что делаем, и экскурсии, и лекции в школах, скорее семинары. Но я хотел сказать о следующем: вы, Маша, и Полина, вы вместе оказались сильнее ваших соратников по, честнее и вернее друзьям, общему делу. Вы не сломались, как другие, и у вас гораздо больше силы жить, чем у этих загнанных детей. Об этом, кстати, мне рассказали Роман Григорьев и Олег Константинов. Они опровергли все показания Вадима и Петра, и очень хорошо о вас отзывались.
– Спасибо, Денис, – Маша сжала его ладонь, из синих глаз закапали слезы. – Но я не знаю, как жить дальше? Я боюсь.
– Сначала надо решить вопрос с вашим арестом, все наладится само собой, так всегда бывает. У вас есть родные, друзья, я знаю, что с родителями вы не общаетесь, но вас любят родители Полины, они считают вас, Маша, своей второй дочерью. Вы не одна, если понадобится, то вы можете обращаться ко мне с любыми вопросами, возможно, я вас буду отправлять к своей жене, она умеет учить радоваться жизни.
– Вы мне столько всего сказали, что я уже перестала думать о плохом! – радостно воскликнула Маша, забыв про слезы, тонкими струйками застывшие на щеках. – А как тетя Люба, дядя Егор пришел в себя? Как у него ну, там, ему лучше?
Лучше, он идет на поправку. У родителей Полины оказалось много настоящих друзей.
– Скажите, а как называется этот фонд?
– «Снежинки». Вы знаете о нем?
– Да! – радостно воскликнула Маша. Мы с Полиной даже деньги отправляли и агитировали других. Ромка и Олег точно отправляли, а вот Вадим… черт с ним, я теперь понимаю, что придумала себе эту любовь!
– Хорошо. Давайте все же вернемся к вашему делу. Я хотел вас попросить посмотреть несколько фотографий, – Маша отпустила его руку, глядя спокойным взглядом, и улыбалась. Он открыл на планшете фотографии и долистал до той, где боком стоял неопознанный Вадимом и Петром человек. – Вы знаете, кто это?
– Это Павел Парфенов, я о нем рассказывала. Он нам этот устав написал, ребят на стрельбище возил.
– Вы точно уверены, что это он?
– Точно, я его хорошо запомнила. Это точно он! – звонко ответила Маша.
– Хорошо, а узнаете ли вы этого человека? – Денис достал из пачки распечатанную фотографию майора.
– Это он! Так он майор?! А что это за форма такая, он же не полицейский?
– Это форма офицера государственной службы безопасности. Вы подтверждаете, что этот человек и Парфенов Павел один и тот же человек?
– Подтверждаю! Но его же и по-другому зовут, верно? – Маша сузила глаза, склонив голову на левое плечо.
– Канаев Игорь Валерьевич. Вот его настоящее имя. Он ведет ваше дело, как и покойный Трощук.
Маша от удивления округлила глаза, а потом громко рассмеялась. Сначала смех был резкий, истеричный, но через несколько минут она успокоилась, давясь от ехидных смешков.
– Простите ¬ это все нервы! – воскликнула она и вздохнула. – Вот сука!
В кабинете генерала изменилось все. Это был уже не тот тяжелый кабинет с классической приемной, монументальной мебелью и запахом серьезного министерства. Остались только часы, которые нынешний хозяин перенес к себе, чтобы видеть время. Запах тоже изменился, в нем присутствовали те же нотки превосходства и величия, никуда не деться от переходящего знамени власти над судьбами людей, а общая атмосфера стала прозрачнее, легче. Нельзя сказать, что старый генерал, обживавший новое кресло уровнем выше, был плохим или самодуром. Нет, он был по-своему прав, хорошо разбирался в людях, читая каждого, как рапорт, но из-за опыта, пришедшего с возрастом, был и по-своему не прав, не умел менять первоначального мнения о человеке: один раз увидел, в личное дело внес запись, которую и топором больше не вырубишь.
Анатолий Владимирович был иной формации, он выглядел даже в этом кабинете не как начальник, а как твой коллега, никогда не встречая подчиненных за большим массивным столом, а садясь за общий длинный стол, по-деловому заваленный папками и бумагами. Огромного стола больше не было, вместо него стоял ближе к окну, отдельно от нового овального стола практичный компьютерный стол, который можно было поднимать и опускать, в зависимости от того, хочет ли человек работать сидя или стоя. Стены остались нетронутыми, затевать большой ремонт никто не захотел, стоило сохранить былую атмосферу, «преемственность поколений», так говорил старый генерал.
Часы пробили девять вечера, Денис встрепенулся, выходя из глубокой задумчивости. Он уже все доложил Колобку, и Анатолий Владимирович вот уже час сам изучал протоколы допросов, его отчет, смотрел фотографии, делая короткие заметки у себя в ежедневнике.
– Так, я тебя порядком задержал. Извини, зачитался, – сказал Анатолий Владимирович. – Мне теперь все понятно.
– И что будем делать дальше?
– Пока ничего. Надо найти настоящего убийцу этого Трощука, тогда есть очень неплохие шансы.
– Но эти девочки будут сидеть не за что! Да и все это дело дрянь, ложь от начала до конца! – вскипел Денис, он хотел еще что-то добавить, но Колобок остановил его жестом руки.
– Все понимаю, но сделать напрямую ничего не могу. Дело тоже не столь однозначное, как ты его видишь. Сейчас поясню. Вот, есть как минимум два героя, возьмем их в кавычки, так вот, наши «герои» Григорьев и Константинов. Они не отрицают своих планов, даже гордятся ими. Ребята опасные, не будем повторяться, что дело открыли по другим причинам, но удалось выловить в этой мутной воде двух явных экстремистов.
– Потенциальных, они ничего не совершили, а за слова наказывать нельзя, – убежденно сказал Денис.
– Почему нельзя? – удивился Анатолий Владимирович. – Можно, и еще как наказываем. Дело в том, что наша задача, помимо основной, защита государства, а, соответственно, и правящего строя. Не криви лицо, ты сам знаешь, где ты работаешь. Наши политические взгляды мы должны держать дома, желательно в узком семейном кругу, но это не значит, что мы должны становиться палачами. Да, приходится иногда быть сволочью, могут пострадать невиновные – это неизбежно в нашей работе, но зато мы можем делать ту работу, за которую нам не будет стыдно перед собой. Это и есть основной критерий, чтобы не было стыдно перед самим собой. Наша работа цинична, нельзя ее мерить одним случаем или одной жизнью. Здесь как у врача, например, хирурга, надо считать, кого больше, мертвых или живых, и тут уже либо выдержишь, либо сломаешься. Ты идеалист, я вижу, что еще не зарос панцирем, как мы все. Мой совет такой – не зарастай как можно дольше, тебе это поможет в работе, если не сломаешься. А девочки посидят, ничего не попишешь. Мне искренне жаль их, но, как это ни странно, теперь им ничего не угрожает. Никто их не тронет, я договорился, а, может быть, это будет и полезно им, как думаешь?
– Вы думаете, что мозги на место встанут? –¬ вздохнул Денис.
– Возможно, в любом случае повзрослеют. Это самая отвратительная школа, которую можно было бы придумать, но что есть, то есть. Не переживай, ты сделал свою работу. Всегда можно сделать больше, но пока этого достаточно. Попробуй раскопать про этого Трощука в Магнитогорске, не зря же его пытались убить. Что-то темнят наши коллеги, до сих пор дело найти не могут. Я на тебя выписал допуски, так что вежливо пинай ногой любые кабинеты.
– Все, понял, спасибо, – кивнул Денис.
– И еще, сохрани билеты, потом оформишь командировку. И не спорь, это командировка. Твой суд мы выиграем, в этом нет сомнений. Я в этом вопросе буду главным оптимистом, потом все оформим задним числом. Если расследуете это дело, то тебе и Зотову премию выпишу. Все, отпускаю. Если у меня будут вопросы, я тебе позвоню, ты же не завтра уезжаешь?
– Нет, послезавтра. Завтра у меня встреча с немецким коллегой вечером, пойдем вместе с женой.
– Вот и прекрасно, не думай больше о девочках, они сильные, ты сам это смог понять, справятся. Тем более, и тут я уверен, что ты не станешь меня переубеждать, у них есть теперь настоящий друг в твоем лице. Я прав?
– Друг слишком громко, так, неравнодушный.
– Порой это стоит больше, чем закадычная дружба.
Анатолий Владимирович встал и проводил Дениса, выйдя вместе с ним в коридор. По пустому этажу гулял теплый ветер, пахло цветами и нежелающей отступать жарой.
– Зайди по пути в отдел надо выгонять уже Зотова и Полевую, а то они стали до ночи здесь засиживаться.
– Берут пример с начальства, – ехидно заметил Денис.
– Вот-вот, и меня надо выгонять в шею отсюда, как пробило семь – все на выход! – засмеялся Анатолий Владимирович. – Желаю успеха!
Они крепко пожали руки, и Денис пошел к лестнице, по привычке обдумывая разговор с начальством. Ему стоило больших трудов отделаться от этого бессмысленного анализа, он застыл на лестнице, прикидывая свой список, как предложил Колобок. Пока получалось неплохо, живых было значительно больше, но он помнил каждого из «мертвецов», нет, они ему никогда не снились, он просто не забывал их, не забывал свои ошибки, свою беспомощность.
В отделе сидели Вова и Наташа, причем она сидела на месте Дениса и буравила Вову строгим взглядом. Денис застал их в тот момент, когда Вова уже набрал в грудь воздуха, чтобы ответить ей, но увидел Дениса и расхохотался.
– Привет, полуночники, – Денис пожал ему руку, Наташа протянула свою, и он мягко пожал ее ладонь, она была теплая, Наташа выглядела лучше. – Чего вы тут устроили за единоборство?
– Да вот наш Вова то, оказывается, ловелас! Я его допросила, он мне все выложил! – возмущенно сказала Наташа, но по ее глазам Денис понял, что ей до жути интересно, а строгость и укор всего лишь театр.
– И что же ты совершил, о, презренный? – спросил Денис.
– Он нашел себе любовницу, – ответила за него Наташа.
– Один раз всего было! – стал защищаться Вова.
– Ничего себе, – Денис присвистнул и сел на стул Петра Ильича. – И когда же ты успел-то? Откуда время взял, ты же все время на работе?
– Да, Вова, расскажи нам, откуда. А? – нахмурилась Наташа.
– Да ничего я не искал, так получилось. Я и не думал, что так получится, – оправдывался Вова.
– Это не та мама с четырьмя детьми, которая последняя видела Трощука? Тебе она понравилась, я помню, – предположил Денис.
– Вот что значит старший следователь, – с уважением сказала Наташа.
– Она, – улыбнулся Вова. – Денис, ну разве тебе никто не нравился по работе? Ну, не ври.
– Да, Денис, давай уж сознавайся, – добавила Наташа, переключив свое внимание на застеснявшегося Дениса.
– Было, что скрывать. Я эту девушку недавно встретил, она стала с медными волосами, очень красивая. Если бы я не встретил Алину, то да, почему бы и нет. А так мне Алины хватает, больше никого и не надо, – Денис пожал плечами. – По мне одной любимой женщины более чем достаточно. Вов, а что с Ольгой? У вас все нормально?
– С Олей все прекрасно, я ее обожаю, готов жизнь отдать за нее, – пожал плечами Вова. – У нас с ней ничего не изменилось.
– А как быть с любовницей твоей? – удивился Денис.
– Разберемся, у нас и не такое бывало, все проходили. Ух, если бы вы узнали всю правду про наши отношения!
Он громко рассмеялся, а Наташа вся подалась вперед, глаза ее загорелись, как прежде. Денис улыбнулся и, дотянувшись до стола, погладил ее по ладони. Она улыбнулась ему в ответ, Наташа оживала, становилась прежней, и ей было приятно, что он первый это заметил.
– Как Шамиль? – спросил Денис, решив дать Вове отдохнуть от
