, отгоняя от себя назойливую мысль, он не верил, не мог поверить в то, что видит. В этом бледном исхудавшем лице он узнал свою племянницу Сансиру, сердце рвалось из груди от радости, но голова остужала пыл, поэтому он старался не делать поспешных выводов. Вычерпав воду, он привязал лодку к корме и налёг на вёсла. Грести было легко, не смотря на дополнительную нагрузку, губы повторяли имя племянницы, радость внутри перевешивала разум, кричавший о том, что этого не может быть!
Доплыв до берега, он втащил обе лодки на отмель. Подумав немного, рыбак залез в старую лодку и взял на руки девушку с лисой, какая же она была лёгкая, худая, не такая, какой он видел её в последний раз на видео, румяную, крепкую. И это была Сансира, сомнений не было, они все пропали разом, как только он увидел вблизи её лицо. Она улыбнулась сквозь сон, прижалась к нему головой, не выпуская из рук лисичку. Рыбак заплакал, слёзы наконец-то нашли дорогу из его сердца, выплёскивая наружу всё горе, страх и ужас, непонимание того, что случилось с
