лицами людей, уставших от войны, встречавших его теперь как гостя, не зная о военном прошлом. Он помнил заинтересованные глаза девушек, только-только научившихся пользоваться косметикой и от этого чересчур густо накрашенных, смешных, молодых, красивых. Нет, он запомнил город не таким, вычеркнув из памяти разрушенный войной, обескровленный город, выжженные дома, боль и ненависть в лицах, непонимание, страх.
Он прибавил шаг, желая быстрее убраться отсюда. Улица была длинная, вот уже показалась величественная мечеть, как вдруг она исчезла, а за ней посыпались лавиной дома. Прямо на него полетел фугас, пламенем хвоста опалив волосы на голове. Алексей пригнулся и бросился в сторону, к обломкам дома. Вдруг ниоткуда возник БТР, а за ним рота солдат. Он сидел за разрушенной стеной, смотря за солдатами, бегущими за боевой машиной. Города уже не было, узкая дорога, ведущая вверх в гору, каменная насыпь, пыль, жара. Солдаты нарушили боевой порядок, кто-то залез на броню, молодые ребята курили, смеялись, не обращая внимания на грозную высоту впереди. Алексей вспомнил эту дорогу, она вела в дальний аул, где их должны были ждать. Почему они отстали от колонны или они шли впереди всех? Он не помнил, точнее не хотел вспоминать. Дорога была верная, свои были наверху, совсем недалеко, а внутри машины лежали три ящика водки, прихваченные по случаю.
Фугас, замаскированный под кочку, на которую не глядя наехал БТР, взорвался, за ним второй, третий. Машина вспыхнула, а вместе с ней и солдаты на броне. С высоты полетели гранаты, забил пулемёт. Спрятаться было негде, солдат косили, как в тире, точно, не оставляя ни единого шанса.
Новая вспышка, разрыв гранаты! Алексею показалось, что у него заложило уши, и он закрыл глаза, не желая видеть больше этой страшной картины. Бой стих, он больше не чувствовал его кожей, слух обострился настолько, что звенело в ушах.
Хлёсткий выстрел, как плётка, ударил по стене. На него посыпался битый кирпич. Алексей открыл глаза, с удивлением обнаружив у себя в руках не каменный топор, а винтовку. Выстрел, ещё выстрел ¬ кирпич бил прямо в лицо, глаза, ему пришлось плотнее прижаться к стене, согнувшись в жалкий комок. Когда выстрелы прекратились, он осторожно выглянул, тут же спрятавшись обратно, получив в ответ на дерзость серию выстрелов. Он сидел за стеной полуразрушенного дома, рядом стояли такие же дома, но впереди возвышалась девятиэтажная панелька, били оттуда, с последнего этажа. Подойти к ней незамеченным было невозможно, площадь простреливалась в любой точке. Он пополз вдоль обломков стены, на одну секунду показавшись в узкой щели между нагромождениями кирпичей. Стрелок обрушил на него град пуль, и Алексей пополз быстрее. Одна из пуль обожгла его ногу, голова трещала от ударов осколков, но странное дело, он совершенно не боялся. Алексей знал, что и как он должен делать. Это был его кошмар, давний, который он сумел забыть, восставший теперь перед ним во всей своей красе. И он не пугал его, всё уже зачерствело, Алексей перестал себя корить за всё, что было на войне, не считая себя ни героем, ни преступником.
Добравшись до лестничного пролёта, Алексей резко вскочил, пулей вбежав на него, вслед ударила ожесточённа очередь. Он бежал по лестнице вверх, обгоняя пули. Вот она, нужная точка, та же самая, что и всегда. Алексей прижался к стене, краем глаза следя за девятиэтажкой в полурарушеный от прямого попадания снаряда оконный проём. Он видел стрелка, зрение играло с ним, порой ему казалось, что он видит лицо стрелка, слышит его дыхание. Он присел, проверил винтовку, успокоил дыхание и, быстро прицелившись, выстрелил два раза, отправляя в цель друг за другом тяжёлые пули. Стрелок ответил градом пуль, Алексей, не двигаясь с места, совершено не боясь этого кошмара, ответил. Последнняя пуля влетела стрелку в грудь, и он упал. Алексей видел это, неожиданно оказавшись рядом с ним на последнем этаже девятиэтажки. Стрелок был худой, напоминал мальчишку, подростка. Тонкие пальцы вцепились в винтовку, лицо уткнулось в пол, стрелок был ещё жив, пытаясь ползти к двери, не выпуская оружия из рук. Алексей выдернул из его рук винтовку и перевернул стрелка на спину. На него смотрели полные ярости и торжества серые глаза. Стрелок был в натовском обмундировании, винтовка тоже не наша, Алексей таких не видел. Армейские ботинки были слишком маленькими для мужчины, комуфляж был велик, стрелок путался в нём, ёрзая на полу. Алексей сдёрнул с него балаклаву, на него смотрела девушка лет тридцати, когда-то красивое лицо было искажено ненавистью, непонятным торжеством. Он смотрел на неё с непониманием, не осуждая, без ненависти, он так и не научился ненавидеть противника, не понимая и не принимая этой войны, но это не мешало ему исполнять воинский долг, выполнять приказы, не разрешая себе даже и мысли об их преступности.
– Ты никогда не вернёшься домой! – прохрипела девушка, засмеявшись булькающим звуком. Из её рта вырвалась чёрная кровь, но она продолжала смеяться. – Ты останешься здесь навечно! Навсегда!
Он встал и, отрицательно покачав головой, пошёл вниз. Девушка что-то кричала ему сверху, но её слова тонули в оглушительном шуме бомбардировки. Когда он вышел на улицу, город горел. Он видел, как с неба летят огромные бомбы, вгрызаясь, разрывая жилые дома, будто бы они были в чём-то виноваты, будто бы в этом был смысл. Дома оседали, рушились, стонали, он хорошо помнил этот стон, свист и вой бомбы, снаряда, пущенного из орудия, удар и глухой стон, словно плач.
Город горел, дрожала земля, небо стало чёрным от гари и пепла. Алексей стоял посреди этого ада, но ни один осколок, ни один язычок пламени не смели коснуться его ¬ это был его кошмар, и он управлял им.
Всё исчезло, в одну секунду, а может минуту, а может прошла неделя? Времени не существовало, как не существовало и пространства, лишь болезненная игра воспалённого мозга. К Алексею шли люди, много людей, он помнил их, каждого, эти взгляды, полные страха, мольбы, но в то же время полные ненависти, непонимания, жгучей обиды, злости. И он честно смотрел в глаза, стойко встречая эти испепеляющие взгляды матерей, ведущих за руки оборванных детей, стариков, еле волочивших свои ноги, готовых плюнуть тебе в лицо, попытаться ударить, если ты подойдёшь близко, полные отчаянья и непонятной радости глаза молодых девушек, искавших защиты, покоя, как и все остальные, ища мира.
И они исчезли, всё исчезло, осталась чёрная степь. Ветер поднял остатки пепла и унёс за собой. В руках у него больше не было винтовки, не было и топара, и заострённой жерди. В груди горели осколки, было трудно дышать, но зато он чувствовал своё дыхание. Он улыбнулся, подумав о Варваре, милой Варенькке, о Лизе и Катеньке, в песне ветра слыша их голоса, смех, улыбку. Нет, он не должен просто так потеряться в этом бесконечном лабиринте, он уже начал чувствовать себя, слышать себя. Ветер принёс звуки музыки, ту самую мелодию. Её пела Варвара, тихо, шепотом, ласково, чуть слышно, и он пошёл на её зов, увидев, как на чёрном небе вспыхнула яркая звезда.
Лиза осторожно вошла в комнату и застыла у двери. Мама лежала на кровати, будто бы смотря в потолок или небо, лицо спокойное, умиротворённое, казалось, что она даже улыбается, если бы не плотно сжатые веки. Лиза вздохнула, села на край кровати и взяла безвольную руку. Варвара была холодная, но пульс хорошо прощупывался, пускай и редкий, а слабое дыхание улавливалось ухом, когда на улице затихала обычная городская возня. Мама спала вот уже вторые сутки, резко впав в это летаргическое состояние после того, как они услышали в новостях о взрыве на химическом заводе. Лиза тогда пыталась обнадёжить, что это другой завод, что там не было Алексея, но город был небольшой, и завод был один на весь город. Варвара с трудом дошла до кровати, держась за стену и, как была в домашнем костюме, так и уснула.
Этим вечером Лиза стала бить тревогу, мама не просыпалась. Она оборвала провода всем, добившись от бывшего лечащего врача конкретных инструкций, вспоминая рассказы Алексея, никогда не думая о том, что ей одной придётся с этим столкнуться. Лиза всё сделала, как ей приказал врач, на помощь прилетела Соня после работы. Они вместе раздели Варвару, уложили на сменные простыни и клеёнку, обмыли тело, всё же она жила, и организм выполнял всё, что от него требовалось. Потом всю ночь она плакала, пыталась растормошить, разбудить маму, лежавшую неподвижно, как труп. Катя тоже плохо спала, много кричала, волновалась, плакала без повода, утром Лиза была без сил, еле волоча ноги.
Днём пришла Лера, отпросившись у родителей, боявшихся выпускать на улицу детей. Она бы пришла раньше, но пришлось отсидеть все онлайн уроки, выслушивая монотонный бубнёж учителей, не привыкших работать с аудиторией в сети, когда не видишь глаз учащегося, не понимаешь, кто тебя слушает, и есть ли хоть кто-то по ту сторону экрана. Лера не стала расспрашивать о том, что случилось с Варварой, мельком увидев в приоткрытую дверь её на кровати, накрытую белой простынёй, она забрала Катю на улицу, дав Лизе немного выдохнуть.
Очень хотелось спать, но лечь на кровать Лиза побоялась. Она набрала ванну, быстро вымыла посуду и легла в неё, забыв про любимую пену, про ароматические масла, которые ей подарила Марина, тут же уснув. Проснулась она через час, вода уже остыла, она успокоилась. Лиза вытерлась и ушла в комнату за чистыой одеждой. Мама всё ещё спала, она проверила простыни и легла рядом с мамой, прижавшись, целуя, плача в полголоса, прося её проснуться. Лиза снова провалилась в глубокий сон без сновидений, проснувшись через час или больше, вспомнив о том, что скоро должна придти Лера. Она оделась и убежала на кухню, готовить еду для ребёнка и что-нибудь перекусить для них, Лиза забыла поесть, и теперь пошатывалась от голода. Она стала улыбаться, ей показалось, что мама стала теплее, и веки расслабились, а улыбка после её поцелуев стала более явной.
Лера тихо вошла, закатила коляску и стала раздеваться. Девочка недавно проснулась и ещё зевала, рассматривая мир вокруг себя прищуренными глазками. Лиза вышла из комнаты ей навстречу и прикрыла дверь.
– Только что проснулась, есть хочет, чмокала в лифте, – доложила Лера.
– Это хорошо, а то из-за зубов стала мало есть, еле-еле впихиваю, пюрешки так вообще с боем, приходится заталкивать.
– Я помню, –¬ негромко рассмеялась Лера и покосилась на дверь.
– Мне кажется, что скоро очнётся, – прошептала Лиза, на глазах у неё навернулись слёзы. – Спасибо, что выручила, а то я думала, что просто упаду.
Лиза обняла Леру, девушка всхлипнула в ответ, заразившись от неё тревогой.
– Да ладно, мне несложно, – ответила Лера, утерев две крупные слезинки, выпавшие из глаз прямо на нос. Они переглянулись и рассмеялись, не желая больше хандрить.
– Давай раздевайся, будешь её кормить, – Лиза взяла дочку, девочка радостно задрыгалась, узнав маму. – Ой, а кто тут покакал?
– Давай я помою, – с готовностью предложила Лера, прошедшая, как назвала это Варвара, курс молодой матери у них дома, умея делать уже почти всё.
– Бери! – Лиза отдала дочку, совершенно не стеснявшуюся Леры, иногда Лиза ловила себя на мысли, что ревнует дочку к Лере, так легко принявшей
