Баба Яга

будет, точно будет, потом, когда они найдут Алёнку, вернуться обратно, домой, они оба понимали, где теперь их настоящий дом. Они не договаривались, ни словом, ни жестом не обмолвившись об этом, прочитав всё в глазах друг друга, в любящих тревожных глазах.
– Ты давно встала? – спросил Марк, звук голоса здесь всегда тонул в пустоте, распадаясь на затухающее эхо, поэтому чужую речь было почти невозможно услышать, было понятно, что кто-то говорит, очень тихо, неслышно.
– Нет, как обычно, – Ксюша достала из сумки широкий костяной гребень и стала расчёсывать волосы.
Марк смотрел на неё и улыбался. Он потянулся к ней, и она поцеловала его, короткий нежный поцелуй, чтобы не расслабляться, не терять бдительность. Любовь, она, как и усталость, была очень коварна в этом месте, в этом мире, успокаивала, лишала сил, воли, порабощала. Обменявшись счастливыми взглядами, Марк и Ксюша тихо рассмеялись, день начался как обычно, внутри зарождалась уверенность, что они идут правильно, что чутьё волка и чувство Ксюши, нередко уводившей их в сторону, потому, что так подсказывала ей вспыхивающая на шее красная ленточка, которая обжигала кожу, предупреждая об опасности, подсказывая верную дорогу. Марк встал и стал делать зарядку. Вернулся волк, бодрый, размявшийся. Он лёг у ног Ксюши, уткнувшись мордой в валенки.
Они поели, не торопясь, заставляя себя тщательно прожевать каждый кусок. Волк тоже ел с трудом, выплёвывал обратно, подбирал и глотал, сильно кашляя. Молоко обжигало, как огненная вода, от него болело горло и пищевод, начинали гореть вены и артерии на руках и ногах, а потом загоралось и всё тело, готовое продолжать путь, готовое к бою. Собирать особо нечего, остатки хлеба и сыра и пустой кувшин молока бережно убирались в сумку. Ксюша и Марк не снимали одежды, здесь было ни жарко, ни холодно, но одежда защищала от мерзкого запаха и прятала их запах. Ксюша иногда снимала шапку, так ей лучше было слышно, и сама ловила ускользающий от неё запах, невидимым шпионом улетавшим в ночь.
Они долго шли вперёд, не встретив по пути никого. Пейзаж менялся, внезапно вырастали горные гряды, рассеивающиеся при подходе к ним, несколько раз они проходили через мёртвый лес, в котором кроме скрипа деревьев на ветру ничего и не было. Исчезли курганы, и перед ними открылась широкая бесконечная степь. В нос ударил запах пожухлой травы, трудно было поверить в это, после мёртвой пустыни. Трава вздымалась под порывами ветра и опускалась обратно, поникнув сломанными стеблями.
– Уходим, – прошептала Ксюша, бросившись влево от дороги в гущу травы.
Все последовали за ней, бесшумно скрывшись в траве. Они легли на землю и стали ждать. Ксюша могла и ошибиться, волк тоже ошибался, улавливая запах врага слишком далеко от них, они могли подолгу лежать в укрытии, никого так и не увидев. Но сейчас волк тоже нервничал, он царапал землю когтями и еле слышно рычал, держа пасть закрытой, чтобы не выдать себя искрами пламени, клокочущего внутри него.
Марк следил за дорогой, тревожно вглядываясь туда, куда они шли ещё несколько минут назад. В этом направлении чернела небольшая туча, стелившаяся по земле. Она долго не росла, пока внезапный порыв ветра оттуда не принёс к ним мерзкий запах вурдалаков. Все закашлялись, не в силах терпеть эту вонь, даже волк с трудом дышал, стиснув зубы. Туча скакнула вперёд, приблизилась, и можно было разглядеть, что это были сотни, если не тысячи вурдалаков, бежавших, идущих, сталкивающихся друг с другом, дерущихся, выясняя, кто прав и куда следует идти. Многие из них уже потеряли тело: ободранные до кости, с кусками болтающейся гнилой плоти, как болтается изношенное рубище на нищем. Те, кто был слабее, падал, вгрызался в ногу противника, ронял его на землю, продолжая ожесточённый бой. Уже казалось, что они забыли про свою цель, неистово отдавшись в истязание друг друга, но раздался тяжелый низкий звук, такой можно было бы извлечь из толстой трубы, переделанной под примитивный духовой инструмент, и все встали, готовые идти дальше. Марк увидел, что звук издал самый маленький из них, с ободранным до костей лицом, огромной уродливой головой и длинными руками. Этот карлик выглядел ужаснее всех, низкий, будто вбитый в землю, с длинными толстыми руками и толстыми, как пни, ногами. Он дул в чёрную изогнутую трубу, пока все не выстроились в ряд. Оглядевшись, карлик уставился в то место, где лежали Марк и Ксюша с волком, но ничего не увидел. Что-то терзало его, он принюхивался, топтался на месте. Потом он резко повернулся в другую сторону, туда, где показались чёрные скалы. Марк до этого не видел их, и вся орава двинулась к скалам, не разбирая дороги, запутываясь в траве, падая, вскакивая, выдёргивая недавних противников из пут травы, мешавшей им идти. Туча уходила всё дальше, в широкой степи их было прекрасно видно, пока не слилась с чёрными горами.
– Алёнка! – в ужасе прошептала Ксюша, ленточка на шее сильно жгла её. – Она там, они идут за ней!
– Или за нами, – прошептал Марк. – Если мы пойдём за ними вслед, то попадём в ловушку. Мне этот карлик не нравится.
– А что ты предлагаешь? – спросила шепотом Ксюша.
– Обойдём справа, – предложил Марк.
Волк зарычал, и они умолкли. Через некоторое время из травы поднялось несколько фигур, они огляделись, долго принюхивались, и побежали следом за чёрной тучей. Ксюша сильно сжала руку Марка, давая понять, что она всё поняла. Ленточка перестала жечь шею, видимо, вурдалаки ушли от Алёнки в сторону. Ксюша мысленно спросила ленточку, где Алёнка, прячется ли она в горах? Ленточка сжала ей горло, так бывало всегда, когда она задавала правильные вопросы. Они пришли в нужное место, она улыбнулась, стало легче дышать, хотя здесь, в этом чёрном ничто, дыхание не имело значения.
Подул сильный ветер. Волк принюхался и вышел из укрытия, за ним поднялись с травы Марк и Ксюша. Огонёк побежал назад, остановился, оглянувшись, и еле слышно зарычал. Марк и Ксюша пошли за ним, горная гряда растаяла в чёрной дымке, волк забирал все глубже в степь, пока они не вошли в заросли очень высокой травы. Толстые сухие стебли были выше Марка, приходилось с силой пробиваться через эту изгородь.
Стебли ломались под натиском Марка, продиравшегося с топором в руках, разрубая, сминая особо упорные. Острые концы сломанных сухих стеблей норовили воткнуться в бок, ногу, пробить валенки, за время пути задревеневшие до состояния кирзовых сапог, одежда спасала от ударов, уколов, нападения несдававшегося поля, исподтишка хлеставшего твёрдыми стеблями травы по лицу, по голове. Ксюша и Марк натянули шапку до подбородка, дышать стало совсем тяжело, приходилось часто поднимать её, чтобы оглядеться, получая тут же удар стеблем по лицу.
Полоса препятствий закончилась неожиданно, раз и всё, будто её и не было. Они упёрлись в каменную стену горы, мокрую и скользкую. Отвесная стена, без единого выступа, за который можно было бы зацепиться, уходившая в бесконечность, опоясывая дикое поле, шумевшее сухими копьями у них за спиной. Ксюша услышала в этом шуме подсказку, поле больше не сопротивлялось, не боролось с ними, оно шелестело, гнулось вправо, подсказывая путникам, куда идти. Волк провёл когтями по мокрому камню, издав резкий звенящий звук, скала задрожала, как чугунный котёл. Ксюша посмотрела на зверя, он не был даже ободран, полный сил, когда как Марк еле стоял на ногах от усталости. Она пошла направо, держась за чёрную скалу пальцами, что-то подсказывало ей о том, что должен быть более простой путь, они его пока не видят.
Марк и волк догнали её, послушно идя позади. Ксюша прошла дальше, остановилась и вернулась на десять шагов назад. Ленточка на шее ярко зажглась, больше не жаля кожу, пламенем, став тёплой, гладкой. Ксюша  трогала стену, камень был всё такой же: холодный, мокрый и твёрдый. Она сняла шапку и замерла, прямо смотря на камень, чёрная стена подёрнулась зыбкой рябью, как вода в заросшем пруду, когда туда бросили тяжёлый камень, поглотила волнение, снова став неприступной. Она провела рукой по стене, в какой-то момент рука провалилась внутрь, будто бы стены не было. Ксюша улыбнулась и повернула голову к Марку и волку, она кивнула им и вошла в стену, исчезнув.
Марк стоял на месте, не зная, что делать, волк тоже опешил, подбежал к тому месту, куда ушла Ксюша, стал царапать стену лапой, скала недовольно загудела.
– Ну, чего вы стоите? – прошептала Ксюша, вынырнув из скалы.
– Как это у тебя получается? – удивился Марк, волк внимательно слушал, подняв правое ухо, как любопытная собака.
– Стены нет, –¬ прошептала Ксюша. – Надо это увидеть, поверить, а то она не пустит тебя. Вот, смотри.
Ксюша отошла назад и пошла в скалу. Она врезалась в неё, засмеялась, потирая лоб. Потом долго смотрела на место удара и спокойно вошла в каменную стену. Волк тронул лапой скалу в этом месте, скала ответила недовольным звоном, пыхнул пламенем и одним прыжком влетел в каменную стену, исчезнув.
– Однако, –¬ Марк убрал топор в сумку, перевёл дыхание, закрыл глаза и вошёл в стену, больно ударившись лицом. –¬ Ага, надо смотреть.
Он сделал шаг назад и стал смотреть на стену, думая о том, что вера не может быть без знания, одного слова мало. А что он знал? То, что видел сам, стены не было, он верил в стену, а, значит, она была. Но её не было, он это знал, борясь с собой, заставляя верить не испуганным глазам, легко опиравшимся на веру в простые вещи, он стал замечать, что за стеной в мраке стоит Ксюша и волк. Ему показалось, что она машет ему, приглашая пройти. Марк часто заморгал, стены не было, и он вошёл, сильно испугавшись, шарахнулся назад и упёрся спиной в каменную стену, но он был уже внутри каменного коридора.
– Молодец, – прошептала Ксюша и быстро поцеловала его, страх ушёл, Марк успокоился, оглянулся назад и увидел поле, чёрное небо, даже услышал завывание повеселевшего ветра снаружи.
Они стояли в начале длинного коридора, уходившего пологим склоном вверх. Над головой нависли капающие сталактиты, на неровной каменой дороге беспорядочно торчали огромные сталагмит. Куда вёл этот коридор, не было видно, он уходил влево, обходя обрыв, широкую расщелину. Они пошли по коридору, впереди шёл волк, заранее предупреждая их о коварных впадинах и расщелинах, которых с каждым шагом становилось всё больше. Волк дышал ярким пламенем, освещая путь, ловко обходя сталагмиты, играя с ними, пробуя их прочность лапой, один ему удалось сломать и сбросить в расщелину. Марк остановился, желая услышать удар, но звука не было, впадина была очень глубокая, бездонная.
Каменная дорога сузилась, исчезли сталагмиты, над головой опасно висели сталактиты, потолок пещеры опускался всё ниже, а по обе стороны дорожки была бесконечная чернота пропасти. Ноги страшно скользили, Марк пару раз опасно поскальзывался, хватаясь за сталагмиты, Ксюша громко вскрикивала, боясь за него, отчего пещера начинала дрожать, призывая гостей соблюдать тишину, недовольно заскрипев солеными зубами. В подтверждение этого упали впереди три сталактита, острыми кольями врезавшись в каменную дорогу, раскрошившись на десятки острых мокрых камней.
Они продолжили путь. Дорога не кончалась, они поднимались всё выше и выше, гудели забитые ноги, всё чаще поскальзываясь