Каролина слегка дрожала, прижимаясь ближе к Варваре, чтобы согреться. Варвара повернулась к ней и крепко прижала, они долго смотрели друг другу в глаза, осторожно целуясь, как будто в первый раз. Варвара почувствовала, как молодеет, понимая, что это всё её галлюцинации, фантазии.
– Ты не боишься? – беззвучно спросила Каролина.
«Очень боюсь», – ответила Варвара и улыбнулась, она чувствовала левую ногу, полноценную, с мясом на кости, ровную и красивую, как и раньше.
– Почему ты боишься? Это же нужно тебе, иначе ты умрёшь, – обеспокоенно сказала Каролина, на глазах у неё заблестели слёзы, она зашмыгала носом.
«Я боюсь, что потеряю тебя», – ответила Варвара.
– Не бойся, я тебя всегда найду, как ты нашла меня, – ответила Каролина, осыпая её поцелуями.
Варвара села, Каролина поднялась за ней. У Варвары были длинные ровные волосы, как раньше. Каролина сняла с неё ночную рубашку и стала заплетать её волосы в тугую косу. Закончив, Каролина распустила косу, выпуская на свободу волны чёрных волос.
«Я не хочу тебя потерять», – сказала Варвара, гладя лицо Каролины.
– И никогда не потеряешь, – отвечала Каролина, целуя её пальцы.
Они легли, крепко обнявшись. Одеяло взлетело вверх и мягко опустилось на них, шум на улице совсем стих, наступила глубокая ночь. Каролина засыпала, подрагивая, просыпаясь, слыша пение Варвары, тихую нежную колыбельную, и успокаивалась. Варвара смотрела на неё и успокаивалась сама, последнее сомнение было разрушено уверенностью Каролины, и ей всё равно, в каком мире она будет жить, в реальном или мире грёз, пусть будет, что будет. Сейчас все терзания по поводу внезапно проснувшейся гомосексуальности не волновали Варвару, ей не перед кем было стыдиться, незачем стыдить себя. Она поцеловала закрытые глаза Каролины, солёные от засохших слёз щеки, горячие губы, уносясь вместе с ней на озеро, к маленькой Каролине, строившей на пляже замок из песка, смешной, в белой панамке, расшитой весёлыми птичками.
24. Лось
В доме было тихо, в предрассветный час жалобно поскрипывали доски, разговаривая с забрёдшим мимоходом ветром, постанывала остывающая печка, выдыхая из себя последнее тепло. Ветер, побродив по дому, исчезал, чтобы шелестеть травой снаружи. Всё стихало, и можно было услышать, как бьётся сердце у того, кто спит рядом, как вдруг взволнуется дыхание, а потом успокоится, и сердце затихнет, отбивая ночную мелодию тук-тук, тук-тук.
Ксюша просыпалась раньше всех. Она долго лежала с открытыми глазами, разглядывая тени на потолке, вдыхая запах остывающей печи, испечённого с вечера хлеба, липовых и сосновых досок, утренней свежести травы, ароматов ночных цветов, которые приносил ей ветер. На соседней кровати спала Алёна, их положили головами друг к другу, чтобы было удобнее болтать до поздней ночи, посмеиваясь над тем, как ворочаются Игорь и Лена в соседней комнате, отделённой от них тонкой стенкой. Девочки знали, что пытаются скрыть от них взрослые, забывая о том, что не раз и не два ритуальное пожирание оленя или зайца возле костра заканчивалось безумными играм взрослых, пока девочки доедали самые лучшие куски. Если была Каролина, то она играла с ними, валяя их по траве, нападая, кусая, получая в ответ острые укусы молодых щенков. Потом они шли в баню, мокрые, грязные от крови, с горящими глазами.
Ксюша встала с кровати и бесшумно вышла из дома. На небе ещё светила яркая луна, до рассвета было много времени, достаточно, чтобы она вволю нагулялась. А она любила гулять по ночам, слушать пение ночных птиц, забираться далеко в лес, пытаться понимать язык деревьев, зверей, выныривавших из чащи, доброжелательно тыкая её в ноги или бок. Алёна рассказывала ей, что так она учится и скоро поймёт, как надо, что она должна делать.
Ксюша подошла к умывальнику, висевшему на стене слева от входа, сняла ночную рубашку и повесила её сушиться. Она тихо умылась, полив себя из ковша ледяной водой, сбрасывая последние чары сна. На верёвке всегда висел чистый сарафан, она выбирала тот, который ей сейчас нравится, платье всегда было ей по размеру, а рубашку она вешала рядом, чтобы короткий дождь днём и солнце освежили её перед ночью. Она стояла у небольшого зеркала и расчёсывала длинные волосы, как быстро они у неё отросли, как изменилось её лицо без тонн макияжа, к которым она привыкла переписывать себя в угоду кому-то, теперь она не понимала, для кого это делала. Она научилась любить себя, своё ещё детское лицо с длинным носом, светло-карие глаза, тонкие тёмно-русые волосы, которые она ненавидела, по нескольку раз в год перекрашивая в разные цвета. Она заплела две косички, украсив их голубыми лентами и примерила бледно-розовый сарафан, сегодня он ей нравился больше, но это потом. Она положила его на лавку и вышла на середину поляны. Лунный свет погладил её тело, Ксюша улыбалась, маша приветливо подруге Луне, а потом легла в траву. Мокрая от росы трава обхватила её, щекоча, играя с ней, Ксюша тихо смеялась, сама не замечая, как она движется по поляне, передвигаемая травинками, они качали её, будто бы танцевали. Девочка плыла в этом травяном озере, переворачивалась на живот, хохоча, резвясь с зеленым другом. Наигравшись и порядком замёрзнув, она бежала к лавке и одевалась, платье было тонкое, но быстро согревало, а роса, оставшаяся на коже, превращалась в масло, Ксюша чувствовала свой запах, запах травы и летнего дождя. У каждого был свой запах, но ей больше всего нравился запах травы, её запах. Алёнка пахла ягодами, земляникой и мятой, а ещё ей нравилось, как пахнет Каролина, Ксюша испытывала к ней сильные чувства, про себя называя её сестрой, старшей и сильной, пока Каролина не угадала её мысли, согласившись стать старшей и строгой сестрой. Ксюша повертелась у зеркала и побежала в лес.
Деревья тревожно зашелестели листьями, старые сосны завыли в вышине, раскачиваясь без ветра. Ксюша встала на месте и прислушалась, лунная поляна осталась позади, совсем недалеко, но больше не было слышно мелодии молодой луны, запаха и шелеста травы. Лес молчал, тревожился, пытался что-то передать ей, предупредить. Девочка подошла к старой ели и прижалась к ней лицом, вдохнула запах тягучей смолы, и перед глазами вспыхнули жуткие картины. Она не слышала криков ужаса, она не видела, кто и кого рвет, где это происходит, зачем, принимая боль, пульсирующие колебания страха и боли от дерева. Ксюша отпрянул от дерева и огляделась, лес зашумел ещё сильнее, сомнений не было, кто-то её звал, прямо сейчас. Она твёрдо пошла в чащу, но не успела сделать и сотни шагов, как к ней вышел Огонёк. Волк лизнул ей руку огненным языком, это было немного больно и очень приятно, хотелось смеяться. Она села и погладила волка, пристально смотря ему в глаза. Волк стал её другом в первый же день, когда Каролина привела её в этот лес. Ксюша не пыталась понять, как они здесь очутились, как стремительно приближающийся к лицу асфальт сменился сладкой прохладой хвойного леса, а боль, на долю секунды разбившая её на части, превратилась в серый туман, который рассеялся перед глазами, а из него вышел Огонёк. Она не испугалась волка, Ксюша с детства любила собак, мечтая о том, как она заведёт себе кого-нибудь, заберёт из приюта дворняжку.
Волк уткнулся мордой в неё, принимая ласку, радостно рыча, когда она мяла его уши, чесала за загривком и делал всё, что хотела. Могла повалить его на землю, измять, укусить, а свирепый зверь был не страшнее щенка рядом с матерью. Волк поднял морду и тихо проскулил.
– Ты знаешь, куда надо идти? – спросила Ксюша. Волк опустил морду, в знак согласия. – Тогда пошли, может нам надо кого-нибудь разбудить?
Волк отрицательно покачал головой. Он повёл в непроходимую чащу, голые ступни кололи острые камешки, торчащие из земли старые ссохшиеся корни, Ксюша пока неуверенно ходила по лесу, натыкаясь, запинаясь, часто падая, раздирая в кровь колени, ступни. Алёна пыталась её учить, как видеть лес, не смотря под ноги, не смотря вперёд, но Ксюша часто отвлекалась на разные звуки, слушала разговоры птиц, деревьев, и падала, не заметив выступающий корень или камень на дороге.
Они шли долго, лес становился тревожнее, плотнее сдвигались колючие кустарники, а лунный свет не мог проникнуть сюда. Пробираясь в полной темноте за горящей спиной волка, Ксюша слышала эту пульсирующую волну, которая так насторожила её. Это была боль, она смогла распознать её, понять природу и шла вперёд, не задумываясь, перестав чувствовать уколы камней, царапанье колючек кустарников. Огонёк тоже с трудом пробирался, не то, чтобы лес не пускал их, нет, лес сжимался, как раненый зверь, боялся.
Тропа закончилась, пропала. Перед ними встал непроходимый бурелом, даже волк замешкался, не зная, как его обойти. Пока он думал, Ксюша увидела узкий лаз и пролезла сквозь наваленные в опасном беспорядке стволы трухлявых деревьев, засыпанных мокрой землёй, камнями. Этот бурелом напоминал фортификационные сооружения средневековых замков, опыт строительства которых люди переносили в города, строя баррикады на площадях и улицах во время восстаний.
Волк пополз за ней, и они выбрались на тёмную поляну, где у толстой сосны лежало огромное тело.
Волк щёлкнул зубами, Ксюша сделала то же самое, почувствовав запах горячей крови. Они подошли ближе, у сосны лежал огромный лось. Животное было ещё живо, булькающее дыхание раздавалось редко, вырывая потоки кровавой пены из растерзанного нутра. Света было мало, свечение от шерсти волка помогало, но слабо, а Ксюша видела всё, глаза адаптировались к темноте, ей свет был не нужен. Лось был растерзан, из вспоротого брюха торчали внутренности, лапы были изгрызаны, а из шеи капала кровь. Кто-то или что-то напало на него, но не стало есть, желая просто покалечить, глотнуть крови и скрыться. Так не могли поступить волки, рыси, живущие в этом лесу, никто и никогда, если кого-то и убивали, съедали, то полностью, без остатка, желая утолить честный голод.
Ксюша села рядом с лосем, погладила его по морде и стала распутывать волосы. Она не понимала, что делает и не пыталась думать, знание само входило в неё, заставляя действовать. Волк стоял рядом, наблюдая за тем, как она готовится, готовый выполнить любое её приказание. Ксюша распутала волосы, сняла платье, положив его на чистую траву. Ей было холодно, тонкая кожа покрылась мурашками, молодая девичья грудь окаменела.
Она подошла к сосне и оторвала кусок коры, дерево склонило к ней ветви, и Ксюша отломила тяжёлую ветвь с молодыми иголками. Дерево выпрямилось, охнув от напряжения. Девочка ушла в глубь леса, оставив волка рядом с лосем, понимавшем её без слов.
Вскоре она вернулась с охапкой разных трав. Встав на колени рядом с лосем, Ксюша стала жевать травы, сплевывая зелёную жижу на внутреннюю сторону коры, как на тарелку. Отломив от ветви небольшую веточку с иглами, она протянула руку к Огоньку, волк рыкнул, обдав ветку огнем, стараясь не задеть пальцев девочки, подпалив кончики ногтей. Ксюша намазала зелёную жижу на опалённую веточку и стала вычищать брюхо лося, изгоняя оттуда набежавших паразитов, вычищая землю, запёкшуюся кровь. Работала она долго, в конце вымазав внутренности соком, оставшимся на коре от травяной мази.
Ксюша выбрала на ветке
