настоящей Москвы. Следователи обнаружили тело пятнадцатилетней девочки, выбросившейся с балкона квартиры на четырнадцатом этаже. Следующий кадр вывел встревоженное лицо пожилого консьержа, он, заикаясь, рассказывал, что Ксюша пришла домой подавленная, он видел, что ей плохо. Мужчина так расчувствовался, что заплакал, а оператор вывел его слёзы крупным планом. Из всей этой нарочитой тревожности, давящей музыки на заднем плане и комментариев корреспондента от внимательного зрителя не ускользнуло то, что мужчина был искренен в своём горе. Он не пытался прятаться от камеры, казалось, что он и забыл про то, что его снимают.
Музыка перешла в грязные обертона, заставляя желудки зрителей пульсировать. Показали кадры квартиры, пол, измазанный кровью, сбитое бельё на кровати, разбросанные вещи, определённо здесь велась борьба. Корреспондент рассказывал, что в квартире было обнаружено два трупа с колотыми ранениями от кухонного ножа, оружие преступления так и осталось в горле у одной из жертв. Это был ранее судимый безработный гражданин пятидесяти трёх лет, который уже привлекался за попытки изнасилования. Его пригвоздили ножом к матрасу, на экране схематично показали, используя 3D-модели, чтобы не травмировать психику зрителей. Голова его лежала на матрасе, нож прошил горло чуть ниже затылка, также у него был отрезан половой орган. Второй жертвой была мать погибшей девочки, ей закололи тремя ударами ножа в горло. Следователи рассматривают две версии, что рецидивист, с которым выпивала мать девочки, напившись, изнасиловал девочку, а потом убил мать. Но больше они склонялись к версии, что мать присутствовала при изнасиловании дочери. Об этом говорили факты: на руках рецидивиста не было синяков, в комнате отсутствовала борьба, кроме той части, где была установлена кровать, а на теле девочки были обнаружены синяки от других рук, более тонких, чем у мужчины, видимо, её кто-то ещё держал во время изнасилования. По версии следствия, мужчина уснул после преступления, прямо на полу, а мать девочки ушла на кухню пить дальше. Скорее всего, пришедшая в себя девочка, ворвалась на кухню и у неё с матерью завязалась борьба, и девочка её убила, а потом убила и насильника.
Репортаж продолжался, Варвара убавила звук и взглянула на Каролину, она нервно щелкала зубами, кусала губы от злости.
«Ты могла придти к ней раньше?» – беззвучно спросила Варвара.
– Нет, я не могу этого видеть, я слышу их запах, когда они открывают свою личину. Я же не господь бог, который всё видит. Ты сама знаешь, его нет, и не было никогда в этом мире – ответила Каролина, она свернула вилку в узел.
«Его нет и там, ты это знаешь», – сказала Варвара и выключила телевизор. Она забрала вилку у Каролины и поставила перед ней белую чашку с чаем и тарелку с пирожными.
«Жаль, что мы не можем придти раньше», – сказала Варвара, садясь на место. Она пила чай из такой же полупрозрачной белой чашки с блюдцем, на котором были нарисованы крохотные розовые и желтые цветы, соединявшиеся в затейливый венок.
– Если вурдалак позовёт меня, я его услышу, но не смогу понять, зачем он зовёт меня. Их много, я слышу их постоянно, прямо сейчас! – Каролина схватилась за голову, сжав пальцами виски. – Это невыносимо, так больно, я схожу с ума!
«Доедай и пойдём на озеро поиграем», – сказала Варвара, Каролина заметно повеселела.
– А можно я опять буду маленькой девочкой? Мне так хочется, можно? – попросила она.
«Ты сама должна выбирать, кем хочешь быть. Это не я решаю», – рассмеялась Варвара.
– Да? Правда? – удивилась Каролина.
«Правда, сама попробуй, взгляни в себя, чего тебе больше хочется?» – Варвара взяла её за руку и погладила пальцы.
– Чтобы ты была моей мамой, –прошептала Каролина, вместо слов у неё вырвалось облако из цветочного аромата, она смущённо засмеялась и добавила: «Ты же тоже этого хочешь, я чувствую это у себя внутри».
Варвара ничего не ответила, загадочно улыбнувшись, и кивнула, в знак согласия.
23. Выбора нет
Варвара сидела в кабинете Петра Михайловича и изучала договор, рядом на столе лежали счета, она уже в уме всё сложила и ехидная улыбка никак не сходила с её губ. Пётр Михайлович вошёл и сел за стол, протиснувшись между шкафами. Кабинет был небольшой и скорее походил на переоборудованную кладовую, по периметру стояли шкафы, забитые папками, короткий стол, три стула и большой монитор. За входной дверью у стены притаилась видавшая виды вешалка, на которой висели белые халаты и пакеты с перчатками.
– Чему улыбаетесь? – спросил он Варвару, заметив её улыбку, спрятанную под маской.
– Да так, поражаюсь, сколько, оказывается, стоит моя жизнь, – шепотом ответила Варвара.
– Жизнь – это дорогое удовольствие, – заметил он и добавил, протягивая ей папку с результатами обследования. – Ваша жизнь дороже любых денег, у савана карманов нет.
– Я знаю, – кивнула в ответ Варвара и пролистала папку. – Мне всё уже рассказали, выбора нет, если я правильно поняла.
¬– Не совсем, выбор есть всегда, например, можно усилить вашу компенсационную терапию.
– А разве в этом есть смысл? – спросила Варвара.
– Возможно, надо попробовать и посмотреть на реакцию вашего организма. Моё мнение вы знаете.
– Знаю, резать к чёртовой матери! – улыбнулась Варвара.
– Именно, не дожидаясь перитонита, – он улыбнулся в ответ и вздохнул. – Спасать нечего, вырезать кусочки не получится, опухоль увеличилась в три раза и будет расти, судя по всему.
– Значит, выбора нет, – прошептала Варвара. – Не хочется опять ложиться в больницу.
¬– Не хочется, но это же ненадолго, если всё пройдёт гладко, то через неделю вас выпишут домой. А через месяц сможете снова вернуться к тренировкам.
– А если не поможет? – спросила Варвара. – Если дело не в этом, а в моей голове? Может я сошла с ума? Я читала, очень похоже.
– Нет, с вами всё в порядке. Я, конечно, не психиатр, и это моё частное мнение. Поэтому я попросил моего товарища побеседовать с вами, он как раз специалист по этому профилю. Надеюсь, что он рассеет ваши сомнения.
– Он психиатр? Будет задавать мне неудобные вопросы и смотреть на мою реакцию? – рассмеялась Варвара.
– Хорошо, что вы смеётесь, нужен положительный настрой, чтобы не придумать себе болезнь. Он всё равно увидит это. Пойдёмте, он ждёт вас в смотровой, – Пётр Михайлович взял папку с её картой и вышел из-за стола.
Варвара встала, забрав документы, и вышла в открытую Петром Михайловичем дверь. Он проводил её до ближайшей смотровой, в комнате была одна кушетка, застеленная чистой пелёнкой, а за столом сидел большой мужчина с лысеющей головой и круглыми очками на большом носу. Тонкая золотая оправа терялась на большом лице, а умные карие глаза смотрели на вошедших внимательно и в то же время доброжелательно.
– Варвара Андреевна, это Игорь Сергеевич. Вы можете быть с ним откровенны настолько, насколько считаете нужным, – представил его Пётр Михайлович. – Всё равно он узнает то, что захочет.
– Добрый день, Варвара Андреевна, – психиатр встал и приветливо улыбнулся. – Пётр делает из меня следователя из Гестапо, отчасти он прав, но вы не на комиссии, поэтому бояться нечего.
– Просто Варвара, если можно, – прошептала она, садясь на кушетку.
¬– Я пойду, Варвара Андреевна, я с вами прощаюсь. Звоните, когда решитесь. Но не раньше, чем завтра, надо переспать, решить свежей головой, – сказал Пётр Михайлович и вышел, закрыв за собой дверь.
Варвара посмотрела ему вслед, а потом повернула голову к психиатру. Он стоял рядом с ней и внимательно следил за её действиями.
– Что я должна делать? – спросила Варвара.
– Я думаю, что следует начать с осмотра, – сказал он, голос его был низкий и спокойный, сразу располагающий к себе собеседника. – Для начала, снимите, пожалуйста, вашу маску.
Варвара сняла чёрную маску, положив её рядом на кушетку. Он долго всматривался в её лицо и молчал, заставляя волноваться. Психиатр достал из ящика металлический молоток и набор одноразовых игл для иглотерапии, положив всё на поднос так, чтобы она видела.
– Я прошу вас, Варвара, раздеться до белья, мне нужно проверить ваши рефлексы.
– Хорошо, – кивнула Варвара и отстегнула протез.
Он помог ей снять с ноги и сел за стол, что-то записывая в карту. Варвара разделась, сложив джинсы и футболку с длинными рукавами на кушетку. Он не смотрел на неё, продолжая писать.
– Вам не холодно? Могу прикрыть окно? – спросил он.
– Нет, не надо. На улице уже тепло, так приятно пахнет весной, – шепотом ответила Варвара.
– Хорошо, а вы не мёрзнете дома? Не бывает у вас ознобов или хочется закутаться в тридцать три халата? – он повернул к ней голову и улыбнулся, она улыбнулась в ответ.
– Нет, не хочется. Мне не холодно, даже не знаю почему. Раньше я была довольно мерзлявая, куталась в халаты, как вы сказали.
– А что сейчас, совсем не мёрзнете?
– Да, сплю с открытым окном, дома хожу голая, извините, за такую подробность, – ответила Варвара.
– Не стоит извиняться, можете говорить со мной откровенно. Не обращайте внимания на мою гендерную принадлежность, сейчас я врач, а не человек, – сказал он.
– Интересно, а врач не должен быть человеком? – удивилась Варвара.
– Должен, если в общем понимании объяснять этот термин, а так нет, иначе будет слишком слаб, чувств не должно быть, а то будет слишком много ошибок, –¬ ответил он. – Чувственное понимание мира стоит оставить поэтам, художникам, верующим.
– Я понимаю, мне такое уже говорили, один знакомый хирург. Он говорил, что если будет думать обо всех, кто умер на его столе, то сопьётся или повесится, – сказала Варвара.
¬– И что с ним произошло? – спросил психиатр, поймав её взволнованный взгляд.
– У него случился инфаркт, – и он умер в своей же больнице на своем же операционном столе, – прошептала Варвара. Это был мой хороший друг, мы вместе учились в школе. В этот день ему привезли двух мальчиков после ДТП, они умерли прямо во время операции, а вечером и он… не смог, получается не быть человеком, да?
– И никто не может, – ответил психиатр. –¬ Вот я, например, пью, и очень много, так считает моя жена, а у меня иное мнение, могу и больше, если захочу. Вернёмся к осмотру, встаньте, пожалуйста.
Варвара встала. Он подошёл к ней, нависнув огромной массой, от него пахло хорошим одеколоном, неброский приятный запах, дорогими сигаретами и женскими духами. Ей это понравилось, она никогда не любила мужчин, которые обливались одеколонами и туалетной водой, как её прошлый муж под конец совместной жизни. Он заметил её улыбку и, взяв с подноса молоток, неожиданно ударил её в левое плечо, потом в правое. Удары были несильные, Варвара не успела среагировать на первый удар, но второй уже заранее напрягла мышцы, с удивлением посмотрев на психиатра.
– Вы, наверное, думаете, а не сошёл ли сам доктор с ума? – спросил он, усмехнувшись. – Нет, не сошёл. Я хотел посмотреть за вашей реакцией.
– Ну и как?
– Реакция в норме, – он постукал молотком по её рукам, несколько раз ударил в живот, удовлетворённо кивнув. – У вас хороший корпус, занимаетесь где-то?
– Да, меня ребята во дворе тренируют, хотят сделать из меня чемпионку, – прошептала Варвара, смущённо улыбнувшись. – Но это только верхний корпус, ноги я не трогаю.
– И не надо, у вас и так большая нагрузка на правую
